— Не рыпайся! Сиди спокойно, у нас все нормально.
«Кальмар» меж тем выкатил на косу, и я увидел вертолет. Он стоял чуть в стороне от дороги, его лопасти потихоньку вращались. Двери в салон оставались закрытыми, только из окошка в кабине выглядывал парень в летной фуражке и показывал рукой, чтобы мы остановились. Мамашкин чуть кивнул ему, но останавливать трактор и не собирался. Рулил себе с таким видом, словно этих летчиков встречает в тайге на каждом шагу.
Вертолет рыкнул так громко, что перекрыл шум нашего трактора, лопасти заходили чаще, и только после этого Мамашкин нажал на тормоз. Тотчас дверца вертолета распахнулась, и на землю спрыгнули три человека. Один в милицейской форме, два другие в гражданском, только на их головах поблескивали кокардами егерские фуражки.
Милиционер обогнул трактор, подошел к нему со стороны Мамашкина и крикнул, чтобы тот глушил мотор и спускался вниз. Мамашкин повернул ключ, достал расческу, причесался перед висящим в кабине зеркалом и спрыгнул на землю. Я стал спускаться с другой стороны, ступенька там устроена очень неудобно. Пришлось прыгать вперед спиной. Нога попала в выемку, и, если бы меня не поддержал один из егерей, наверняка растянулся бы.
Я не вижу, что там делают с Мамашкиным, но со мной обошлись довольно вежливо. Поздоровались, представились и повели в вертолет. Там посадили на обтянутую дерматином скамейку и попросили чуть подождать.
Егери принялись осматривать трактор. Заглянули под капот, днище и полезли в кабину. Там подняли сиденья, спинки, проверили инструментальный ящик. Один скатал постель и вытянул из-под изголовья черный ящик, напоминающий футляр от скрипки или от очень дорогого ружья. Мамашкин все еще разговаривал с милиционером, егери же, наверное, не хотели открывать ящик без хозяина, а я сидел и маялся, пытаясь определить, что же оно там такое? Наконец подошли милиционер с Мамашкиным, открыли футляр, и на свет показался сверкающий хромированными кольцами телевик. Его вид вызвал интерес даже у летчиков, которые мудрили над планшеткой, пытаясь определить, где они приземлились. Летчики оставили планшетку на ступеньке вертолета и принялись с восхищением рассматривать, по-видимому, очень дорогой фотоаппарат.
Налюбовались, заглянули по очереди в окошко видоискателя и вернули телевик Мамашкину. Тот бережно сдул с объектива пылинку, щелкнул застежками и полез в трактор устраивать ящик на прежнее место.
Тележку осматривали уже не так тщательно. Чуть приподняли рубероид, заглянули под сложенные у борта двери и оконные рамы и уже начали было слезать, как вдруг один из егерей отдернул руку и уставился на выглядывающую из тележки доску. Присел, перевернул ее и позвал напарника. К ним присоединился и милиционер.
«Как раз в том месте лежали мешки с мясом, — мелькнуло у меня в голове. — Наверно, кровь проступила через мешок и попала на доску. Теперь они зашустрят».
И в самом деле, тележку проверяли уже по-настоящему. Перекладывали доски, катали туда-сюда бочку с соляркой, заглядывали буквально в каждую щель и даже стучали монтировкой по запасному колесу.
Милиционер возвратился к Мамашкину и принялся изучать его бумаги, время от времени обращаясь к трактористу с вопросами.
— Гражданин Калипух, — позвал кого-то милиционер. — Гражданин Калипух!
— Оглох, что ли? — тронул меня за плечо летчик. — Тебя зовут.
Бог мой! В руке у милиционера путевка, так в качестве пассажира записан Федор, а я еще сижу и думаю, где это я слышал такую фамилию? Значит, Мамашкин представил меня Калипухом. Поднимаюсь со скамейки, хочу сойти вниз, но лейтенант уже залез в салон и, усевшись рядом, спросил:
— Вы когда из совхоза выехали?
— Вчера. А что случилось?
Милиционер пропустил мой вопрос мимо ушей, еще раз глянул в путевку и попросил объяснить, откуда, по моему мнению, могла появиться на досках кровь?
