огромных желтых домов на выжженном пустыре.
Девочки, не отвечая больше на заигрывания сорванцов, удалились в глубь рощицы, угнездившейся меж двух больших оврагов, и лишь изредка перебрасывались словцом друг с дружкой. Но ребята не желали сдаваться: сгрудились кучкой чуть выше по склону и горячо обсуждали, чем бы еще уязвить девчонок, чье поведение их бесило, хоть они и старались не подавать виду. Шум нарастал с каждой минутой. Раз уж в острословии им девчонок не перещеголять, так они хотя бы вдосталь подергают этих задавак за платьица — и без того ветхие, штопаные, — или за волосы, все сальные и в перхоти, но причесанные, как у взрослых.
Девчонкам ничего не оставалось, как переместиться еще дальше по склону, хотя прежде они высказали мальчишкам все, чего те заслуживали.
— К сестрам своим цепляйтесь, а нас не трогайте, дураки! — кричали они.
От раздражения голоса их звучали визгливо и протяжно. Мальчишки тут же уловили это и принялись передразнивать их, подражая старшим братьям, которые любили поизмываться над голубыми на виа Венето.
— Педрилы! — голосил обычно самый дерзкий, и все, как по команде, начинали вихлять задом и приглаживать волосы на затылке.
Армандино продолжал драть глотку под кустом, Сопляк и Огрызок все кидали на пальцах — никак не могли договориться, кому водить.
— Чтоб вы сдохли! — кричали им остальные.
— Будем мы наконец играть или нет?
Двое стали бороться под фонарем, упали и покатились по траве, зверски рыча. Кто-то достал бычок и закурил; брошенная на землю спичка запалила траву, та сморщилась, зашипела под капризным ветерком, обдувавшим склоны.
Тучи сгущались, их все чаще прорезали молнии, подсвечивая красным; от молний да белых искр сварки в наступившей темноте было хоть что-то видно. Моторы фабрики заглушали гомон бедняцкой жизни в Пьетралате и Тибуртино.
Таракан сидел на земле, скрестив ноги, и растягивал в улыбке толстые, отвислые губы: кепку он сдвинул на затылок, спрятав под ней растопыренные уши.
— Эй, Таракашка! — закричали ему ребята, валяясь в засохшей грязи. — Иди, угостим!
Но Таракан даже не шелохнулся, зная, что это подначка; он был рад, что дерущимся теперь не до него.
Сопляк растянулся на земле кверху пузом. Огрызок пригвоздил к земле его запястья — крепко, не вырвешься.
— Лежать! — кричал Огрызок, покраснев от натуги.
У Сопляка уже занемели конечности, но он все равно извивался, как уж, и голосил:
— Чтоб ты сдох!
— Не шевелись, Сопля, хуже будет! — угрожал ему Огрызок.
— Убери с меня свой хрен! — чуть надтреснутым голосом ответил Сопляк, всерьез начиная злиться.
Но опьяненный победой Огрызок бешено прыгал на теле поверженного врага.
— Слезь, Огрызок, тут сторожа ходят! — предупредил его Сопляк.
Тогда Огрызок резко соскочил, оставив Сопляка отдуваться и пыхтеть на земле.
— Поиграем в индейцев? — предложил он.
— Да пошел ты!
— Хоть повеселимся малость, — настаивал Огрызок. — Делать-то нечего!
— Тоже мне, веселье! — усмехнулся Армандино.
— Иху-ийюху-иху! — завопил Огрызок, подражая кличу индейцев. — Подтягивай, Таракан!
Таракан поднялся и тоже начал кричать, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге:
— Иху-ийюху-иху!
Огрызок положил ему руки на плечи, они стали кружиться и вопить хором, как бесноватые:
— Иху! Иху!
Девочки вернулись поглядеть, нет ли тут чего новенького, но, увидев все ту же шайку, фыркнули:
— Ну и психи!
А мальчишки еще пуще раззадорились.
— Пляска смерти! — надрывался Огрызок. — Станцуем пляску смерти!
Остальные заразились его возбуждением и заголосили “иху”. В три прыжка то один, то другой подскакивал к девочкам, пытаясь дать им пинка или кулаком по макушке. Но те ожидали провокации и ловко увертывались.
— Хватит вам, невежи! — надменно цедили они. — Распсиховались тут!
Однако не уходили: видно, им пришла охота поглядеть на индейские пляски, оттого мальчишки, которым игра уже порядком надоела, ради них лезли вон из кожи.
— Позорный столб! — крикнул Огрызок.
— Это уж точно! — с притворным равнодушием отозвались девчонки. — Тебя бы к нему пригвоздить.
Огрызок еле ноги волочил от усталости и охрип кричать “иху”, но тем не менее вдруг набросился на Таракана, расплясавшегося вместе со всеми, и заорал:
— К позорному столбу!
Другие с восторгом поддержали его и скопом потащили беднягу к фонарю.
— Вяжи его! — крикнул Сопляк.
Таракан сперва слабо отбивался, потом обмяк и позволил волочить себя по земле, как мертвеца.
— Стой на ногах, чтоб ты сдох, вошь поганая! — скомандовал Огрызок, поддерживая его под мышки.
Но Таракан не желал стоять и валился мешком на землю под возмущенные крики остальных.
— Ну хватит, осточертело мне! — заявил Огрызок и дал Таракану пинка в живот.
Таракан заплакал так громко, что даже перекрыл визг девчонок.
— Ты глянь, он еще сопли распустил, засранец! укоризненно покачал головой Армандино.
— А ну, заткнись! — Огрызок, сжав кулаки,
А тот, горько плача, продолжал валяться в пыли.
— Вдесятером с одним не могут сладить! — язвили девчонки.
Тогда Огрызок схватил Таракана за ворот и рывком поднял с земли.
— Пусти, сволочь! — кричал тот сквозь слезы.
— На, съешь! — Огрызок плюнул ему прямо в глаз, а затем с помощью Сопляка и Сверчка пинками подтолкнул к фонарю.
Связав несчастному руки веревкой, они подвесили его к крюку, торчавшему из бетонного столба.
Но даже связанный, Таракан продолжал дергаться и кричать. Шпана затеяла вокруг него безумный хоровод с криками “иху”, однако держались подальше, чтобы Таракан ненароком не зацепил их болтавшимися в воздухе ногами.
— Уф! Уф! — отдувался Огрызок. — Веревки больше ни у кого нет?
— Откуда? — развел руками Сверчок.
— Таракан, а, Таракан, — крикнул Сопляк, — ты штаны чем подвязываешь?
Все набросились на жалобно стонавшего Таракана.
— Нет, вы поглядите на этих безмозглых! — проговорила одна из девчонок.
Но племя индейцев уже вошло в раж и, вытащив веревку, заменявшую Таракану ремень, туго-натуго перетянула ему лодыжки.
— Теперь запалим позорный столб! — высказал предложение Армандино и чиркнул спичкой.
Но ветер тут же загасил ее.
— Иху! Иху! Иху! — голосили остальные.
