Я могла задерживать дыхание надолго, но это под водой, в полном спокойствии, слушая музыку собственной души. А здесь, в этой схватке, полной ярости, я не успела даже вздохнуть и теперь у меня стремительно темнело в глазах...
Когда нас с Марианной отвезли в полицейский участок, а Стейси и Викторию – в больницу, Том позвонил Алеку Макалистеру и попросил приехать. Алек приехал через час сразу в участок. За это время Марианна уже остыла, мне оказали первую помощь. Я очень беспокоилась за Стейси. Когда её уносили, она лежала как мертвая. Но из больницы сообщили, что моя сестренка уже пришла в сознание, но всё время плачет и просит позвать меня. У меня сердце рвалось поехать прямо к ней в больницу, но предстояло ещё долгое разбирательство в полиции. Брайн тоже был в участке и молчаливо сидел на скамейке рядом со мной.
Когда Браун-старший услышал, что Марианна хочет обвинить его сына в изнасиловании, ему стало плохо и снова приехала скорая.
Все ждали, на чьей же стороне окажется Алек. Все сидели молча. Тишина вокруг нас просто звенела. Потому что каждое произнесенное слово могло стать для кого-то надгробным камнем.
Когда вошел Алек, все повернулись к нему. Он поздоровался за руку с Томом и сел за стол к полицейскому, который замещал Брауна старшего. Алек казался усталым и даже как-то постаревшим. Ни на меня, ни на понурого Брайна, сидящего рядом со мной, ни на Марианну за решеткой он даже не взглянул. Полицейский что-то тихо рассказывал ему, Алек кивал. Я разглядела, что он был в черных брюках и черной водолазке. И от этого он был похож на ниндзя, только слишком длинный. Я закрыла глаза и откинулась назад. У меня болело всё тело. Похоже, это разбирательство затянется надолго.
- Тебе плохо, Софи? Позвать врача? Они ещё не уехали, - забеспокоился, вышедший из оцепенения Брайн.
- Не надо уже врачей. Я хочу домой.
- Пока не зафиксируют, кто и какие обвинения предъявит, никто никуда не пойдет, - шепотом объяснил мне Брайн. – И ещё одно: на чьей стороне будет адвокат. Это очень важно.
- Скажи честно: у вас с Марианной было?- спросила я его тихо-тихо.
На лице Би отразилось чувство досады, но он ответил:
- Я уже жалею об этом!
- Но ведь она была несовершеннолетней! Как ты мог? – я старалась говорить шепотом, но чувства придавали словам силу.
Чувство досады на лице Би сменилось раздражением.
- Мне тогда было только семнадцать. И я её не насиловал!
Последняя фраза прозвучала слишком громко, и все обернулись. Брайн опустил голову и прикрыл лицо рукой. В соседнем кабинете врачи приводили в чувство его отца. Брайн тревожился о нем, да и его собственная судьба, я думаю, также беспокоила его.
Марианна уже стихла, с неё сняли наручники, и она сидела за решеткой в углу комнаты, тоже уткнувшись лицом в ладони.
Формально, пострадавшей считалась я, но на самом деле я считала себя виновной. Зачем я сказала Алеку про Би-Би? Страдала бы сейчас в одиночестве, рисовала. Рано или поздно домашний арест закончится, я снова увижу Джо. А теперь что? Из-за моей глупой, злой выходки пострадало столько людей!
Во-первых: Алек. Даже его безупречная внешность сейчас имела на себе отпечаток страдания. Потом – Марианна. Она потеряла жениха и все её планы на будущее и шотландские замки рухнули, погребая под обломками окружающих. О Брайне и говорить не приходилось. Докажут изнасилование или нет, но суд навсегда закроет перед ним карьеру полицейского. К тому же у его отца, Брауна-старшего, открылись проблемы с сердцем. А ещё Стейси… Моя маленькая сестренка так перепугалась, когда Марианна стала меня душить, что с ней сделался припадок.
Я вспомнила старинное английское стихотворение:
Что я натворила?! По нам всем словно прошла лавина, ломая и калеча судьбы. Из-за одного слова. Из-за одной обиды.
22.Ночь перед Рождеством.
Перед самым Рождеством из Корваллиса приехал Виктор – родной сын Вики и Тома. Он был толстым увальнем, любящим поучать. Вики благоговейно смотрела ему в рот и с упоением рассказывала о его успехах знакомым и незнакомым.
Виктор был точь-в-точь Тартюф из пьесы Мольера. Такой же двуличный и похотливый. Прошлый раз, когда он приезжал зимой, мы общались с ним мало. Лето я провела со Стейси, а Виктор – ездил а Европу. А нынешней зимой он, по его же собственному выражению, меня «разглядел». «Разглядывание» заключалось в посещении моей комнаты без разрешения, когда я переодеваюсь, прикосновении к моим рукам, бедрам и другим частям тела вроде бы невзначай. За обедом он трогал под столом мои коленки с самым невинным выражением лица, слушая, как Вики возносит хвалу небесам за то, что мы имеем на обеденном столе. А я в это время посылала проклятья за то, что имею под обеденным столом. Мне становилось противно, но жаловаться Вики или Тому было бессмысленно. Разве кто-то верил в похотливость Тартюфа?
Я начала думать: может быть Салли сбежала не просто так? Может быть её достал Виктор? Но, судя по разговорам о ней, она сама была не паинькой. Может быть Виктор что-то сделал красавице Лоре? Но я посчитала, что ему во время её смерти было всего 13 лет. Как сейчас Стейси. В то время мамочка, верно, ему ещё зад подтирала… Мои размышления не привели ни к чему. Слишком мало информации мне поступало. Брайн обещавший помочь, после всей этой громкой истории с Марианной, уехал из Астории. Говорят, он поступил в пожарную команду в Портленде.
В Рождественскую ночь ко мне пришел Джо.
Мы стояли за гаражом. Светила луна, освещая ровные ряды могил, отражаясь от выпавшего ещё вечером снега. Лунный свет поделил всё на серебро и беспросветную тьму. Лицо Джо в его свете казалось темным, а глаза, напротив, словно бы светились изнутри.
- Поздравляю тебя с Рождеством, моя пташка! – сказал он и поцеловал в губы так легко и невесомо, что я сама потянулась к нему. Мне хотелось ещё, но в этот раз он не стал продолжать.
- Не надо, Софи, - прошептал он, обнимая и прижимая меня к себе. – Тогда я не смогу уехать.
- Ты куда-то уезжаешь? – испугалась я. – Надолго?
- Как получится. Я уезжаю в резервацию. Решается вопрос с моим обучением…
Джо замолчал, но я знала, что это для него очень важно.
- Поезжай, - сказала я. - Я буду ждать тебя.
