естественно, выпал самый западный. Беру своего киргиза и убываю на подведомственную территорию. Вечером нас сменяют. Прибыв к домику охотников, узнаю новости дня. Ветер треплет волосы и одежду, сушит слезы. С утра погода не задалась. Мы стоим у свежих холмиков. На ближайшей к нам табличке вырезана ножом надпись: 'Арстанов Тулеген Искандерович, 1979-200...' На пальцах у меня мозоли, надписи резать пришлось мне, как человеку имеющему отношению к изобразительному искусству. Кажется я уже привыкла к смерти, к тому что дама с косой спокойной разгуливает среди людей, не церемонясь в выборе жертв. Пять табличек, пять жизней. Но, почему же болит в груди, тянет жилку в сердце. Кто же они, лежащие под толстым слоем земли, кто они мне? Встреченные чуть больше недели назад. Почему же глаза мои на мокром месте? За Тулегена чувствую персональную ответственность. Ведь это я посоветовала воспользоваться скоростным спуском. В спокойной обстановке отработка спуска прошла удачно, а вот во время охоты... На приманку клюнуло двое мелких недоморфов, остальные оставили трупятинку без внимания. Зато сильно заинтересовались сидевшими в засаде охотниками. Один из хищников, вычислив сидящего на цистерне водонапорной башни и отстреливающего его сотоварищей из винтовки Тулегена и полез на башню, вынуждая того ретироваться. При приземлении Артист пробил крышу хлипкого здания и, влетев на чердак, подвернул ногу, плевая травма в мирное время. Что уж и как там было, точно никто не знает, рация его нашлась раскоканная рядом с водонапорной башней, все магазины у него были пусты, а тонкий металл кровли изодран в клочья в нескольких местах. Последний патрон он оставил себе. Эх, мне бы тогда, при планировании промолчать. Девять морфов в обмен на четверых охотников, Тулегена с тремя чолпонатинцами и двоих поселковых, девочки, чей последний крик помог предотвратить проникновение еще двоих морфов, кроме того, который обнаружился на детской площадке и женщины, пропавшей в день охоты. Скорее всего, один из морфов смог незаметно утащить ее с полуострова. Из девяти морфячьих туш четыре были одеты в фирменные робы Кумтора, рудника на котором добывали золото. Аскар высказал предположение, что привыкшие к вахтовке кумторцы и в послесмертии не оставили привычку к перемещению, задавая скорость перемещения стаи. По береговой линии в спешности возводятся легкие деревянные вышки, с которых легче будет обнаруживать и поражать водоплавающих. На работах задействована почти половина местных жигитов. Внешний вид и размеры хищников поразили воображение селян. Тут же на пляже проводится начальная военная подготовка второй половины. Первое нападение отбито, но неизвестно ни количество оставшихся в живых, точнее в мертвых, ни их планы относительно дальнейшего путешествия. Вполне возможно, потеряв движущий импульс в виде бывших кумторцев остаток стаи просто осядет в данной местности. Весь день хожу тише воды, ниже травы, испытывая периодически желание забиться в какую-нибудь щель, вчера вечером, собрав охотников, Лис устроил форменный разнос, перепало и мне. Не думала, что Болат может так пронести по матери и прочим предкам, хотя глядя на укрытое аляповатым, бежевым покрывалом тело мне и самой хотелось пронести себя по матушке с батюшкой. Поэтому, когда на горизонте появляется Аскар с коньяком, я, ничтоже не сумняшесь, опрокидываю предложенную мне стопку. Постепенно вокруг нас с бутылкой собираются остальные охотники, за исключением командира, тот до сих пор ошивается на пляже, присматривая за ударным строительством и дозорными. Пузырь с выпивкой вскоре умножает сущности, то есть количество и качество, а также форму тары. Охотники пьют больше молча, ожесточенно поминая тех кого нет с нами. Я про себя вспоминаю родителей, Великанова, ребят астрономов. Перед глазами встает ГАИШ, а в горле ком. Понимаю, что на сегодня мне уже более чем достаточно, ночь кошмаров обеспечена. Не прощаясь уползаю на второй этаж, в свою комнату. На кровати лежит купленная у летунов винтовка системы Драгунова. Пока я медитирую над ней, сзади раздается покашливание. Оборачиваюсь, это оказывается Аскар. - Гхм, я не помешал? Можно глянуть? - вот не скажешь что он весь вечер только и делал что опрокидывал стопарь. - Да пожалуйста, за погляд денег не беру. - сдвигаюсь в сторону, давая ему проход к кровати. Аскар подходит к кровати, берет винтовку и с нежностью проводит пальцем по вороненому стволу. - Красавица, в масле - невесело улыбается он - у Талги такая же. - Это он мне ее сосватал. Аскар кивает, мне, как бы спрашивая разрешения и достаточно споро раскидывает винтовочку по запчастям. Жирная, густая смазка пачкает розовое покрывало. - Собери - кивает мне. Я пытаюсь приладить детали друг к другу, но логика сборки ускользает от меня, поэтому я машу головой. - Неа, не могу, завтра. -Хм. Собирается агрегат как бы не быстрее чем разбирался. - Может есть еще