— Ты дело десятое… Тебе сказано, слышал: «Вон!» Ну, значит, ты и того, уходи, а то как бы греха не было.
Сопля помолчал, глядя на нас удивленными глазами, точно спрашивал: «братцы, что же это?» — и вдруг заплакал.
Он всхлипывал громче и громче. Наконец, завыл, как баба на кладбище, у которой только что зарыли сына, и, трясясь всем телом, начал что-то приговаривать.
Рабочие молчали и не глядели друг на друга.
Всем было как-то неловко, чего-то совестно и жалко…
— Я, я, — лепетал, захлебываясь от слез, Сопля, — верой и правдой… шесть годов… а!.. Николи, вот, крошки хозяйской не брал… Ста-а-арался! Заслужу, мол… заслужил: «вон!» Хуже собаки… Собаку, и ту… о- о-о!..
— Ну, реветь неча! — сказал нарядчик. — Не баба, небось… Сряжайся-ка, друг!
— Бог даст, другое место найдешь, — ласково и участливо сказал дядя Юфим, подойдя к Сопле. — Ты не робей, была бы шея, хомут найдется…
— Нешто я про это? — закричал Сопля. — Дядя Юфим, родной ты мой, нешто я про это! Место… место — тьфу! Обидно мне — вот что, обидно! Обижают меня все… Кому я зло сделал?.. Я, я, думается, муху, и то жалею… жалко мне, вот что… о-о-о-бидно, дядя Юфим…
— Ну-у-у, обидно!.. Что станешь делать?.. Ничего не поделаешь! Не умеешь шить золотом, бей молотом!.. Плюнь ты, не плачь, негоже это… Эка забота!.. Обойдется дело-то, наплевать!..
— Водочки бы, — произнес Сопля, — в останный, может, разок… выпили бы… Сбегайте кто-нибудь, братцы, вот деньги… Егор Иваныч, а? Водочки, говорю… Бог с тобой: не сержусь на тебя… а только… эх- ма!..
— Нет, уж ты водочку оставь, — сказал нарядчик, — нельзя! Сам пей ужо в казенке сколько хошь, а сюда нельзя… Сюда, того гляди, сам придет… Опять же всем на дело идтить… Около пожарища надо растаскать что… Сряжайся, брат, уходи!..
— Куда же я пойду? Погоди!
— Годить неча: уходи, да и вся недолга!
— А жена-то?
— А на что тебе жена-то, пес ты гнилой, прости ты меня, господи? На что я тебе? — закричала вдруг все время молчавшая в своем углу кухарка. — Куда я с тобой с эстаким денусь-то? Что у тебя, дом, что ли, свой, а? Припасено что? Али место другое нашел? Не пойду я с тобой! Куда я пойду?.. Дура я, что ли? Меня не гонят. По миру с тобой идтить, да тебя, длинного идола, кормить?.. У-у-у, дьявол! Протух весь заживо… Не подохнет, окаянный!.. Посадил тебя чорт на мою шею!.. Ступай один хучь в омут, — туда и дорога… Бери, вон, портки свои да и иди до первого… кабака… Что у тебя есть-то? Как у турецкого святого: портки да трубка…
— Таматка, у казенки-то, кузнец, чай, сидит, — усмехаясь и в тон ей произнес нарядчик, — вот вам, двум приятелям, и весело будет покеда… А там ужо, дай, урядник приедет, другой разговор пойдет…
— И этот такой же! — крикнула кухарка. — Все одно такой же каторжник… злая рота!..
— Молчи! — диким голосом закричал Сопля. — Душу вышибу!..
— А ты полегше, полегше, — заговорил нарядчик. — Полегше, брат! Нельзя кричать… Полегше, н-да! Твое дело какое? Последнее твое дело… Уходи, брат… Получил расчет — и с богом!
— Врешь, мошенник! — закричал Сопля. — А жена-то? Тебе оставить?.. Не пойду я без жены. Каку- таку она имеет праву не идтить со мной? Где писано? Кто она мне, а? Кто я ей? Хозяин я ей, а?.. Аль нет?.. Муж, чай, законный. Как ты полагаешь? Не пойду! Хучь убей!.. Знаю я, об чем ты-то хлопочешь… бабник!..
— Смотри, брат, лаяться станешь, — выставим!..
— Не пойду! — дико кричал Сопля и вдруг, весь трясясь, длинный, страшный, бросился на нарядчика с кулаками. — Мошенник! Ты все! Ты!.. Ты и скотину подпалил… О-о-о!..
