Вернемся к главному вопросу. Если мы хотим покончить с терроризмом, то неизбежно должны подумать о будущих поколениях (15-18-летних), откуда терроризм уже на протяжении десятилетий черпает силы и сторонников, а также о том, на основе чего и как формируется «террористическое мировоззрение».
К сожалению, у меня нет статистики и серьезных психологических исследований социального терроризма подростков, который буквально захлестнул Россию и США после первых крупных терактов (2001–2004). Но мои американские коллеги, уделившие звонкам о минировании школ и убийствам, совершенным подростками в период после сентября 2001 года, более пристальное внимание, в большинстве случаев обнаружили, что ведущими мотивами «малолетних террористов» являлись: протест против давления властных структур (собственных, юношеских и преподавательских организаций) и обесценивание человеческих отношений. Разве не те же факторы (даже навскидку) проявляются в расстрелах сослуживцев в армейской среде? Еще раз повторим: протест против давления властных структур и обесценивания человеческих отношений принимал самые различные формы — от, казалось бы, безобидных до поражающих своей жестокостью. При одних и тех же побуждающих мотивах. С этой точки зрения уместно задать еще один вопрос: так ли уж сильно отличаются анонимный звонок о мнимом минировании школы от расстрела одноклассников или массового захвата заложников? Количественные ли это отличия или качественные (с точки зрения мотивов преступления и способствовавших ему факторов)? Психической травме были посвящены основные части этой книги, но здесь уместно еще раз подчеркнуть, что «этническая психическая травма» (нанесенная иной этнической группой) — всегда имеет качественно иные содержание, смысл и последствия…
В данном случае мы не говорим о противодействии терроризму — те, кто встали на этот путь и уже запятнали себя кровью, вряд ли повернут назад. Ничто не внушает такого оптимизма. Но можно ли предложить какие-либо механизмы профилактики развития террористического мировоззрения и следующего за ним действия? В обществе существует достаточно широко распространенная точка зрения, согласно которой «терроризм — это следствие деятельности террористов». Не заблуждение ли это? И даже если принять эту точку зрения как верную, то тогда возникает второй вопрос: а следствием чего является появление самих террористов и террористического мировоззрения? Вопрос, пока фактически не осмысленный.
Может быть, нам стоило бы больше думать о том, созданы ли реальные условия для того, чтобы социальные активисты (прежде всего — молодые люди) имели возможности для выражения своих мнений и точек зрения (каковы бы они ни были)? Существуют ли в современных обществах действенные механизмы, которые позволяют отдельным людям, профессиональным, религиозным или национальным группам быть услышанными? Возможно ли вообще создание такой ситуации, которая будет побуждать социальных активистов самого различного толка к сотрудничеству? Как обеспечить формирование более безопасной, ответственной, надежной и более прогнозируемой социальной атмосферы, где люди смогут актуализировать свои цели и потребности, не прибегая для утверждения своих идей к ущемлению свободы окружающих?
Как известно, одним из «лозунгов» террористов является: «Чем больше жертв, тем больше они поймут». И, несмотря на безусловный цинизм этой фразы, может быть, стоит предположить, что мы чего-то не понимаем или не хотим понять?
Террорист-смертник — это не только немыслимая жестокость и варварство. Это еще и послание. И как бы ни были ненавистны нам террористы, мы не можем не признать жертвенность таких смертоносных посланий. Почему бы не спросить: «Что мы должны понять?» Есть типичное возражение: «Мы никогда не примем языка угроз». А разве мы уже не говорим с ними на одном и том же языке? Куда это приведет?
Как представляется, на первый взгляд закономерная и понятная защитноагрессивная позиция общества в отношении террористов одновременно является самостоятельным катализатором социальной нестабильности. Общество со всей очевидностью демонстрирует свое презрение, свою ненависть, свое искреннее желание покончить с этим явлением, но, в последнем случае, с ориентацией почти исключительно на силовые методы — уничтожить. И, увы, не терроризм, а только террористов. Агрессия последних рождает ответную, что почти закономерно, а учитывая родовую, тейповую или клановую структуру семей террористов, все возвращается к «истокам», и начинается новый «цикл». Круг замкнулся. Казалось бы — все верно. Особенно если исходить из закона талиона и немного отвлечься от того, что мы живем в XXI веке, а не в каменном или в средневековье. Может быть, здесь тоже требуется некое переосмысление? Страдания, жертв и ненависти с обеих сторон все больше, а решения — нет. Неужели его действительно нет?
В силу довлеющих представлений мы склонны видеть в терроризме почти исключительно экономические составляющие. Мы явно недооцениваем роль идей. Трудности объединения Европы исключительно на платформе экономизма хорошо известны. Объединенными усилиями мы строим мосты, дороги, школы, но смысловое пространство Европы и мира уже давно производит впечатление то ли недостроенного, то ли уже разрушающегося. Гуманитарные идеи и ценности составляли стержень европейской цивилизации. Есть ощущение, что эти ценности сейчас подвергаются переоценке или даже обесцениваются, несмотря на их повсеместную декларацию. И здесь не хочется, следуя моде, ругать демократию — процесс более глубокий.
Нельзя не признать, что, преуспев в познании физических законов природы, мы лишь интуитивно кое-что начинаем понимать в ее социальных законах. Мы пришли к началу XXI века со своим весьма противоречивым и пока мало осмысленным багажом, а эмоции — все еще бесконечно преобладают в мире, и нам лишь кажется, что он управляется на основе научных подходов.
Повторю еще раз. Именно гуманитарные ценности составляли стержень или «каркас» европейской цивилизации. Что такое здание без каркаса в нашем бесконечно сотрясающемся мире? Нам кажется, что мы живем под защитой купола этой цивилизации, но может быть, мы уже под ее обломками?
Около года назад мной была сформулирована, как мне представляется, чрезвычайно актуальная идея «цивилизационного превосходства», без которой нельзя объяснить всю гамму чувств населения, освещение в СМИ, поведение и политику лидеров западной цивилизации в отношении ряда стран и народов. R попросил разработать эту идею подробнее моего друга — профессора В. Крамника (он был, безусловно, более подготовлен к такому анализу), но внезапная смерть не позволила ему этого сделать. У меня эта идея также пока не получила адекватного развития, но один вопрос кажется вполне уместным: так ли уж сильно эта «не первой свежести» идея отличается от идей религиозного, национального или расового превосходства?
Ненависть социальных фанатиков к своему собственному или соседствующему обществу не всегда связана с патологическим мышлением или извращенными психологическими установками. Ее причины могут в равной степени быть связанными с пороками самого этого общества, которых оно не замечает или не хочет замечать. Может быть, нам стоит почаще всматриваться в зеркало истории?
Экономическую составляющую в современном «мире денег», вне сомнения, не учитывать нельзя. И здесь мы имеем как минимум три случайных совпадения. На фоне безусловного трехвекового военно- технического доминирования европейской цивилизации «вдруг» появился другой претендент, пока — только на популяционное превосходство (в том числе — на территории Европы). Опять же, по случаю, именно этот новый претендент (теперь уже в рамках своих исторических территорий) оказался основным владельцем природных энергоносителей, которых, как свидетельствуют эксперты, осталось лет на 20–40, но без которых существование европейской цивилизации в качестве доминирующей весьма проблематично. А следовательно, контроль над источниками этих энергоносителей является жизненно важным — прежде всего для евро-американского планетарного меньшинства. А для эффективного и немедленного контроля над этими источниками вовсе не нужно искать корни терроризма или разрабатывать гуманитарные стратегии его преодоления — проведение антитеррористической операции (даже, как говорится, «по
