обращая на него особенного внимания, и затем откидывается назад в своем кресле так, что это говорит громче любых слов: «Я декан, а это лишь еще один случай, в котором надо разобраться», то интервью задушено еще не начавшись. Или если пастор говорит исключительно в манере священника, то установить гармонию будет весьма нелегко. Конечно, у каждой профессии свой фирменный знак, и вместе с профессией человек принимает ее отличительный знак. Важный момент состоит в том, чтобы при консультировании консультант был, прежде всего, человеческим существом, а не деканом или священником или кем-то еще; и тон его голоса, и вся его позиция должны принадлежать обычному человеческому существу.
Работая со студентами, я встречал весьма очевидное предубеждение относительно манеры священника. Студенты видели проявление этой манеры в высокопарном тоне голоса, натянутом чувстве юмора или похлопыванию по спине и чрезмерному дружелюбию. В этом случае «проповедническое» становится врагом «личному». Безусловно, можно быть человеком, оставаясь при этом священником, и именно человек важен при консультировании.
Наш заключительный принцип в вопросе создания раппорта относится к способности использовать язык другого человека. Речь является обычным каналом эмпатии, и две личности, которым удалось прогрессировать к определенной степени личностного отождествления, автоматически задействуют общий паттерн речи. Фактически, можно измерить степень эмпатии священника с паствой или учителя со студентами по способности говорить на языке другого человека.
Живя в Европе и встречаясь с разными людьми, я наблюдал, что, когда человек, скажем мой друг из Франции, переводил свою речь на английский язык с целью облегчить мое понимание, я проявлял к нему лишь слабую эмпатию. Он, если можно так выразиться, сам приходил ко мне. Но когда я общался на греческом языке с жителями деревень Греции, моя эмпатия к ним была определенно сильнее. Заключение состоит в том, что лучший способ отождествить себя с другим человеком — это использовать язык его речи. Нам по опыту известно, что профессору, никогда не изменяющему манеру разговора на социологическом или чрезмерно точном языке, трудно бывает сблизиться со студентами. Если студент замечает, когда они идут вдоль по улице: «Черт возьми, ну и дождь!» — а профессор отвечает: «Действительно, этот сезон характеризуется наиболее сильными осадками», — барьеры к эмпатии на какое-то время становятся непреодолимыми
Для университетского пастора такой разговор на студенческом языке означает специальное использование так называемого сленга. Подчас эти выражения обладают немалой силой, — а это, в конце концов, и есть критерий эффективности речи. Выражение «Он классный», к примеру, для студентов имеет смысл, определение которого могло бы занять целые параграфы, и даже тогда настоящее значение было бы упущено. Или более саркастическое выражение «Ну и что с того?» несет в себе особенно сильную смысловую нагрузку, как и любое другое из университетских выражений.
Это использование сленга не обязательно опровергает известный своей изысканностью английский язык. И в том, и в другом есть своя сила, и большего успеха добиваются те студенческие работники, которые владеют обоими из них. Это придает их речи гибкость, подвижность, наряду с теплотой и человечностью.
У читателей, по всей вероятности, будет предвзятое мнение относительно использования сленга. Нас можно назвать лингвистическими фарисеями, обладающими неким глубоким чувством по отношению к «правильным» и «неправильным» словам и безжалостно списывающими сленг до последней категории. Но именно эта озабоченность исключительной правильностью языка может послужить барьером к эмпатии. У формального языка имеется тенденция отделять человека от реальной жизни подобно любому другому формализму. Эту преувеличенную заботу о правильности можно отнести к зачаточному компульсивному невро
Ни к чему хорошему не приводит, — если читателю необходимо это предостережение, — когда профессор или священник переусердствует в обратном, используя уличные выражения. Всем нам когда-то приходилось улыбаться в глубине души при виде вчерашнего старшеклассника, копирующего маститого третьекурсника и выглядящего при этом не опытнее любого другого новичка, или над некоторыми отцами, стремящимися казаться моложе своих детей. Все это не имеет ни малейшего отношения к теме нашего разговора; здесь очевидна фальшь и эгоистическое стремление индивида к признанию вместо истинной эмпатии.
Эмпатия подразумевает взаимное влияние личностей, и, следовательно, в процессе эмпатии не только студенческий консультант использует яркие выражения студентов, но и они в свою очередь впитывают его более богатую и выверенную терминологию.
Глава 6. Исповедь и интерпретация
Когда налажен контакт с клиентом и установлен раппорт, мы находимся в основной стадии интервью, исповеди. Эта стадия заключается в том, что клиент «высказывает все до конца». Это piece de resistance (главное блюдо
После того как клиент выговорил свою проблему, описал ситуацию и выложил все карты на стол, наступает стадия интерпретации. В течение этого периода клиент и консультант вместе изучают обнаруженные факты и стремятся через них узнать структуру личности клиента, в которой и скрыты истоки его неадаптированности. Толкование является функцией консультанта и клиента, работающих сообща. В стадии исповеди в центре внимания находится клиент, и говорит практически он один. Однако во время интерпретации консультант постепенно выходит из тени, вначале просто задавая наводящие вопросы, затем предлагая предполагаемые инсайты и в конце концов оказывая на клиента эмпатическое влияние.
Вероятно, наилучшим подходом будет показать стадии исповеди и толкования посредством описания реального интервью. С этой целью я изложу в сжатой форме двухчасовое интервью, по мере возможности дословно цитируя клиента и консультанта. Я выбрал этот случай, поскольку клиент проявил особенное понимание в вопросе, благодаря чему на интерпретацию не было затрачено много времени. Однако именно по этой причине данный случай нельзя считать типичным, так как для большинства клиентов этот процесс происходит намного медленнее. В конце повествования мы подведем итог и исследуем наиболее важные моменты интервью.
Мистер Бронсон, как мы назовем нашего клиента, был преподавателем по философии религии в колледже. Когда он пришел на консультацию, я увидел перед собой привлекательного молодого человека с интеллигентной внешностью. Он радушно пожал мою руку, проявляя дружелюбную установку. Мы обменялись несколькими фразами, и затем, без обычных промедлений, мистер Бронсон прямо перешел к своей проблеме.
Бронсон. Меня беспокоит тот факт, что я всегда работаю с большим напряжением. Кажется, у меня не получается расслабиться. Начиная работать с меньшим усердием, я чувствую себя больным. Очень странно — на второй день каждого уик-энда я чувствую себя совершенно вымотанным и оказываюсь в постели с простудой или чем-то вроде этого.
Консультант. Что ж, это интересно. Расскажите мне об этом побольше.
Бронсон. Кажется, как будто меня всегда должно что- то побуждать, иногда даже принуждать меня работать. Без этого сильного внешнего принуждения я просто полностью опускаюсь.
Консультант. Вы говорите о побуждении вас к преподаванию?
Бронсон. Да, но это касается и других аспектов моей работы, например написания статей. Когда мне надо написать обзор книги, я читаю ее, делаю конспект, слишком переживаю из-за
