вопросы веры, философии и естествознания. На протяжении многих веков вся медицинская мысль находилась в тени одного- единственного авторитета. Этим колоссом был живший во II в. н.э. греческий врач Клавдий Гален, родившийся в Пергаме. Основываясь на учении школы Гиппократа, Гален сформулировал медицинскую теорию о балансе в человеческом организме четырех жидкостей, называемых «соками». По его мнению, недостаток или избыток любой из них — крови, флегмы, желчи и черной желчи — приводит к болезни. Болезнь можно излечить, восстановив баланс, для чего нужно использовать слабительное, клизму, кровопускание и другие подобные методы. Но к этим средствам следует прибегать только в крайнем случае. До того больного лечат диетой, сложными травяными составами, которые способствуют устранению избытка той или иной жидкости. В некоторых случаях применялась и простейшая хирургия — например, при ранениях, инфекциях или тяжелых болезнях, а также опухолях на поверхности тела.
Всю жизнь Гален умело привлекал внимание широкой публики к своей медицинской практике и экспериментам. Он не только способствовал распространению учения Гиппократа о жидкостях и прочих методах диагностики и лечения — он пошел намного дальше, провозгласив себя единственным интеллектуальным наследником древнего Отца медицины. Он читал публичные лекции, нередко сопровождая их драматическими экспериментами на живых животных. Перед толпами энтузиастов он рассказывал о физиологических и анатомических особенностях млекопитающих, которые до того были неизвестны науке. Он оставил многочисленные сочинения, написанные напыщенным слогом, в которых рассказал о своих исследованиях и методах лечения заболеваний. В своих трудах, нередко грешащих бахвальством, он неоднократно заявляет, что только его методы являются истинными. Он оставил немалое наследие — когда в начале XIX в. его сочинения были собраны и переведены на немецкий, они заняли двадцать два толстых тома ин-октаво.
Гален был не только самым известным медиком своего времени и личным врачом Марка
Аврелия. Он провозгласил себя адептом медицины на все будущие времена. «Тот, кто хочет прославиться своими делами, а не только ученой речью, — обращается он к медикам будущего, — должен лишь затратить немного сил на ознакомление с тем, чего я достиг упорными трудами всей моей жизни». С точки зрения Галена и многих поколений его последователей, слепо верящих ему, он открыл все, что требуется знать о человеческом теле, о его болезнях и методах их лечения; он якобы создал законченную медицинскую систему, которая не требовала никаких изменений. И многие поверили этому. Ни один человек до Галена не удостоился такого почета, и никто столь пламенно не убеждал читателей в своей непогрешимости. Гален оставил целый ряд теоретических сочинений и свод предписаний, который казался столь непреложным, что на протяжении почти пятнадцати столетий ни у кого не возникала мысль оспаривать этот медицинский канон.
К IV в. н.э. Рим постепенно стал уступать власть Византии, столицей которой был Константинополь. Основные силы Византийской империи уходили на войны, военные столкновения и столь изощренные интриги, что слово «византийский», которыми мы их сегодня характеризуем, прочно вошло в наш словарь. Наука же почти не прогрессировала — ее развитие остановилось почти во всех христианских государствах, не исключая и государства Западной Европы. Однако в VIII в., когда мусульмане ворвались в Европу с Аравийского полуострова, они увлекли другие народы своей страстью к просвещению, которая легла в основу блистательной культуры, стремительно распространяющейся на территориях, подвластных завоевателям. Можно сказать, что, в отличие от христиан, мусульмане начали свое существование с ренессанса.
Одним из самых ярких свидетельств просвещенческого пыла мусульман можно назвать перевод на арабский язык древнегреческих научных текстов. Путеводными звездами исламских мыслителей стали такие ученые и философы, как Евклид, Птолемей и особенно Аристотель. В основу новой арабской медицины легли труды Гиппократа и его последователей, а также Галена. Арабская медицина выросла преимущественно из этих трудов, поскольку они были широко распространены — ведь они считались наиболее значительными медицинскими трактатами греко-римского периода. Арабские врачи не были знакомы с оригинальными греческими текстами; как правило, им были доступны комментарии к переводам с греческого, сделанными в конце VIII — начале IX в. еврейскими, сирийскими и персидскими учеными. Переписчики и переводчики основывались на оригинальных греческих манускриптах, но их все сложнее было разыскать. Поэтому нередко источником для последующих переводов служили латинские переводы, сделанные византийскими учеными в IV, V и VI в. Другим важным источником информации служил семитомный труд Павла Эгинского — ученого, жившего в VII в. В этом труде излагалось учение Гиппократа и Галена; он был переведен с латыни на арабский спустя два столетия после написания. И хотя сочинение Павла Эгинского представляло собой новое расширенное толкование трудов этих греческих ученых, оно служило краеугольным камнем арабской медицинской науки на протяжении всего времени, когда мусульманские врачи были на пике своей славы.
