Вдруг он проговорил, как бы очнувшись, — Ту самую княжну, что, помнишь, Когда я в лихорадочном бреду Стоял перед развалиной и грезил?..» «Неужели?..» «Ну да… не наяву, конечно, Во сне… но это было так же ясно, Как наяву. Мне снился, братец мой, Какой-то тихий, летний вечер; далеко Распространялись сумерки; заря Из-за реки румянила туман, И всенощная отошла в монастыре. Монахи вышли в черных клобуках, К ним подкатили тройки, и они В какие-то телеги шумно сели И с колокольчиками укатили… Но хоть они меня и звали, я Остался и в досаде на кого-то Попал на монастырское кладбище. Иду, жду месяца из-за тумана; Но нет ни месяца, ни звезд; одна Вдали лампада светит. Вдруг, направо, От узенькой тропинки, мелким щебнем Посыпанной, я вижу над могилой, Или над черною, разрытой ямой, Поникла девушка. Она стоит Ко мне спиною так, что мне не видно Ее лица; одну ее повязку На голове да косу я заметил, И тотчас же во сне подумал: „Ах, Нельзя ли избежать мне этой встречи!.. Зачем она?“ Я угадал чутьем, Какая это девушка… она — Та самая, которая в бреду Мне грезилась в окно кирпичной Развалины… И странно, почему-то Я и во сне ничуть не сомневался, Что это — не живое существо, Что это — призрак. Сердце у меня, Как говорят, захолонуло; тайный ужас Подсказывал: „Беги, беги, пока Она не обернулась“… Но она Вдруг повернула голову и тихо Проговорила: „Это ты, мой мальчик?“ Я так и замер; слышу в тишине, Уже знакомый мне, певучий голос, И нежно-ласковый, и горький… вижу, Она меня рукою манит и лепечет: „Уж я ждала тебя, ждала, мой милый! И ждать устала!“ Я перекрестился. Стою и слушаю: „Жених мой пал На Куликовом поле, пал в бою С татарами… вернулся мой отец — И не нашел меня… придут баскаки — И тоже не найдут: я схоронилась, — Да и тебя сумею схоронить…“ От этих слов, признаться, у меня Колючий холод пробежал по телу. А я, как заколдованный, стою И слушаю… „Пока жила я, мне любить хотелось. Бог не привел, и злые люди Не захотели… я жила одна У батюшки в высоком терему И ныла сердцем; не с кем было И поделиться мне мятежным горем. И я ушла… и спряталась. Никто И не заметит, как сойдемся Мы в темноте; никто нас не осудит: Ни бог, ни злые люди. Я люблю Тебя, мой ненаглядный, мой желанный… И в тесноте нам сладко будет спать, И до людей нам дела нет. Ты — мой, Навеки мой!..“ И очутился я От этой страшной девушки так близко, Что я уже не мог не ощущать Ее неровного дыханья на своем Испуганном лице. Она дрожит От радости и страстного порыва, И задыхается и уж не говорит — Бормочет что-то… Серые, большие Ее глаза горят; она руками Охватывает стан мой и влечет В то темное пространство, что зияет У самых наших ног. Я вырываюсь — И не могу освободиться… Няня Услышала мой стон; из коридора Вошла ко мне, перекрестила. Я Узнал ее не скоро; но очнулся И поднял голову. Вот как я видел Мою княжну». «Эх! — выслушав его, Подумал я, — не сочинил ли ты
