потолке, как облака в холодный зимний день. Заметила, что свет от зеленого небоскреба просачивается сквозь шторы. Она молча смотрела. Ее красивые глаза блестели — она пыталась понять слова охранника- индийца.
«Гигантское зеленое здание, скромное жилище, как нора, имя, которое я забыла, потерянная личность, друзья, с которыми мы не видимся, вновь приобретенный опыт, человечество, забывшее о своей человечности, спешка, спешка, спешка. Вот как сказал Эфтаб: «Посредством снов мы лучше понимаем реальность».
Утром она встала до восхода солнца. Она была утомлена тем, что ночь проворочалась в раздумьях. Приготовила чашку кофе и выпила его медленно с первой сигаретой. Она взглянула на черные настенные часы с одной стрелкой, которые застыли намертво. Ей показалось, что часы тоскуют по второй стрелке. И она улыбнулась этим своим мыслям.
В попытке ненадолго вздремнуть она устроилась на диване в гостиной. Но не смогла заснуть. Она поднялась и принесла из кухни стул, поставила его напротив окна спальни и села наблюдать за солнцем, которое совершало восход за высотным зданием. В тот момент ей захотелось ощутить его присутствие, хотя бы издалека почувствовать, что оно там, несмотря на уродливое строение, которое его скрывало. Она не знала, сколько так просидела, но становилось больно, и она с трудом уже различала слабый свет, отражающийся на ее лице с соблазнительным оттенком загара. «При таком свете она уже не привлекательна» — сказала она о себе, поднялась и встала перед зеркалом. Ей показалось, что полностью изменились черты ее лица. Она простояла четверть часа под прохладным душем, стараясь смыть все мысли, прицепившиеся даже к кончикам волос. Надев подчеркивающую все достоинства одежду, которая очаровала бы и зеленое здание, она отправилась на работу.
Внизу на своем месте сидел Эфтаб, а перед ним сверкал очередной желтый банан. Он увидел, что она как обычно торопится. Она поздоровалась с ним, пытаясь через силу улыбнуться как можно естественнее. Он ответил ей тем же и привстал в знак глубокого уважения. Не успел он сесть, как она уже направлялась к нему с вопросом о голосе, про который он рассказывал:
— А могут это быть мысли, которые роятся в голове всю ночь? Могут они привести нас к новым возможностям?
Он покачал головой:
— Нет. Внутренний голос никогда не скажет тебе, что ты мышь.
Он немного помолчал и добавил:
— Не разумно заставлять себя так много думать, иначе доброе покажется обременительным.
— Да, да. Может быть.
Она глубоко вздохнула и добавила:
— Я так утомила свою голову раздумьями, что стала бредить во сне. Мне даже однажды привиделось, что меня преследуют инструменты. Если бы они до меня добрались, от меня бы ничего не осталось, — усмехнулась она.
— А почему вы думаете, что они хотели вам навредить, а не исправить что-то в вас? Когда мы бежим в страхе от чего-то, может быть, на самом деле это наш бесценный шанс?
Ясмин посмотрела Эфтабу в глаза. Они вселяли твердую уверенность, что этот невысокий индиец, который работал охранником в ее доме, и был шансом избавиться от тревог.
Со своего места Ясмин взглянула на банан, который был виден за Эфтабом наполовину, и с детским любопытством поинтересовалась:
— Любите бананы?
— Да, люблю.
— Но вы, я вижу, кладете его перед собой, лелеете весь день и не едите. Он так испортится.
Эфтаб осторожно, как бутон розы, взял банан и, разглядывая его с гордостью, заявил:
— Это моя воля.
— Ваша воля? — удивилась она.
— Банан — мой любимый фрукт. Это вся моя еда. И чтобы подчинить свое тело воле, я положил этот плод, который вы видите, перед собой, чтобы он испытывал мое терпение.
Он замолчал, потом добавил:
— Тот, кто контролирует, что поступает в его организм, контролирует порождения своего разума.
Новое утро принесло удачу. Она немало потрудилась, прежде чем смогла продать квартиру, стоимость которой превышала десять миллионов дирхамов. После этого у нее было три встречи одна за другой. На двух она присутствовала, на третьей попросила коллегу заменить ее. Из головы не выходили слова Эфтаба. Первый раз за годы она почувствовала, что они указывают верный выход из кокона ее одиночества. Может, это просто успех на работе, Эфтаб или Я?
Она приводила в порядок бумаги на письменном столе, когда коллега передала ей заслуженный чек за предыдущие сделки. Улыбнувшись, она приняла его. Но не успела она посмотреть на цифру в нем, как раздался телефонный звонок. Звонил Я.
«Да, торопится, проявляет упорство», — сказала она, взглянув на телефон, но не ответила. Через полчаса звонок повторился. Не дав ей возможности что-либо сказать, он огорошил ее:
— Ты не возражаешь, если я приглашу тебя на ужин?
Хотя по голосу казалось, что она раздражена, это все было напускное, его звонок тешил ее женское самолюбие.
— Когда?
— Вечером.
— Извини, у меня дела. Может быть, в другой раз?
— Завтра подходит?
— Обсудим этом завтра. Утром я скажу тебе.
Разговор был недолгим. Она сказала, что занята, не придумав никакого предлога, но потом спросила себя, почему ответила ему так неподобающе сухим отказом.
Решиться на рискованный шаг совсем не простое дело для женщины со старой незаживающей раной на сердце. Поэтому самым легким для нее оказалось поставить между ними заслон. Хотя в глубине души она горела желанием иметь спутника жизни, который обладал хотя бы половиной из достоинств Салима. Однако… «Ну вот. Опять я думаю о Салиме». Со временем Ясмин поняла, что ее старая любовь была настолько огромна, что любые другие чувства и отношения делалась невозможными.
По возвращении с работы она уже рассказывала Эфтабу историю с Я, ничего не утаивая. Он читал какую-то ветхую книгу, аккуратно закрыл ее и стал слушать Ясмин. Она уже не смотрела на него как на низкорослого охранника-индийца. Со вчерашнего дня он таким не был.
«Что же теперь будет?» — снова спросила она, терпевшая поражение от собственной воли, когда закончила свой короткий рассказ. А он внимательно слушал, изредка отвлекаясь на жильцов, которые то подходили с вопросом, то выражали свое недовольство.
Быстро окончив разговор с одним из них, он спокойно посмотрел на нее и произнес:
— Когда мы спрашиваем у себя, что же будет, мы опережаем время. Однако ведь определенно что-то будет.
Он поднялся и подошел ближе.
— В нашей жизни всем управляют две вещи: незнание и желание. Мы не знаем чего-то, но в то же время желаем этого. Было бы разумнее, чтобы сначала пришло знание, а затем то, чему суждено быть, облаченное в наше желание.
— Я хочу вечной любви, а не страсти на одну ночь.
Он ответил ей, смотря из-под очков и не выпуская из рук книги:
— В жизни нет ничего постоянного, кроме возможностей, которые воспроизводятся вечным двигателем.
Он положил книгу в сторону и сказал уверенно:
— Возможно, Я был вашим шансом. Читая новый роман, мы не думаем о том, чем он закончится, пока сама история не подведет нас к этому.
