предстоящей работы и бросаюсь писать; а затем, потратив на это огромное количество времени, я откладываю работу незаконченной и не могу к ней вернуться. В моем кабинете, как правило, лежит множество незаконченных статей, к которым я не прикасаюсь.
Консультант. Да, очевидно, вы работаете в большом напряжении. Как давно вы начали это за собой замечать?
(К этому моменту консультанту удалось сделать несколько наблюдений внешних проявлений характера клиента. Мистер Бронсон сидит в дружелюбной позе, без каких-либо признаков враждебности. Однако его движения отличаются резкостью и определенно нервозны, время от времени он закидывает ногу на ногу, принимая напряженную позу. Глаза выглядят немного поблекшими и утомленными, заметна бледность лица.)
Бронсон. Всегда. По крайней мере, насколько я себя помню. В школе я работал очень усердно и быстро, — я был тогда очень маленького роста, всего четыре фута десять дюймов, — и мне приходилось использовать свои мозги, когда я хотел чего-либо добиться. И поэтому я был прилежным учеником. Поступив в колледж, я продолжал работать в том же самом напряжении, которого и придерживаюсь до сих пор. В дополнение ко всему у меня всегда были экономические проблемы, что не способствует разрешению напряжения.
Консультант. Расскажите мне больше о том, как это напряжение проявляется в вашей жизни в настоящий момент.
Бронсон. Больше всего меня беспокоит то, что я не могу достичь того, чего хочу. Когда мне надо что-либо сделать, скажем редактировать работы, я откладываю это и берусь за более интересное дело. И в конечном итоге, когда наступает последний момент, я яростно бросаюсь в работу и делаю ее с бешеной скоростью. В такой же напряженной манере я работаю и над статьями; но в этом случае меня никогда не оставляет ощущение, что я должен сделать нечто большее, прочесть еще одну или две книги или переписать статью, поскольку она несовершенна; и в результате я никогда не довожу работу до конца.
Консультант. Но вам никогда не приходила в голову мысль, что ваша работа могла бы стать более творческой без такого сильного напряжения?
Бронсон. Да, я часто это осознаю. Однако в другой момент я чувствую необходимость испытывать принуждение извне. Больше всего я боюсь когда-нибудь попасть в положение, в котором не будет этих внешних движущих сил, поскольку тогда я бы немедленно опустился. Я чувствую, что лучше преподаю, когда с огромной энергией бросаюсь в эту работу.
(Здесь мы замечаем непоследовательность мыслей клиента; он жалуется, что работа в большом напряжении становится причиной его проблем, хотя одновременно чувствует, что внешнее принуждение помогает ему и, кажется, не против его сохранить. Это противоречие говорит нам о том, что напряжения, на которые он жалуется, на самом деле являются симптомами плохой адаптации в глубине его личности. Утверждение, что он лучше работает в напряжении, нельзя принимать за чистую монету, ибо в этом заключается его манера давать рациональное объяснение проблеме.)
Однако это довольно трудно для меня. Перед своей первой лекцией по философии я не спал всю ночь. И то же самое повторилось, когда мне надо было прочитать лекцию за профессора Брауна; и, находясь в аудитории, я был ужасно взвинчен и расстроен, хотя знал всех студентов.
(Из полученного материала мы пока можем заключить, что мистер Бронсон не страдает особыми аномалиями. Он занимает хорошее положение и представляет собой то, что называют удачливым молодым человеком. Однако он потенциальный невротик и может впасть в невроз в любой момент, когда давление становится достаточно сильным, как будет видно ниже. Мы замечаем, и это наиболее важно, что его личностная проблема определенно препятствует творческим достижениям. В этом отношении его явно необходимо «освободить». В этом случае консультанту предстоит помочь мистеру Бронсону приспособить свои личностные напряжения таким образом, чтобы, во-первых, снизить возможность впадения в невротическое состояние в будущем и, во-вторых, освободить его творческие силы.)
Консультант. Эти напряжения вызывали когда-нибудь нервные срывы?
Бронсон. Да, на последнем курсе колледжа у меня был нервный спад. Меня тогда только что приняли на работу, и это заставило меня напрягать еще больше сил. Внезапно на меня нашло нечто вроде сонного состояния, — я не мог учиться, не мог ничего делать. Меня с моей сестрой послали на побережье океана, где мы находились три месяца. Я был в состоянии, близком к коме; засыпал и просыпался, но больше практически ничего не делал. В конце концов, я все же вернулся в колледж и закончил год. В другой раз…
(В этот момент мистер Бронсон начинает смеяться.)
Однажды со мной случилось нечто ужасное. Мне позвонили вечером, предупредив, что на следующее утро мне предстоит провести важный урок по Библии. Мне не был достаточно хорошо знаком этот предмет, но отказаться было невозможно. Я не мог уснуть всю ночь, все мышцы тела находились в максимальном напряжении, я пил кофе и пытался просмотреть какие-нибудь записи. Однако ничего так и не удалось сделать. Следующим утром я вошел в автобус в одурманенном состоянии, с трудом соображая, что делаю. Я чувствовал странную боль где-то у основания мозга, как будто некий дурной признак. Из окна автобуса я смотрел на побережье Джерси и почувствовал сильное желание
(он акцентировал этот момент),
честно говоря, импульс, которому почти невозможно было противостоять, — сесть на поезд, идущий в Джерси, и сбежать от всего. Консультант
(смеясь).
Ну что же, вы довольно близко стояли у черты.
Бронсон
(тоже смеясь).
Да, я знаю, что так люди сходят с ума, — если бы я проснулся в Калифорнии, не зная, как я здесь очутился, меня бы наверняка отправили в психиатрическую лечебницу. Однако я не поехал в Джерси. Придя в класс, я увидел там группу пожилых леди, которых не стоило бояться, и поэтому я вошел и начал плести какую-то чушь. Но это было нечто!
(Пока интервью целиком состоит из исповеди, клиент просто «говорит обо всем». Это продолжается намного дольше, чем здесь представлено. Теперь консультанту надо постараться получить от клиента некоторую важную информацию.)
Консультант. Сколько вам лет, мистер Бронсон? И расскажите мне что-нибудь, по вашему желанию, о семье и вашем положении в ней. Бронсон. Мне двадцать шесть лет. Я второй ребенок в семье, моя сестра на два года старше меня. Мой отец священник.
(Клиент рассказывает также, что он женился в двадцать лет, и они с женой очень счастливы друг с другом.
Очевидно, половой фактор не играет значимой роли в его дезадаптации.)
Консультант. У вас, по всей видимости, ужасающе сильные амбиции.
(Это утверждение знаменует начало стадии интерпретации. Теперь консультант будет пытаться указывать различные взаимосвязи в личности, пытаясь раскрыть основную структуру.)
Бронсон. Да, я очень амбициозен. Мне всегда приходилось много трудиться, чтобы достичь успеха.
Консультант. Нам известно, что преувеличенное честолюбие, не позволяющее индивиду ослабить свои усилия, очень часто бывает связано с неким глубоким чувством неполноценности…
Бронсон
(прерывает).
У меня определенно был комплекс неполноценности. В школе это было связано с моим маленьким ростом, и, для того чтобы занять достойное место, мне приходилось прикладывать немало усилий. Кроме того, я всегда выбирал себе друзей старше себя. В школе я всегда опережал на пару лет мальчиков своего возраста.
Консультант. Вам известно, о чем говорит ваше положение в семье?
(Бронсон отвечает отрицательно; консультант кратко объясняет ему о тенденции к развитию чрезмерного честолюбия у второго ребенка, особенно усиливающегося, когда старший ребенок — девочка.)