— Братцы! — завопил нарядчик, отпихиваясь. — Будьте свидетели!.. Свидетели будьте! За такие слова… Будьте свидетели!..
— Мошенник, вор! — продолжал Сопля. — Глот!.. Сколько ты народу слопал?! О-о-о!.. Чужих жен совращать!.. Благо, гладок, жир-то тебя точит… Разбойник!.. Убью!..
Дико крича, они сцепились, как два кота, и покатились по полу. Их крик в открытые окна далеко разносился по имению.
Услышав эти крики, прибежал с палкой в руках управляющий и остановился на пороге пораженный, в первую минуту не зная, что делать.
При его появлении мы все почтительно поднялись в ожидании.
Дерущиеся катались по полу, воя, сквернословя, сопя, награждая друг друга кулаками, кусаясь и никого не замечая.
— Что такое? — рассвирепел, наконец, управляющий. — Драка! Ах вы, зверье, да я вас!.. Бросьте!.. Бросьте, говорю, перестать!..
Он стал награждать ударами палки то одного, то другого. Но дерущиеся до того «увлеклись», что не слыхали этих ударов и продолжали драться, как две огромные сцепившиеся собаки.
— Вы что глядите? — накинулся вдруг на нас управляющий. — Болваны! Разнять! Разнимайте!.. Ах, подлецы, дикари!.. Растаскивайте их… ну, живо!..
— Их таперича не растащишь, — закричал Культяпка, — сцепились! Водой надо… Постой-ка, я их…
И говоря это, он схватил ведро, зачерпнул им из кадки воды и, как-то смешно перекосив рот и растопыря ноги, плеснул из ведра водой, стараясь попасть в лица… Это подействовало. Дерущиеся, как петухи, отскочили друг от дружки.
— Егор, что это значит? — спросил управляющий.
— Барин-батюшка, — размазывая по лицу кровь и плача от злости, завопил нарядчик, — житья нет! Изругал всячески… при свидетелях… Как только не лаял… вор, говорит, ты, говорит, скотину подпалил. Лаял, лаял… в драку полез… а за что? За то, что я ему водки не велел сюда носить…
Управляющий уже больше не слушал… Он накинулся на Соплю, топотал на него ногами и кричал визгливым, режущим слух голосом:
— Вон! Вон! Вон! Сию минуту вон! Тебе сказано… ведь тебе сказано!..
— Сказано… даве еще сказано! — вторил нарядчик.
— Не пойду я отсюда без бабы! — угрюмо произнес Сопля, — Гони не гони… не пойду.
— Что-о-о! — завизжал управляющий. — Не пойдешь?.. А-а-а? Какая баба, а?..
— А это, значит, жена его… кухарка наша, — пояснил нарядчик. — Ее он взять хочет, а она, значит, не идет… Потому, сами извольте посудить, куда ж идтить с мужем с эстаким… Ну, кабы еще дом свой был — дело десятое, а то куда?
— Да разве ее гонят? — спросил управляющий. — Что с ним, с дураком, рассуждать… Вон!..
— Укладывайся пока что! — опять так же угрюмо произнес Сопля, обращаясь к жене. — Я пойду лошадь найму в деревне… Съедем пока что на фатеру… Сряжайся!..
Услышав это, кухарка вдруг пронзительно заголосила и повалилась управляющему в ноги.
— Барин-батюшка! — кричала она. — Куда я пойду?.. Гони ты его, не слушай… Какой он мне муж?.. Пьяница… гнилой он… протух… О-о-о, матушка, царица небесная, что ж это такоича будет-то?..
— Встань, встань! — успокоил ее управляющий. — Не бойся… Ничего он не может сделать… Я князю скажу. Ты как жила, так и будешь жить… Встань! — и, снова обернувшись к Сопле, закричал: — Вон!
— Не пойду без бабы! — опять произнес Сопля. — Не желаю, чтобы она жила с жеребцом с эстим… Я, скажем, лыком шит, а муж законный… Как хочу, значит, так и ворочу, и неча тебе, барин, не в свое дело лезть…
— Не пойду я с тобой, — закричала кухарка, — не в жись не пойду. Издохну, а не пойду!
— По-о-ойдешь! — протянул Сопля.
— Не пойду! Удавлюсь, а с тобой жить не стану!.. Тьфу тебе в рыло поганое! Гнилой пес!
— По-о-ойдешь! — опять протянул Сопля.
— Ребята! — обернулся к нам управляющий. — Выведите его… Проводите за скотный пруд…
