— Что ты там делаешь?
Грубый голос за спиной заставил ее вздрогнуть, и Шилес вылила в последний кувшин все, что оставалось в пузырьке.
— Мердок приказал ей принести еще эля, — встряла Дайна. — Поэтому лучше не задерживай ее.
Подняв поднос, Шилес заторопилась из кухни, расплескивая напиток. В начале лестницы она остановилась и перевела дух. Надо успокоиться. Какой смысл травить эль, чтобы потом разливать его по полу.
Мужчины начали хватать у нее кувшины с подноса еще на пути к столу.
— Прекратите, вы, животные!
Шилес подняла поднос повыше, боясь, что на нем ничего не останется.
До стола ей удалось добраться только с одним кувшином, но зато с тем самым, в котором оказалась самая большая порция отравы. Пряча улыбку, Шилес поставила его между Мердоком и Ангусом.
Неожиданно какой-то мужлан оттолкнул Шилес в сторону и схватил этот кувшин. В бессильной злобе она смотрела, как он дует напиток прямо из посудины, как эль стекает у него по подбородку.
— Решил оставить меня без выпивки, да?
Ангус ударил грубияна в живот.
В ней вновь родилась надежда, когда он забрал кувшин в руки и поднес ко рту, и вновь умерла, когда из кувшина не пролилось ни капли эля. Ангус швырнул бесполезную посудину в очаг и принялся дубасить наглеца, осмелившегося опередить его.
— Принеси еще, — приказал Мердок и с силой хлопнул ее по спине. Ее обожгло болью, у него была тяжелая рука. — И передай этому никчемному повару, если прямо сейчас он не подаст жратву, я воткну в него кинжал.
Она допустила чудовищную ошибку. Надо было скормить весь яд Мердоку, чтобы наверняка убить его. Оставшись без главаря, остальные носились бы вокруг в смятении, как цыплята с отрубленными головами.
Мердок обернулся и перехватил ее взгляд.
— Что ты вылупилась на меня? — И бухнул кулаком по столу. — Пошла отсюда!
Стоя у стены, Шилес с Дайной наблюдали за жующими мужчинами и ждали, когда появятся признаки отравления. А время шло.
Шилес покусала губы.
— Почему яд не действует, Дайна?
— Понятия не имею. Может, еще рано?
Шилес вздрогнула, когда Мердок встал и стукнул кружкой о стол. Воцарилось молчание, и тогда он громко объявил:
— А теперь поженим их!
Оглядев комнату, он взглядом нашел Шилес и подал ей знак подойти. Она не сдвинулась с места. Мердок указал на нее двум своим громилам.
— Я слышала, будто у Ангуса ничего не получается, если женщина не сопротивляется, не кричит и не плачет, — сжала ей руку Дайна. — Поэтому лежи и не двигайся как мертвая.
Шилес в отчаянии огляделась в поисках выхода, а двое громил приближались. Забыв о предупреждении Дайны, она закричала, когда они схватили ее и, протащив через весь зал, поставили перед Мердоком и Ангусом.
— Теперь произносите ваши клятвы, — приказал Мердок.
— Ни за что! — Шилес пристально посмотрела ему в глаза. — Если ты не смог заставить меня сделать это в тринадцать лет, то сейчас и подавно не заставишь.
— После утех в кровати с ним ты наверняка станешь более покладистой. А если нет, — пожал отчим плечами, — и не надо. Нам ты не нужна, нам нужен только ребенок Маккиннонов.
— Мой муж Йен убьет тебя, если ты дашь вот этому коснуться меня хоть пальцем, — сказала она. — А Макдональды не дадут тебе житья, пока ты сидишь в замке Нок.
— Ты такая наивная, что даже больно становится за тебя, — укоризненно покачал головой Мердок. — Мы с Хью Макдональдом заключили соглашение. Я получаю тебя и замок Нок в обмен на убийство его племянника Коннора.
В Шилес поднялась волна гнева и выплеснулась вместе со словами, неожиданными для нее самой.
— Именем моей матери, я проклинаю тебя, Мердок Маккиннон, — завопила она, выкинув руку в его сторону и указывая на него пальцем. Затем медленно обвела рукой всех присутствующих в зале. — Я проклинаю каждого из вас! Вы еще пожалеете о том, что похитили меня у моего мужа, и о том, что забрали себе то, что принадлежит мне и моему клану. Каждый из вас получит по заслугам!
В зале повисла тишина. Все взгляды устремились на нее. Некоторые переглядывались друг с другом.
— Ангус! — Низкий рык Мердока разрушил тишину. У Шилес все замерло в груди. — Отволоки ее наверх.
Волной накатила паника, когда Ангус подхватил ее и перекинул через плечо. Голова Шилес болталась где-то внизу, в ушах стучала кровь. Она кричала и изо всех сил колотила Ангуса по спине. Мужской смех, доносившийся из зала, постепенно стих. Он тащил ее по выдолбленной в стене винтовой лестнице, которая вела в жилые комнаты на верхних этажах.
Когда Ангус внес ее в бывшую спальню матери, Шилес овладела настоящая истерика. Все вокруг перестало существовать для нее, кроме образа матери. Та лежит на постели в сорочке, пропитанной кровью, на окровавленных простынях. Шилес видит, как кровь мелкими капельками падает на пол. Мать умирает.
Шилес забилась, царапаясь и визжа, как дикое животное. Потом вонзила зубы в руку Ангуса. Ему пришлось отпустить ее, тогда она скатилась кубарем с кровати и кинулась к двери.
Со всего размаха она налетела на Мердока, заслонившего собой проем двери. Он перехватил ее.
— Нет, только не здесь, — стала умолять Шилес. Ее трясло. — Пожалуйста, не здесь. Здесь она умерла.
Мердок не обратил на нее внимания, как не обращал внимания на ее мать.
Сколько раз в своей жизни Шилес довелось стоять по другую сторону этой двери и слушать, как рыдает мать? Та настрадалась от двух своих мужей, которым от нее требовался только наследник на этот замок и которым было все равно, что тем самым они ее убивают.
Годами Шилес пыталась отодвинуть далеко в глубь памяти воспоминания о мучениях матери. В отличие от дочери она была красива, изящна и уступчива. По правде говоря, Шилес считала, что в их с ней несчастьях виновата мать, ибо та сама выбрала такую участь. Только теперь Шилес поняла, что мать, должно быть, тоже попала в ловушку, как она сейчас.
Когда Мердок подтащил ее назад к кровати, Шилес снова увидела мать. Увидела ее раскинувшиеся на подушке рыжевато-белокурые волосы, резко контрастирующие с черной кровью на простыне. В нос ударил запах крови и смертельного пота. Снова увидела мертвенно- бледную кожу и безвольно свисавшую руку женщины, у которой даже не осталось сил плакать.
Мердок бросил ее на постель. Шилес упала на тюфяк, придавленная своим горем. А перед глазами у нее возникла мать такой, какой она видела ее в последний раз. С открытыми глазами, которые уже ничего не видели. С протянутой через кровать рукой, как будто она все еще надеялась, что придет кто-то, кто возьмет ее за руку и избавит от постоянного кошмара, в какой превратилась ее жизнь.
То был конец. Господь проявил милосердие и забрал ее, чтобы она соединилась со своими умершими детьми.
Шилес лежала не мигая, уставившись на балки потолка. Она чувствовала себя неуязвимой для этих мужчин, впитывая в себя горе собственной матери, глубину которого она постигла только сейчас.
