новой власти. Но дальновидный майор трезво оценил мозговые возможности горе-шпиона. Уже через две недели майор сам зашёл в комнату, сел на колченогий табурет, расставив пошире ноги для устойчивости.
-Начинай работать с завтрашнего утра. Тут один учёный сказал, что если ты потерял память, можешь и не узнать собственную мать. Я, конечно, в это не верю, но на шпиона ты что-то не тянешь. Не такие шпионы у меня ломались. Видно, и правда нечего тебе сказать. Но искать будем. Пока живи и радуйся, что руки у тебя, чёрт побери, не похожи на зэковские.
Майор встал, отпнул табурет в сторону и вышел. Трое сокамерников выждали ровно минуту тишины и враз стали поздравлять Фёдора с послаблением наказания, которое и само по себе им было непонятно. Два портных и столяр были счастливы, что не нужно будет искать нового сапожника. К ним в комнату вполне мог затесаться кто-нибудь из блатных, и спокойной жизни, почти комфортной для приспособленцев настал бы конец.
Сам Фёдор теперь понимал, что он - не он, но тогда кто? Концлагерь Гулаг не был тем местом, в котором строго по плану освобождались люди по окончании срока отсидки. При его неизвестном имени лагерь мог превратиться в место пожизненного проживания. Мог он и лишиться положения 'придурка' - вполне узаконенной касты узников, избавившихся от лесоповала.
Скоро Фёдора снова повели на допрос. Он стал как бы исследуемым животным с умением говорить, трудиться и даже возвышаться над таким же скотом, населявшим лагерь.
-Ну и где же ты научился своему мастерству? - спросил лейтенант из ГПУ. - У фашистов?
-Не помню, где. У немцев я как-то сразу шил сапоги.
-Значит, у немцев. Не у фашистов, а у немцев. У друзей, так сказать, что ли?
-Ну, фашистов, значит.
-Ну, вспомни что-нибудь. Дети ведь, наверно, были, жена? Город, наконец? Хотя бы город вспомни!
-Город... - Фёдор наморщил лоб, полузакатил глаза, почувствовал накат головной боли, растущей откуда-то из затылка, давящей на шейные позвонки.
-Не помню-ю, - почти прошептал, - ничего не помню.
-А я подскажу! - вскричал лейтенант, - Ижевск! Ижевск!
Это слово ударило по вискам, заставило вздрогнуть всем телом, что не укрылось от внимательного взгляда лейтенанта.
-Ага, вспомнил! Вспомнил, наконец? - злорадно вскричал лейтенант. - Ну, продолжай вспоминать!
Проблеск памяти всколыхнул Фёдора на мгновение, пахнуло чем-то знакомым от звучания - Ижевск, но дальше этого слова не пошло. Дальше заклинило, и как ни бился лейтенант, вытрясти из Фёдора ничего не смог. Но что поиски нужно было начинать именно в этом городе, лейтенанту стало ясно.
Пока Фёдор опять старательно кудесничал над нехитрой обувью зэков и снова получил возможность встречаться с Надей, сотрудники НКВД перебирали в городах Удмуртии все сапожные мастреские, показывали, фотографию Фёдора. Удача их ожидала в Ижевске совершенно свлучайно. Сапожников в первые дни войны отправили на фронт, старые работники кто умерли, кто ушли на пенсию, а кто и увидел бы Фёдора в изменившемся зэке на фото, едва ли смог бы признать того довоенного красавца со спортивной выправкой.
Тогда и обратились к весьма пожилому фотографу, который ещё до войны мог столкнуться лицом к лицу с Фёдором, предъявили фотографию. Фотограф согласился охотно, попросил сутки. На следующей встрече огорошил сотрудников НКВД, сообщив не только имя, но и фамилию и отчество человека на фотографии.
-Да это же наш прославленный спортсмен! Лубин Фёдор Иванович! Сейчас, конечно, не похож на мастера спорта, но перед войной и на лыжах отменно бегал, и прыгал высоко. Да вы его спробуйте в бильярд! Если умеет, значит, точно он!
