Сосредоточиться на игре Грейс никак не удавалось. Все, что она воспринимала, — это приятная теплота его тела, случайные соприкосновения их рук и бедер, когда они вместе облокачивались на стол, чтобы сделать очередной молниеносный удар, его щекочущее дыхание возле ее уха, вызывающее мурашки. И хоть она сурово требовала от себя соблюдения правил, все же ей стало любопытно, в какую игру они играют.
Когда последний шар упал в лузу и раздался победный возглас герцога, она убедилась, что, по крайней мере, герцог-то играл в биллиард. Вдруг он обнял ее, повинуясь импульсу, и сказал:
— А знаете, из нас получилась неплохая команда.
Все, что удалось вымолвить ошарашенной Грейс, было:
— И я… тоже так считаю.
Все еще в его объятиях, Грейс вдруг почувствовала крайнее смущение оттого, что своей импульсивной репликой фактически попросила его открыть свои чувства. Ну как можно быть такой глупой и самонадеянной? Надеясь исправить положение, она сказала:
— Вы очень хорошо играете, несмотря на то, что я вам мешала.
— Посмотрите на меня, Грейс, — хрипло сказал он тоном, не допускающим неповиновения. — Я никогда не встречал никого похожего на вас.
— Полагаю, что так, — нервно хихикнула Грейс. — По словам Эмити, когда Бог создавал меня, форма треснула в Его руках.
— А я думаю, что Он превзошел самого себя, — ответил Станден, нежно проводя пальцем по ее щеке.
Грейс ощутила его прикосновение как сноп искр, но его следующие слова словно обрушили на нее ушат холодной воды:
— Впервые в жизни я понял, что такое настоящий друг.
Сердце Грейс упало, а он продолжал, не замечая, по-видимому, перемены в ее настроении:
— Я знаком с людьми, мисс Пенуорт, которые могут помочь вашей карьере, которые способны претворить в жизнь ваши… благотворительные замыслы, это люди, с которыми считаются.
— Вроде вас, — сказала она скучным, разочарованным тоном.
Это его ошарашило, и все же он подтвердил:
— В общем, да. Вопреки той неприглядной картине, которую вы нарисовали, изображая дворянство, многие из них озабочены социальной справедливостью. Как бы я мог смотреть людям в глаза, если бы не проявлял внимание к слабым, зависящим от меня?
Смешавшись от его прямого упрека, она повернула голову и стала смотреть на биллиардный стол. Перекатывая шар в пальцах, она, наконец, проговорила:
— Простите меня, ваша светлость. Я приехала сюда вовсе не для того, чтобы шпионить за вами.
— Конечно же, нет, — ответил герцог с нотками самоосуждения. — Вы приехали, потому что я вас пригласил, а теперь вот начинаю учить вас хорошим манерам.
Где-то часы пробили полночь. Герцог, похоже, вспомнил о своих обязанностях хозяина дома. Он провел Грейс к выходу из зала.
— Хотели бы вы познакомиться с людьми, на плечи которых возложена тяжелая ноша ведения хозяйства в этом поместье?
— Разумеется, ваша светлость, — ответила Грейс вежливым, но безжизненным тоном. Потом добавила с улыбкой: — Если я смогу чем-то помочь кому-то из них, надеюсь, вы предоставите мне эту возможность.
Крепко сжав ее руку в своей, Станден повел ее вверх по лестнице. Бросив на Грейс жаркий взгляд, он сказал:
— Я знаю по крайней мере одного такого человека, которому вы нужны. Это я вам точно говорю.
Полагая, что герцог имел в виду ее племянника, Грейс пробудилась с рассветом и сразу поспешила в комнату Хью. По уверениям сиделки, ночь мальчик провел спокойно. Грейс присела на стул возле кровати Хью, но, взглянув на его лицо в неверном свете подсвечника, тут же в тревоге вскочила: на лице мальчика совершенно явственно проступила сыпь.
Сначала она в страхе подумала об оспе, но, вспомнив, что Колин настоял на том, чтобы всем членам семьи сделали прививки, она облегченно вздохнула. Если это оспа, то она будет протекать в легкой форме.
Но Хью не болел корью.
Сердце ее застучало мучительно и болезненно.
Хью зашевелился во сне. Грейс тут же задула свечи и подоткнула шторы на окнах, чтобы свет не проникал в комнату. Нужно, чтобы Хью как можно дольше находился в покое и в темноте.
Когда в комнату зашел Станден, он обнаружил Грейс, сидящую в темноте возле постели больного. Грейс не позволила ему отдернуть шторы, когда он попытался было это сделать. Возможно, у мальчика корь, сказала она.
— Корь? — переспросил Станден, вспоминая, какими детскими болезнями он в свое время переболел.
Нет, корью он не болел. Зная это, он должен был бы тотчас же покинуть комнату больного. Но из-за женщины, стоящей рядом с ним, он не мог позволить себе такое постыдное бегство. В ее глазах он должен быть сильным, чтобы она знала, что может положиться на него.
Грейс кивнула в ответ, черпая от него силу, но совершенно не ожидала, что он обнимет ее за плечи и, мягко притянув к себе, скажет:
— Я помогу вам чем только смогу.
Грейс не могла вымолвить ни слова в ответ, лишь прижалась к его мускулистому телу, желая, чтобы сердце не стучало столь восторженно. Она убеждала себя, что он предлагает лишь теплоту своей дружбы, не более; но сердце никак не хотело успокаиваться, даже после того, как герцог покинул комнату Хью, отправившись на свою ежедневную прогулку верхом по своим владениям. Жители любят, когда он выезжает на прогулку, сказал он. Целомудренно, по-братски (как она сказала себе) поцеловав ее в лоб, герцог обещал вскоре вернуться.
— Я тоже хочу послушать историю вместе с Хью.
Когда Хью проснулся и потребовал воды, а также пожаловался, что от темноты у него болит голова, Грейс все еще пребывала в состоянии непередаваемой радости. Ласково выслушав жалобы мальчика, она пообещала ему, что расскажет историю сразу же, как только герцог вернется с прогулки.
— А я хочу сейчас, — тщетно настаивал Хью.
— Ах ты, нетерпеливый негодник, — прорычал Станден, неторопливо заходя в комнату и стаскивая с себя перчатки. — Может, ты не дашь мне даже переодеться?
— От вас пахнет ветром, — сказал Хью. — Хорошо бы открыть окно.
— Думаю, одно открытое окно ему не повредит, — сказал Станден, впуская в душноватую комнату свежий воздух.
Затем, усевшись в ногах кровати, он улыбнулся миловидной сиделке мальчика и заявил:
— Ну вот, я устроился. Теперь можешь рассказывать историю, тетя Грейс.
— Ту, которая про королеву пчел, — попросил Хью. — У меня такое ощущение, тетя, словно они покусали меня до смерти.
Вручив племяннику чашку с прохладным чаем, Грейс уселась в кресло-качалку и прикрыла глаза. Собираясь с мыслями, она ощущала, как две пары глаз сверлят ее взглядами. Наконец она начала свой рассказ:
— Жил-был на эвкалипте пчелиный рой. Тысячи рабочих пчел, озабоченно жужжа, занимались подготовкой к зиме. Лето было удачное, и соты наполнились вкусным сладким медом, которого хватит на всю долгую холодную зиму.
Лоб Грейс нахмурился. Она продолжала:
— Но в пчелином рое была одна невеселая пчела, та самая, которой следовало бы радоваться и гордиться таким изобилием и гармонией, — она-то как раз и мерила шагами свои королевские палаты в сильном возбуждении.
— Кем она была? — спросил Хью.