что-нибудь? Я могу на скорость разобрать-собрать - улыбается он. Я качаю головой, подхватываю винтарь и убираю в угол, подальше. Сдергиваю покрывало с кровати, сидеть на нем теперь, легче сразу вымазаться в оружейной смазке. - Присаживайся. Плюхаемся на гавайские узоры. - Спасибо тебе, здорово у тебя по дереву резьба получается - благодарит меня Аскар. - Если честно, я бы не хотела больше такой работы - возражаю ему - вернее, не работы не хочу, а причин из-за которых надо делать ее, ну ты понимаешь. - Д уж - кивает он. - А я своим никаких табличек не резала - говорю в пустоту. Рука Аскара принимается гладить меня по волосам. - Ты им табличку в своем сердце вырезала. - Ты так думаешь? - спрашиваю в какой-то детской уверенности, если он скажет да, то я успокоюсь. - Конечно - пальцы его касаются моей шеи, принимаются легонько ее массировать. - Ты ведь помнишь их. Я смотрю ему в глаза, они блестят при неровном свете огарка свечи. - Лиз - вторая рука ложится на колено. В тот же момент вспышкой высвечивается стопкадр: ГАИШ, сырой матрас, перекошенное похотью лицо, за ним следующий: грязные пальцы с обгрызенными ногтями Аскара-пастуха. К горлу подкатывает ком тошноты, ударившись о схваченный кольцом спазма узел падает обратно в желудок. В животе фосфорным пламенем вспыхивает волна неконтролируемой испепеляющей ненависти. Толкаю Аскара от себя, одномоментно выдергивая из кобуры ТТ. Аскар приземляется на пятую точку на пол, а ствол пистолета смотрит ему промеж глаз или где-то в этом районе. - Не надо распускать руки - шиплю на него. - Лиза, в чем дело? - на лице Аскара недоумение от столь резкой смены настроения. - Убирайся. - Лиз, успокойся, это я, все нормально. Надо было ему просто убраться, ничего не говоря и не пытаясь изменить. Рука сама начинает сжимать рукоятку, указательный палец давит курок, выбирая слабину. Остатков интеллекта хватает на то чтобы слегка дернуть руку. Грохает выстрел, особенно громкий в замкнутом помещении небольшой комнаты коттеджа. Аскар, скосив глаза смотрит на дырку в стене. Поймав его взгляд перевожу прицел на пулевое отверстие. Раз, два... шесть, семь, дальше идут холостые щелчки. На уши ложится вата легкой глухоты, глаза начинает щипать от пороховых газов, в комнатке прилично воняет. - Убирайся! - срывая голос ору на него. Швыряю пустой пистолет, тот летит точнехонько в зеркало на дверце. Аскар на четвереньках ретируется в сторону распахнувшейся двери, в которую заглядывают любопытные охотники. Падаю на кровать. Тело сотрясает истерика. Отплакавшись понимаю что я в комнате не одна. Поворачиваю голову, оказывается на выстрелы пришел Болат, пока я тут плакала в подушку, он открыл окно и теперь стоит, спокойно глядя на меня. Сажусь и начинаю рассказывать: как погибли родители, про ГАИШ, про Володю, про чеченов. Рассказ сухой, факты и события, опуская эмоции. - Ложись спать, утро вечера мудренее - поворачивается и больше не говоря ни слова уходит, аккуратно прикрыв за собой дверь. Не раздеваясь, распластываюсь на кровати и засыпаю, сил хватает только на то, чтобы слегка натянуть на себя край одеяла. Во сне мне сниться злосчастный ГАИШ. Я, на оградке телескопа, подвешена за шею, могу только наблюдать за тем, что происходит вокруг и ненавидеть. Начинаю плакать от бессилия, невозможности что-либо сделать и просыпаюсь вся в соплях. За открытым окном - раннее утро, птицы вовсю щебечут, несмотря на синь сумерек. - Когда ж это закончится? - повисает в комнате сиплый шепот. Лежу, пялясь в потолок, хочется пить и совершенно не хочется вставать. Понимаю, устала я, неимоверно устала. Не вижу смысла в своем существовании. В постоянной борьбе со снами, с болью, с миром, с живыми и мертвыми. - Зачем и кому все это надо? - спрашиваю в пустоту. Отвечаю сама же себе: - Кажется, мне этого не надо - отвечаю сама себе. Пить хочется все сильнее. Облизываю шершавым языком ломкую корочку на губах. Надо встать и пойти на улицу, там, в круглой пятилитровой бутыли, из которой сооружен простенький деревенский умывальник должна быть вода. Поднимаюсь и на ощупь бреду к лестнице и далее, на улицу по ходу меня здорово штормит. Напившись и намочив голову чувствую, что становиться намного легче. Но с физическим облегчением острее ощущается тоска. Вернувшись в комнату пытаюсь найти в бардаке свечу, тот огарок что освещал вечерний цирк с клоунами выгорел в ноль. В конце концов, не без помощи намечающегося рассвета нахожу и запаливаю свечку и принимаюсь за уборку. Выуживаю пистоль из осколков зеркала, кладу на стол, попозже займусь его чисткой. Кое-как сметаю осколки и щепки на половинку календаря за 2005 год висевший мирно на стене второй его половинкой. Приступаю к медитации, то есть разборке и чистке оружия. Пока руки колдуют над железом голова занята невеселыми думами. Вопрос о смысле моей жизни повис в пространстве, как там у битлов, май индепенденс симз ту
Вы читаете Бедная Лиза