Большой популярностью пользовались сочинения, написанные целым рядом византийских, еврейских и мусульманских врачей и основанные на переводах и пересказах оригинальных греческих текстов. Авторы этих сочинений комментировали труды предшественников и нередко вставляли в них собственные тексты, допуская ошибки, характерные для трудов «ревизионистов». Даже величайшие исламские теоретики того времени, читавшие сочинения греческих авторов в переводах VIII-IX в., осуществленных с оригиналов, довольно часто неверно истолковывали их идеи или искаженно перефразировали их. Большим авторитетом пользовался обширный труд, составленный наиболее почитаемым мусульманским врачом XI в., Абу Али Хусейном ибн Абдуллахом ибн Синой, на Западе известном как Авиценна. Однако многое в его труде, как и в других арабских канонических медицинских сочинениях, было всего лишь пересказом сочинений Галена, довольно часто неверно понятых. Но самым главным было то, что в книге Ибн Сины принижается ценность клинического опыта и вместо того превозносится логика и рассуждение. В результате ученики и читатели Авиценны не придавали большого значения своим личным наблюдениям, которые на деле являются самой прямой дорогой к пониманию болезни и нахождению способа ее лечения.
Так или иначе, арабские книги стали своего рода хранилищем греческой медицины и науки в целом. Очевидно, что эти тексты были намного более точными, когда они переводились непосредственно с греческого, по сравнению с теми случаями, когда промежуточным этапом для них служили латинские переводы, которые делали византийские и прочие авторы, не говоря о том, что множественный перевод во много раз умножал вероятность ошибки. И хотя Маймонид был очень хорошо знаком с трудами своих наиболее видных арабских предшественников и порой цитировал их в своих собственных медицинских сочинениях, похоже, он достиг своих познаний намного менее кружным путем, чем многие из них. Он знакомился с античными текстами в арабском переводе, сделанном непосредственно с греческого, и не рассчитывал на помощь поздних комментаторов и толкователей.
Обычай, позволявший мусульманским и еврейским врачам, писавшим на арабском, добавлять свои комментарии к переводам древних авторов, нередко способствовал распространению новых идей. Поскольку арабоязычные авторы привносили в греческую медицинскую литературу не только комментарии, но и редакторскую правку, перед врачами того времени открылась возможность добавлять к этим текстам свою собственную точку зрения на теоретические положения медицинской науки. Именно так вершился описываемый здесь великий исторический процесс, благодаря которому теории мусульманских и еврейских мыслителей вошли в инструментарий древнегреческой медицины. Все наиболее значительные фигуры арабской медицины — Гали Аббас (Али ибн Аббас), Разес (Мухаммад ибн Захария ар-Рази), Авиценна (Ибн Сина), Альбуказис (Абу-ль Касим Заѓрави), Авензоар (Ибн Зуѓр), Аверроэс (Ибн Рушд) и еврейский ученый Ицхак Исраэли — все они в той или иной мере были интерпретаторами Галена. Их исторический вклад в медицину заключается не в том, что они сделали какие-то новые открытия, но в том, что их свежее видение древних учений оказалось полезным для врачей того времени и более поздних эпох. Именно в свете этого историки рассматривают вклад в медицину самого Маймонида.
Иными словами, Маймонид не открыл ничего нового. Он не был исследователем и не внес уникального вклада в клиническую практику. Он, как и многие другие видные врачи того времени, был толкователем медицинского искусства в том виде, в каком оно было передано ему Гиппократом и особенно Галеном. Толкование Маймонида основывалось на его личном мировоззрении и опыте, приобретенном в работе с многими тысячами пациентов. Мировоззрение Маймонида включало в себя не только клинический
