ков оба противника и болельщики собирались в соседнем
парке; условия поединка были относительно гуманными -
до первой крови. Использовать тяжелые, режущие или ост(
рые предметы не разрешалось, но удары руками, ногами или
головой не ограничивались никак.
Вначале ему крепко доставалось от более сильных ребят,
но, имея частую практику, он научился терпеть и побеждать
не только своих ровесников, но и учеников из более старших
классов. Втайне от родителей он даже посещал несколько
месяцев секцию модной в те годы борьбы «самбо».
Однажды, во время такой драки, среди криков болельщи(
ков никто не заметил, как в середину круга вошел мужчина в
военной форме и громко сказал что(то. Через секунду всех
мальчишек как ветром сдуло, и только Наум, сжимая кулаки,
ещё кричал вслед убегающему противнику:
– Трус! Фашист!!
– Почему ты назвал его фашистом? - спросил мужчина.
И, не дожидаясь ответа, протянул носовой платок. - Возьми,
вытри лицо.
Они почти подошли к выходу из парка, когда мужчина на(
рушил молчание:
– Фашисты хуже диких зверей, но они гордятся этим сво(
им званием.
– А вы видели фашистов?
– Да. Наблюдал этих нелюдей и их зверства. Так все(таки
за что ты назвал его фашистом?…
– Он сказал, что все евреи трусы и прячутся в тылу.
Спутник Наума покачал головой, остановился и сказал:
– Послушай, парень, это неправда: евреи защищают свою
Родину и хорошо дерутся. Если было нужно, они сражались
и за свободу другого народа. Например, в Испании.
– А вы были в Испании? А еще где?
– Это неважно. Я человек военный и бываю там, где при(
казывают, но в Испании я встречал одного очень смелого ев(
рея, который сражался с фашистами. Наши пути пересеклись
еще раз, в другой стране. Родом этот смельчак был из Одессы,
хотя по(русски говорил с большим акцентом. Так что - выше
голову, мальчик, и не давай себя в обиду!
Когда Наум вернулся домой, глядя на его вид, бабушка толь(
ко вздохнула:
– Почему же ты дрался сегодня?
– Я бил, чтобы доказать, что евреи не трусы.
– И доказал?
– Не успел. Помешал какой(то мужчина.
И Наум рассказал об этой встрече. Вдруг он увидел, как из
бабушкиных рук падает и разбивается тарелка.
А вечером, когда вернулись с работы папа и мама, все ужи(
нали за празднично накрытым столом. Наум не понял - по(
чему, но был рад, что у всех хорошее настроение и его не бу(
дут отчитывать за очередную драку.
Через десять лет, когда мама рассказала ему историю Да(
вида, Наум понял - в тот день он принес домой маленькую
радость и надежду. Но бабушка больше ничего не узнала о
своем старшем сыне. Она умерла в 1960 году.
Минуло более двадцати лет; Давид не давал о себе знать.
Постепенно мысли и разговоры о нем в семье стали затухать.
Родители давно ушли на пенсию, жили отдельно, и редко, по
юбилейным датам, вспоминали Давида и ушедших в мир
иной бабушку и дедушку…
… Летом Наум с женой и двумя детьми отдыхал на Кавказ(
ском побережье Черного моря. Неожиданно пришла теле(
грамма от родителей, в которой значилось, что они живы(здо(
ровы, но просят срочно связаться по телефону: взволнован(
15
ным голосом отец сообщил о звонке родственников из Одес(
сы: оказией на них буквально свалилась маленькая бандероль
из Англии, от Давида. Отец, естественно, волновался, что при
пересылке по почте весьма вероятен риск утери слишком
дорогой бандероли, и просил съездить в Одессу.
Через два дня Наум уже держал в руках несколько фото(
графий и короткое, написанное на английском языке пись(
мо, и в тот же вечер, по телефону, сообщил чрезмерно взвол(
нованным родителям его содержание. Давид писал, что жив,
хотя и не совсем здоров, живет или в Лондоне или недалеко
от Оксфорда, женат, имеет четверых уже взрослых детей и
внуков. Извиняется, что не сообщает подробностей, так как
уже посылал несколько аналогичных сообщений, а ответа не
получил.
Отпуск был сокращен, и в Москве на семейном совете об(
суждался лишь один вопрос: могут ли повредить Науму, за(
нимающему руководящую должность во Всесоюзном инсти(
туте, контакты с близкими родственниками за границей. Пос(
ле долгих и эмоциональных дебатов, учитывая, что в после(
дние годы появились послабления в туризме за рубеж, по на(
стоянию самого Наума в Лондон было отправлено подроб(
ное письмо с фотографиями. Опережая вопросы и действия
со стороны органов, он сообщил в первый отдел института о
появлении дяди, пропавшего без вести шестьдесят лет назад.
Через некоторое время пришло и радостное, и печальное
письмо от Давида, где он сообщил, что серьезно болен; врачи не
обещают ему много времени, а он мечтает увидеть всех нас.
Более полугода было потрачено на борьбу с бюрократией:
