могли ранее управиться. Поцелуй за меня Вареньку, деточек, Мишеля, Петю, Р- Андр. и, если сватьюшка у вас, расцелуй их покрепче. Будьте здоровы, мои драгоценные! Хотя мне здесь очень хорошо и больным помогать чрезвычайно приятно, но я с наслаждением мечтаю о той минуте, когда увижу вас, мои родные! Молитесь за меня! Как и за вас молится всем сердцем любящая.
P. S. Вообрази, от маменьки ни строчки! Боюсь, здорова ли она? Неужели она сердится, что я уехала, и мстит своим молчанием. Это ужасно!.. Отправив к тебе письмо, по обыкновению во втором часу, в два была обрадована письмом Мишеля. Много, много благодарю его и прошу еще писать, для меня это необходимо. В девятом часу ездила с хозяйкой немного прокатиться. Воздух так дурен и тяжел во всем городе, что доктор беспрестанно просит меня ездить за город, но я мало слушаю, потому что не имею времени и вижу, какую пользу приносит мое присутствие.
18-го июня. Сегодня, благодаря Бога, много потрудилась. Утром в обоих домах до двенадцати часов исполняла свои обязанности и решилась весь день сама давать лекарство в губернском правлении, хотя это не моя обязанность. Но видя, что больные ничего не получают вовремя, многие умирают, значит, и мои труды вполовину, я решилась трудиться более. В третьем часу опять ходила давать лекарство, в шестом также и оттуда ко Всенощной. После, напившись чаю дома, в девять опять дала всем лекарство и одному, у которого бессонница, он просил дать ему сонных порошков, на что доктор отвечал, чтобы я ему дала ложку воды с мелким сахаром, уверяя, что это порошок. Но я сделала лучше: дала ему ложку чудесного портвейна, который со мною отпустил Николай Иванович на случай моей болезни. Посмотрим, какое будет действие?
Только что я возвратилась домой, как идут сказать, что еще привезли пятьдесят восемь и всех положили в губернское правление, в мое отделение. Я тотчас пошла и застала страшный шум. Наших привезли пятьдесят одного человека, и все раненые, а французов семь; один из них, сумасшедший, чуть не зарезался, потом разбил бутылку, ударил служителя, а тот думал, что его хотят бить, бросился ко мне. Я была в комнате русских. Только что я вошла, французы подошли и объяснили, что он в белой горячке. Один даже сказал, что он помешался оттого, что у него пропали деньги. Он при мне ударил некоторых из своих, и я тотчас велела его связать. Но и тут он скатился с тюфяка (они все лежат на полу) и начинает бить лбом в пол! Доктора не нашли и решили поставить ему четыре горчичника. Я тотчас дала все что нужно. Другим велела перевязать и пришла в десять часов. Теперь у меня дома двадцать пять человек да в губернском правлении девяносто шесть. Довольно! Трудов будет, помоги только, Господи.
А до сих пор не знаю, как благодарить Бога за его великие милости. Мне приятно думать в настоящую минуту, что вы, услаждая свою душу чтением, вспоминаете меня. А я собеседую вам всеми чувствами моей души. Я всегда чувствовала особенную благодать при словах Спасителя, которые нам часто приходилось читать, а именно: «Где есть два или три собраны во имя Мое, тут и Я посреди их!» Теперь я лишена этого счастья, но Господь посылает мне во время молитвы благодатные слезы Величайшее наслаждение — плакать от умиления и благодарности! Подай, Господи, такие слезы!
19-го июня. Сегодня, для Воскресения Христова, и у обедни быть не удалось: с половины восьмого до половины двенадцатого была на службе у своих страдальцев. Три француза умерши утром, один из них при мне. Также и один русский отдал мне последний вздох. Не знаю, были ли они приготовлены, этот не в моем доме. У меня также скончался один, но, благодаря Господа, приготовленный. Так как Бог не привел меня сегодня быть в Церкви, взамен этого я решилась, не слушая доктора, больше трудиться и опять два раза была в больнице и сама давала лекарство. Разумеется, устала и желаю отдохнуть.
20-го июня. Также с восьми до второго часа была в госпитале и это не совсем приятно, что я теряю столько времени с Французами, но что делать? Когда я приду, тут только и лекарство дам и прикажу сделать, что кому нужно и что он просят. А к вечеру мне еще прибавили: из всех домов, где только были иностранцы, всех перенесли в губернское правление сам генерал Остроградокий просил меня не оставлять их, потому что я одна могу их понимать. Их, кажется, до трехсот. Разумеется, я не буду ходить во все палаты, но там, где мой доктор, я должна быть. Когда-то Господь сжалится над нами Теперь у нас больных до сорока тысяч. Все силы истощены, к ним беспрестанно подвозят новью войска. Они, бедные, очен тужат об этой войне и знают, что из нее ничего не будет, н страдают не меньше наших.
Сегодня умер еще один француз, и главный доктор про сил лучше смотреть за ними, чтобы после не заслужить нарекания и не подвергнуть наших пленных дурной участи. На до заметить, что у нас так хорошо обходятся с больным! иностранцами и так хорошо их кормят, что бедные наш солдатики, видя, что им носят (табак, сахар, вино и пр.), про сили перевести их куда-нибудь, чтобы им хоть не видеть это го. И скоро это было исполнено: всех иностранцев перевеш в дом Ревельоти и там уже исполняли все их желания.
Забыла вчера написать, что получила от маменьки два письма и сегодня от Николая Ивановича. Очень хочу спать. Поблагодарю Бога, что Он дает мне силы, и молюсь за вас, мои милые родные друзья. Помилуй и со храни вас Господи!
21-го июня. Ровно месяц, как я, по милости Божией служу страждущим, и, если Господь поможет, ровно месяц еще буду трудиться. Но что сегодня за день был: про сто суматоха!.. В восемь часов я пошла к себе и, там закончив, отправилась в губернское правление. Надо былос осмотреться и перевязать новых и старых. В это время приехал генерал и просил приготовить место еще для пятидесяти восьми человек французов, вновь прибывших и: Севастополя. Вот началась суматоха. Новых надо было поить чаем, вином, перевязывать. Старые кто просит пить, кому варенья, кому лекарство, которого прикрыть, видя, как его трясет лихорадка, которому лакрицы… Только и слышно, куда ни войдет «Ma soeur, ма soeur». И это продолжалось до второго часа, так что я боялась упасть. Зато я получила два трофея: русскую пулю, всю сплюснутую, и картечь. Ее выел ли из филея француза. Я все это привезу с собою, если мне поможет Бог возвратиться.
Вечером также была в палатах, но не долго, потому что хотела ехать в баню, но баня гадкая, и я возвратилась не мытая. Наконец, почти против желания, завтра берут на дачу обедать к Княжевичам. Мария Ивановна сама была сегодня, меня не видала, но, беспокоясь обо мне, просш непременно, чтобы для отдыха я приехала к ним обедать И доктор каждый день просит меня более пользоваться ва духом и свободой. Но мне как-то совестно. Видя, что Господь посылает мне силы и здоровье, я желаю это приносит в пользу братьям. Из моего дома идут завтра в транспор десять, и останется только десять. Но я попрошу поскорей наполнить мой дом, потому что хочу более ходить за св(ими: своя рубашка к телу ближе! Рана русская больнее!
Ну, Христос с тобой, мой друг и брат! Дай, Господ] чтобы при свидании моя душа так же услаждалась в беседе с тобою.
22-го июня. Очень устала и хотела лечь, не переговс рив с тобою, но не могла. Утром трудилась с восьми д первого часа, как всегда. Особенного ничего. Все ка обыкновенно. Англичанину отпилили у ноги кость, и с не вскрикнул, тогда как французы кричат на всю улиц; Когда привезли раненых иностранцев, то при осмотре многих утешала надеждою на скорое выздоровление много удивлялась впоследствии, что каждая ничтожна Царапина осколком превращалась в огромную рану больной умирал. Мне объяснили это тем, что когда приехал Пелиссье и они шли на первый приступ при нем, то перед этим были почти все угощаемы англичанами вином, в которое для возбуждения смелости был примешан опиум, так что малейшая царапина в испорченной крови была смертельна. Трое пожелали приобщиться, я послала за католическим священником, и после причастия один умер через полчаса. А вчера у меня один приобщался. В два часа Владислав Максимович прислал за мной коляску, и я провела весь день очень приятно, никого не было, и они чудесные люди! Прощай! Господь с тобою! Пора спать!
23-го июня. Сегодня был тоже порядочный денек! Опять от восьми до сорока минут третьего была в больнице, и ничего, если бы только устала, а мне даже сделалось дурно, мне, которая была при операциях! Но нынешний случай потяжелее. В моей палате сумасшедший француз, о котором я писала, вылетел в окно из второго этажа! Я была в другой комнате; ко мне бросились, и когда я вошла, то, увидав пустую постель и отворенное окно, я не устояла на месте, голова закружилась, и я принуждена была сесть на пол. Когда его принесли, доктор осмотрел и не нашел никакого ушиба, только ссажены нога и рука и разбит нос. Мы спросили, что ему вздумалось сделать это, и он очень наивно отвечал, что ему было там скучно и он вздумал прогуляться! Сегодня его отправят в сумасшедший дом. Это сильное потрясение было очень тяжело для меня. Я не могла ни есть, ни спать (после обеда). Однако, отдохнув немного, в шестом часу опять побрела в больницу, но уже была там недолго. В восьмом часу, возвратясь, пошла по соседству в домашнюю баню. Там славно вымылась. Пришедши, напилась чаю, а теперь очень хочу спать.
