тебе больно. Но теперь ты совсем другая. Глаз не отвести. — Йен опустил взгляд на ее округлые груди, в которые чуть не утыкался носом. — Просто слов нет!
Йен посмотрел на нее, Шилес сверлила его взглядом. Он опять сказал что-нибудь не то? Разве женщине могут не понравиться комплименты?
— Ты сказал, что хочешь затащить меня в постель? — уточнила она.
— Совершенно верно, — подтвердил он.
— И по этой причине хочешь сделать меня женой.
— Это лишь одна из причин. — Теперь он решил проявить осторожность. — А еще я вижу, как много ты сделала для моих родных и как ты к ним привязана. Мать в тебе души не чает.
— Значит, ты решил оставить меня при себе, потому что твоя мать любит меня, — продолжала Шилес. — Это такая редкость!
Разговор свернул в какую-то другую сторону. Проблема заключалась в том, что они слишком много разговаривали. Если бы ему удалось затащить ее в постель, он заставил бы забыть ее о глупостях, из-за которых она к переживала.
Йен встал и притянул Шилес к себе.
— Прости, я все никак не могу найти нужных слов, но мне с тобой хорошо, — забормотал он, уткнувшись ей в волосы. — И ты хорошо пахнешь. И мысли у меня разбегаются.
Она охнула, когда Йен взял ее за грудь. Наконец-то и у нее иссякли слова.
— Пойдем в постель, Шил. Не тяни. Я так тебя хочу.
Шилес оттолкнула его.
— Подумаешь, удивил — он хочет меня затащить в постель! — Она подбоченилась. — Половина наших мужиков тоже этого хочет. Никто не откажется, стоит мне поманить их пальцем.
У него зашумело в ушах.
— Поманить пальцем?
Она, видите ли, их поманит!
— То, что ты хочешь лечь со мной в постель, для меня еще не повод. — Шилес кинулась к двери. На пороге обернулась и крикнула через плечо: — Это ты для меня недостаточно хорош!
И громыхнула за собой дверью так, что комната заходила ходуном.
Йен разозлился. Она поманит пальцем! Как можно такое говорить?
Подобрав с полу рубаху, Йен натянул ее через голову и в три шага пересек комнату. Выскочив в дверь, кинулся за ней вниз по лестнице.
— Да ты сама первая хотела выскочить за меня. И не отпирайся.
— Не подходи ко мне! — завизжала Шилес. — Или, клянусь, засажу в тебя кинжал.
— Ты это задумала с самого начала, потому что хотела уйти от отчима, — зарычал Йен, преследуя ее по пути через зал. — При этом моего согласия никто не спрашивал, так или нет? Все получили то, чего добивались, кроме меня.
Они ввалились на кухню. Между ними оказался рабочий стол. Когда Йен попытался поймать ее за ночную рубашку, Шилес схватила ковш на длинной ручке и стала размахивать им из стороны в сторону.
— А теперь, когда я решил по-настоящему жениться на тебе, ты передумала, — завопил Йен. — О чем ты думала, когда заваривала эту кашу? Не рассчитывала, что муж потащит тебя в постель?
— Рассчитывала и надеялась. Еще год назад. Месяц назад надеялась, — завопила Шилес в ответ. — Даже еще несколько дней назад, когда ты, наконец, почтил нас своим возвращением.
— Я готов, наконец, стать тебе мужем, — сказал Йен, стиснув зубы.
— О, как я вам признательна! — Шилес закатила глаза и приложила руку к груди. — Мое сердце трепещет от радости.
— Ты сама выбрала меня, и, хочешь того или нет, я — твой муж. — Йен резко сбавил тон. — И я не желаю, чтобы моя жена говорила о других мужчинах и о том, что они станут делать, если она поманит их пальцем.
Вот на этих словах Шилес и треснула его ковшом по голове.
— Иисус, Мария и Иосиф! Ты меня ударила!
Двумя руками он схватился за голову. Было больно черт знает как!
Судя по всему, Шилес была поражена не меньше его тем, что натворила. Ему показалось, будто она раскаивается в содеянном, и решил ее простить.
— Послушай, девочка моя, таким вот образом нам будет трудно начать супружескую жизнь.
— Это верно.
Голос у нее задрожал.
Йен заметил в другой ее руке кухонный нож и потянулся за ним.
— Положи его на место, Шил, и пойдем в постель.
Тут она треснула его ковшом во второй раз.
Очнулся он на полу. Шилес возвышалась над ним, все так же сжимая нож в руке. Глаза ее метали молнии. Судя по всему, она решала вопрос, воткнуть в него лезвие или нет.
— Я думаю, изверг уже не опасен. Мой самый острый нож тебе не потребуется.
Услышав этот голос, Йен рискнул отвести глаза от Шилес и глянуть в сторону матери. Та в ночной рубашке и чепце стояла в проходе на кухню. На плечах рассыпались пряди черных с проседью волос. Руками она упиралась в бедра.
Йен откатился в сторону, и нож, выпав из рук Шилес, звякнул об пол как раз в том месте, где он только что лежал. Шилес открыла рот, будто решила что-то сказать матери в ответ, потом, прикрыв его рукой, кинулась прочь из комнаты.
— Спасибо, мама.
Йен поднялся. Потом потряс головой, чтобы взять себя в руки и понять, что произошло. Минуту назад он целовал Шилес в постели, а потом она вдруг чуть не убила его.
— Скажи мне, что ты творишь? — с упреком спросила мать.
— Я? — Ой ударил себя в грудь. — Это Шилес попыталась меня убить на твоей кухне.
— Будь ты вполовину трезвее, чем сейчас, тебе и тогда следовало бы держаться подальше от нашей девочки, — пренебрежительно махнула она рукой. — А сейчас расскажи, почему бедняжка гоняется за тобой по кухне с ножом?
— Мне не хочется обсуждать это с моей матерью.
Йен поднял с пола ковш, нож и громыхнул ими о стол.
За спиной у матери появился Нилл.
— Что он сделал с Шилес? Если он ее обидел, я его убью!
Йен вздохнул и снова взял в руки ковш, на случай, если придется защищаться.
— Тебя это не касается, — резко заявила мать. — Марш в постель. Если потребуется, я сама наподдам Йену.
Сжимая и разжимая кулаки, Нилл какое-то время стоял, разглядывая брата, а потом подчинился. Когда дверь, наконец, захлопнулась за ним, Йен вернул ковш на стол. Все показалось ему таким странным, что он поневоле улыбнулся.
— Ты хочешь мне наподдать, да, мама? Тебе не кажется, что я уже достаточно взрослый для этого?
— Я хочу тебе кое-что посоветовать, — сказала она. — И хорошо бы, чтобы ты послушался меня, если не хочешь потерять жену.
Тяжело вздохнув, Йен вышел вслед за матерью в зал и сел рядом с ней у очага. Голова все еще гудела. У девицы неожиданно оказалась тяжелая рука.
— После возвращения ты и двух слов не сказал Шилес и, тем не менее, отправился к ней заявить о своих супружеских правах.
Мать покачала головой.
— Ты меня не уважаешь, мама? Это сугубо наше личное дело — мое и Шилес.
Мать снова пренебрежительно отмахнулась от его слов.
— Как ты поступил? Накинулся на бедную девушку?
