борьбы дикарей…
— Мужики, правда в это верите? — С улыбкой спрашивает проходящий мимо парень в косухе.
— Да. — Серьезно и просто отвечают ему.
— Поглядите вокруг! — Продолжает Киса. — В России засилье всего американского. Идет кока- колонизация всего мира. Такая реальность не для нас.
— Наши дети с утра до вечера смотрят мультики про мутантов, где хорошие американцы побеждают плохих туземцев. Вот мы и есть эти самые туземцы…
— Слово предоставляется товарищу… Как его фамилия?.. Никитенко! — говорит с наскоро сколоченной трибуны бородатый предводитель.
— НАТО-дерьмо!..
Поразительно высокие голоса женщин скандируют: «Янки, гов хом!» А у Боба куртка с надписью «Ю-эс-эй Эйр Форс».
— Что наш народ? Смотрит с утра до вечера дебильные телешоу, а потом удивляется, что в его жизни не все в порядке.
— Молодцы, наша молодежь! — С гордостью кричит издалека боевой дедок.
— Дай Бог здоровья… — вторит старушка в беретике.
— На демонстрации ходят старики-старушки, больше по старой памяти. Никто ничего не знает и знать не хочет. Все довольны.
У бабушек в руках маленькие праздничные флажки. Мы с Лешкой на первомай некогда махали такими же. Но сейчас в толпе и другие флаги. Вот золотая хоругвь с короною. Вот нынешний российский — бело-сине-красный. Вот бывший военно-морской. А вот — красный с белым кругом и острой свастикой.
Людские водовороты — людовороты.
— Пенсионерам — достойную жизнь…
— Дубинки ждут…
Люди уплотняются. Мимо проплыла вывеска: «Игровые автоматы». Раздают газеты, листовки из рук в руки — «Дуэль», «Молния», «Вестник». Обрывки разговоров и выкриков.
— Долой самодержавие, — человек в капюшоне, с банданой, закрывающей нижнюю часть лица, как у грабителя из вестерна.
Над ларьком — тусклый золотой купол. Все ларьки в округе закрыты. Красное знамя на крест церкви?
— Преступление без наказания? Нахапал сам, накормил своих волчат… — парень в красной строительной каске.
— Массоны организовали геноцид…
— Ах ты, еврейчик, — косой низенький старикашка — смуглому мужчине.
— Уже всем понятно, что спасет Россию…
— Протестуй или пропадешь…
Чучело из папье-маше, с плакатом на шее: «Русь, не трусь!»
Люди с микрофонами. Люди на балконах.
На крышах строители. Подслеповатый старик: «Снайперы засели, так-р-растак…»
— У него было высшее образование, но он нигде, понимаете? Нигде не мог устроиться на работу…
— Товарищ! Смелее! Гони Бориса в шею!..
— Голодный народ сильнее сытого президента…
Бегут люди в формах.
— Серая власть…
В компьютерной полиграфии есть понятие — градация серого, или балланс серого. Все шестнадцать миллионов цветов и оттенков в понимании машины укладываются в соотношение черного и белого.
Флаг рвется туда-сюда, как флюгер общественного мнения.
Из динамиков — Высоцкий.
«Скоро «МакДоналдс» распахнет для Вас свои двери», — на рекламном щите.
— Просьба пропустить автобус, — громкоговоритель.
— Пошел ты… — тоже громкоговоритель.
— Главная опасность не в НАТО, а в невозвращении награбленного ворами, банками и другими, Албании тоже свора бандитов не нужна, как латания и затычки, ограбить чище…
Бессвязные речи и вскрики повергают в состояние сна наяву.
— Мы. в цепи! Туш…
— Скотину на осину… — визгливая бабуся с детским пластмассовым красным щитом у груди, в красной чалме. На щите — портрет Сталина.
— Дерьмократы, уберите свои полосатые матрасы, — истерический взвизг при виде трехцветного флага.
— Долой мучителей России…
Здесь матери с детьми.
Красное знамя. Под ним меня принимали в октябрята и в пионеры. Мы все клялись Родине. Той Родины больше нет. Я не клятвопреступница?
Сплевывают.
— Верните наши деньги за год и четыре месяца…
— В той Москве, где я родился, продавали другие сигареты…
«Ла белла вита» — говорит темный рекламный плакат. С него скалится ослепительная женщина. А здесь — слезы:
— Родина-мать зовет…
Через пару часов после демонстрации сидим в подъезде Дикушиного дома. Флаг заботливо свернут. Бутылка водки гуляет по кругу. Вот так всегда. На фига нам борьба, если есть водка, революция в жидком виде, в рамках одного отдельно взятого организма. Когда очередь подходит, отказываюсь.
— Уф, как репу проглотил! — Кашляет Боб. — Не пошла, родимая…
Включают диктофон. Подъезд оглашается надтреснутым голосом революционного барда — видела его однажды, похож на волосатую лягушку.
— Все, к лешему, — срывается Дикуша, скидывает с плеча руку Кисы. — Достало! Достало меня все, понимаете?
— Дикуневич, — Киса крепче приобнимает ее. — Кто мне двоих деток обещал?
— Да пошел ты…
Он берет ее на руки и качает, как малого ребенка.
У меня и без водки все плывет перед глазами, как дождь по стеклу.
Вскоре, проводив меня до подъезда, Иван спрашивает:
— Ноги не промочила?.. Каждый думает, что он прав. И кто-то обязательно прав…
В ту же сессию Ваньку вытурят из Университета. Партийная работа не давала ему учиться. Боб начнет зашибать деньгу и перестанет «заморачиваться». Лена (Дикуша) пройдет производственную практику следователем. Она «зашьется» от алкоголя. А что с ней станет дальше, даже в страшном сне не могло тогда присниться никому из нас…
После большого перерыва она позвонила мне и почему-то поведала:
— Знаешь, я сменил пол. — Голос у нее всегда был подсевший от сигарет, а тут и вовсе сипел. И она порой говорила о себе в мужском роде.
— А потолок? — Поинтересовалась я в уверенности, что речь идет о ремонте.
