что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
П ь е р. Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, помните о …
А н д р е й (поспешно). Помню! Я говорил, что падшую женщину надо простить… Но я не говорил, что я могу простить. Я — не могу.
П ь е р. Разве можно сравнивать?
А н д р е й. Я не способен идти по следам этого господина! Если хочешь быть моим другом, не говори со мной никогда про эту… про все это. Ну, прощай. Ты передашь?
П ь е р. Передам. (Уходит.)
ПЬЕР У НАТАШИ П ь е р (протягивает Наташе бумаги). Наталья Ильинична, князь Андрей просил передать вам эти бумаги и портрет…
Наташа берет бумаги, откладывает.
Н а т а ш а. Спасибо… Петр Кириллович, он вам друг… Он говорил мне тогда, чтоб обратиться к вам… Скажите ему… чтоб он прост… простил меня. (Почти плачет.)
П ь е р. Да… Я скажу ему…
Н а т а ш а (поспешно). Нет, я знаю, что все кончено! Это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить мена за все…
П ь е р (с жалостью). Я скажу ему, я все еще раз скажу ему. Но… Я бы желал знать одно…
Наташа посмотрела на Пьера.
Любили ли вы… любили ли вы этого дурного человнка?
Н а т а ш а. Не называйте его дурным. Но я ничего, ничего не знаю… (Заплакала.)
П ь е р (нежно, кротко). Не будем говорить, мой друг… Я все скажу ему… Но об одном прошу — считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому-нибудь — не теперь, а когда у вас ясно будет на душе, — вспомните обо мне… (Поцеловал ей руку.) Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… (Смутился.)
Н а т а ш а. Не говорите со мной так, я не стою этого!
Наташа хотела уйти, Пьер удержал.
П ь е р. Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас!..
Н а т а ш а. Для меня? Нет! Для меня все пропало.
П ь е р. Все пропало? (Как бы думая вслух.) Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей…
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления.
У РОСТОВЫХ Гостиная московского дома Ростовых. Напряженная обстановка сборов в дальнюю дорогу. Г р а ф и н я полулежит на диване с повязкой на голове. Стремительно входит И л ь я А н д р е е в и ч.
И л ь я А н д р е е в и ч. Досиделись! И клуб закрыт, и полиция выходит. На улицах тьма подвод! Одни раненых везут из Бородина, на других жители уезжают… У нас перед домом огромный поезд стоит с ранеными.
Г р а ф и н я. Соня говорила… Ой, Илюша, я все о последнем письме Николя думаю: уверяю тебя, в его встрече с княжной Марьей Болконской есть промысел Божий…
И л ь я А н д р е е в и ч. Нынче народ разбирает оружие в Кремле.
Г р а ф и н я. Я вот никогда не радовалась, когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала — было у меня предчувствие, что Николенька женится на княжне!..
И л ь я А н д р е е в и ч. Ну о чем ты говоришь! У нас еще подводы не уложены!
Два л а к е я пронесли через комнату ящик. Илья Андреевич заглянул в него.
Посуда?.. Сена подложите! Да осторожнее! (Вышел вслед за лакеями.)
Появились два других лакея, тоже с ящиком. Третий внес рулон ковров.
Г р а ф и н я. Если не уложен — здесь оставьте!
Лакеи оставили вещи, удалились. Другие лакеи пронесли ящики, и еще…
Торопитесь, милые, торопитесь. Снесите на подводы и пусть увязывают крепче.
Вошла М а в р а К у ь м и н и ч н а с пачкой платьев на руке.
М а в р а К у з ь м и н и ч н а. Барынины платья, куда их?
Г р а ф и н я. Брось тут пока, сама посмотрит.
Мавра Кузьминична бросила платья на край сундука. Вошел И л ь я А н д р е е в и ч.
М а в р а К у з ь м и н и ч н а (Илье Андреевичу). А уж раненых люди во все дворы разбирают. И к нам просются… Им некуда деться!
И л ь я А н д р е е в и ч. Приглашай их Мавра, в дом. Все одно пусто будет, места много… А теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать… (Ушел.)
Мавра Кузьминична ушла. Удалилась графиня. Появилась С о н я. Пачку платьев переложила на диван, попробовала ковры умещать в сундук. Вошла Н а т а ш а, стала быстро перебрасывать платья, и вдруг у нее в руках оказалось то, в котором она была в первый раз на петербургском балу. Зазвучала мелодия вальса… Наташа бережно отложила платье.
Н а т а ш а. Соня, постой, так не уложишь!.. (Достает из ящика завернутые в бумагу блюда и тарелки.) Блюда надо сюда, в ковры…
С о н я. Да еще и ковры-то, дай Бог, на три ящика разложить!
Н а т а ш а. Да постой, пожалуйста… (Ловко продолжает разбирать.) Это не надо… Это — да… Это — в ковры!..
С о н я. Ну, полно, Наташа, я уложу!..
Н а т а ш а (работает). Нет, ты не умеешь, дай я, и будет порядок.
Крышка не закрывается.
С о н я. Ну уложила, ты права!.. Да вынь один верхний!
Н а т а ш а. Не хочу!.. (Давит крышку коленками.) Давай и ты! Да жми сильнее! (Крышка закрылась. Наташа хлопает в ладоши.)
С о н я (увидела отложенное платье). Бальное не берешь?..
Н а т а ш а (грустно). Оно по моде… старое…
Вошел И л ь я А н д р е е в и ч.
И л ь я А н д р е е в и ч. Тридцать подвод уложены. Теперь закрепим, проверим — и с Богом!..
Наташа и Соня убежали. Издалека доносятся церковные звоны — благовестят к обедне. Появилась М а в р а К у з ь м и н и ч н а.
М а в р а К у з ь м и н и ч н а (графу). Там один офицер, раненый, просит где-нибудь приютить на подводах… И за другого денщик пришел просить…