Я пожал плечами:
— Не знаю. Он же песцов держит. Наверно, собаку раздавленную на дороге нашел, по пути домой и подкинул. Он на краю поселка живет, куда бы ни ехал, все равно мимо дома. А может, с фермы что вез, ему там падеж задешево продают.
Милиционер пытливо посмотрел мне в лицо и, чуть растягивая слова, произнес:
— Сходится. Может, и в самом деле так. Вы какой дорогой сюда ехали?
Ну уж это я знаю точно. Федор рассказывал, как на Ледниковом они встретили стадо баранов, а на Аринке чуть не порвали прицеп.
— Обыкновенной, — как можно спокойней говорю я. — Мимо свалки, на Ульбуку, Ледниковый, а здесь в объезд. Мост-то еще летом размыло. Там у моста наши вещи лежат. Я-то здесь уже был, Бобков — рыбинспектор здешний — меня видел. Он мне две мальмины подарил. Изъял у одних, наверное, мешков двадцать.
— Так ты уже здесь не первый раз? — спросил из-за спины егерь.
Я не заметил, как он оказался в вертолете.
— Конечно. Чуть дальше, возле Хилгичана, моя палатка. Я уже и избушку начал строить.
Милиционер посмотрел на егеря, улыбнулся:
— В самом деле, не в цвет у нас получилось. А я-то уже решил…
И здесь я допустил промах. То ли от избытка чувств, мол, пронесло, то ли желая понравиться моим собеседникам я показал на сети и спросил:
— Вы все это недалеко отсюда, на Чилганье нашли, да? Уже сорванное?
Егерь кивнул, а меня понесло:
— Это я сорвал. Иду вчера, а их две штуки на протоках настроено, и рыбы — дна не видно. Я за топор и давай крушить. Вы их не поймали? Они где-то выше скал стоят.
— Точно, у скал и нашли, — сказал егерь. — Там камни выпирают, на них и зацепилось. А мы-то голову ломаем, как оно могло там оказаться?
— Обожди, — перебил его милиционер. — Вчера, говоришь, крушил. А из совхоза вы когда выехали?
Меня бросило в жар, в голове запели тоненькие колокольчики. Вот дурак! Как же я забыл?
— Разве я вчера сказал? — стараясь пересилить севший вдруг голос, переспросил я. — Позавчера это было, во вторник. Вечером за мной Толик приехал, а утром мы уже сюда. Вещи-то без присмотра оставлять нельзя.
К счастью, егеря больше интересовало, не встречался ли я с хозяином разрушенных мною перегородок. Я рассказал, что видел двух: у одного — ружье, у другого бинокль. Как зовут, не знаю, но при мне называли какого-то Ваську Гусара. У этого Гусара в прошлом году медведь два раза вытаскивал на берег «морду» с рыбой.
— Они там давно сидят. Бутылки по Чилганье пустые без конца плывут. Даже бочка пожарная от них приплыла. Я ее вытащил и возле палатки поставил.
Не знаю, как долго мы бы еще разговаривали и к чему привел бы этот разговор, да, к счастью, летчик многозначительно постучал пальцем по часам и показал глазами на небо. Те заторопились, пожали нам с Мамашкиным руки и вскоре улетели в верховья Чилганьи.
Мы стояли на косе, пока не стих гул вертолетного двигателя, затем Мамашкин сбегал за отсиживающимся в тайге Федором, и мы втроем покатили к моей стоянке…
Перед тем как разгружать тележку, Мамашкин заглянул в пожарную бочку, затем подошел к натянутой вокруг моей стоянки веревке и подергал за нее. Консервные банки зазвенели на все лады, одна сорвалась и покатилась прямо в Чилганью.
— Толково, — кивнул он, глядя вслед банке. — Никакому врагу не прорваться. А это что у тебя? — Его взгляд упал на приставленную к палатке удочку.
Сплетенная из тонких лесок снасть разлохматилась и наверняка выглядела в его глазах вершиной убожества. Я начал было объяснять, что не рассчитывал попасть на крупную рыбу, а хариусов всегда ловлю только на тонкую леску, но Мамашкин даже не стал меня слушать. Он хмыкнул и направился к трактору. Там