Такой оборот для начальника лагеря был обескураживающим. Лубин Ф.И. и Любин Ф.И. были с разницей в одну букву и, наверно, поэтому в памяти зэка было мало изъяна. Но теперь было уже ясно, почему произошла такая смена в памяти Лубина. Лубин был лейтенантом войск НКВД, а Любин - сержант той же воинской части. Оба пропали без вести в начале войны. В первые месяцы войны гибли и стрелковые части, и войска НКВД, попадая в окружение с одинаковым успехом.
Но Лубин помнил не свою фамилию упорно, и это наводило на весьма серьёзные подозрения.
Стук в окно в тёмное время суток заставил Прасковью вздрогнуть всем телом. Привычная к поздним гостям, она всё-равно всякий раз вздрагивала. Занимавшаяся постоянно каким-нибудь запретным поиском дополнительного заработка, который входил в число нетрудовых доходов, осторожно подошла к окну.
Свет от лампочки, висевшей за её спиной под потолком, едва обозначил сине-красный цвет
фуражки военного, но крупная ладонь нетерпеливо забарабанила уже властно по двухмиллиметровому стеклу, грозя разбить его вдребезги. И хотя уже был пятьдесят четвёртый год, не такой жуткий, как при Сталине, страх неизбывной занозой сидел в какой-то части её мозга.
Она заметалась по избе, пытаясь одним своим зрячим глазом обнаружить что-нибудь порочащее её. Стук напугал и обоих её сыновей. Милиционер ввалился в дверь с грубыми возгласами, сразу достал револьвер и, махая им у носа Прасковьи, стал кричать, что все распустились, надеясь развалить СССР.
-Смотри, кто это? - продолжая держать в правой руке револьвер, милиционер левой тыкал фотокарточкой в лицо Прасковье. Она пятилась назад, стараясь отдалить фото подальше от своего носа, чтобы в слабом освещении разглядеть лицо. Милиционер, явно выпивший до этого изрядно, храбро двигался следом, поднял руку с грозной игрушкой вверх и вдруг выстрелил. Пуля пролетела у уха Прасковьи, впилась в потолок, оставив в нём жуткий шрам.
Дядя Лёша, лежавший на кровати в позе парализованного, поднял голову, упёрся взглядом в милиционера и в этом положении замер.
-Кто это? - почти шёпотом спросил он Прасковью. Вопрос, до смешного нелепый, отрезвил милиционера. Он спрятал оружие, бормоча неожиданно извинения:
-Извиняюсь, не поставил на предохранитель.
Но Прасковья, вздрогнувшая при стуке в стекло с улицы, выстрела испугалась меньше и успела разглядеть лицо мужа.
Она потащила ставшего послушным милиционера на кухню.
-Я замужем. Мужа моего вы видели. С ним я живу по рекомендации НКВД, ну и по любви тоже.
Детям я сказала, что их отец погиб, пропал без вести. Что я сейчас-то должна делать? Что? Он там где-то прохлаждался, а сейчас объявился? А как быть с пенсией на детей? И я не верю, что этот человек - мой муж! Не помнит ничего, значит - не он! А если выдаёт себя за моего мужа, то с какой целью? Ничего не знаю! Не он и всё!
-Да ладно, - понятливо поддакнул милиционер, - нам только нужно выяснить его личность. А с осуждённым на десять лет вы автоматически считаетесь разведенной. Завтра вы зайдёте в Азинский отдел милиции и напишете подтверждение или как считаете нужным
глава 55
Невероятное везение перед переходом к другому хозяину ожидало Николая Фёдоровича. Проявив активность в общении с американским пастырем, он 'подарил' ему пейзаж за скромную сумму. Эту скромную сумму он положил в Банк на три месяца. Так тогда многие делали, сражаясь с чудовищной инфляцией, подаренной России Ельциным. Ну, да сказка не о том.
Через три месяца увеличенную сумму Николай Фёдорович выложил в окошко 'МММ', возле которого, как у центрального входа в театр, пришлось отстоять приличную очередь среди тех, кто стремился закопать в землю три золотых сольдо, чтобы выросло дерево с плодами из золота.
То ли свыше кто подсказал ему день и час, то ли опыт был накоплен, успел Николай Фёдорович выудить в последние секунды миллион рублей из заветного окошка! А через несколько часов 'МММ' лопнул!
