идеи'. Скажи, тебе никогда не казалось, что надо повторить то, что уже сделано? Скажем, убедиться, что ты запер дверь, выключил газ, завязал шнурки на ботинках?'
Но он тут же отверг новый вариант, даже не дождавшись ответа.
'Забудь. Мы все так ведем себя время от времени. Подобные вещи опасны, только если превращаются в манию'.
Он быстро перечислил новые симптомы.
'Булимия — нездоровый аппетит; анорексия — полное его отсутствие; torticollis, или кривошея; Shhnauzkrampf — искривление рта'.
'Было с тобой когда-нибудь такое? Нет? Хорошо'.
Последовала долгая пауза. Кажется, Код погрузился в размышления, забыв обо всем. Роджерс нервно повертел в руке пустой стакан.
'Ну… а теперь что?'
Код словно очнулся.
'Извини, старина! Боюсь, я немного отвлекся! Я размышлял о маниакально-депрессивном психозе. Нельзя не отметить, что многие из упомянутых здесь симптомов, — патологическая лживость, истерическое повторение, нездоровое возбуждение, — как бы поточнее выразиться… Я хотел сказать, что аналогичные признаки можно найти в некоторых образчиках низкопробной рекламы…'
'Надеюсь, ты не намекаешь на…' — начал Роджерс с оскорбленным видом, но Код торопливо прервал его.
'Нет, нет, нет! Как я мог даже упомянуть такое! У меня просто разыгралось воображение. Разумеется, ты творишь на ином, гораздо более высоком уровне, совершенно, совершенно по-другому!'
'Перейдем к двум последним заболеваниям. Паранойя и шизофрения. Гог и Магог, — выразительно добавил он. — Демоны-близнецы двадцатого века'.
'Теперь скажи мне, — и пожалуйста, постарайся быть пре-дель-но честным, — ты никогда не замечал, что тебя преследуют? Что за тобой ходят по пятам какие-то мужчины (или женщины), шпионят тайные агенты, что против тебя плетутся заговоры?'
Роджерс глубоко задумался.
'Ну, — произнес он наконец смущенно (хоть и не слишком), — одно время мне и вправду казалось, что девица, которая жила в шестнадцатой квартире, всегда наблюдала из окна, когда я приходил или уходил. Но я тогда не обратил на нее особого внимания. Думал, она на меня просто запала'.
Код молча изучал его.
'Ты ведь не считаешь, что это важно?' — с тревогой спросил Роджерс.
'Пожалуй, нет', — подчеркнуто бесстрастным тоном произнес Код.
'Еще одно, — продолжил он. — У тебя никогда не проявлялась так называемая 'мания величия'? Ни разу не воображал себя богом, королем, или, скажем, директором твоей компании?'
'Ах ты, господи, ну конечно нет! В жизни ни о чем таком не думал — по крайней мере, всерьез'.
Код уже несколько минут позвякивал медяками в кармане. Неожиданно на лице у него появилось хитрое, 'лисье' выражение.
'Как ты думаешь, почему я сейчас перебираю монеты?'
'Ну наверное, тебе нравится… нравится слушать, как они звенят'.
'И только? — подстрекал его Код. — А может, я делаю это чтобы помучить тебя?'
'Да с какой стати?'
Код вытащил руку из кармана.
'Хорошо. Значит, ты не параноик. Остается шизофрения, или Dementia Praecox, как ее раньше называли'.
Длинный, страшный список начал давить на сознание Объекта. У него закружилась голова. Казалось, по комнате расползается черный туман бесчисленных болезней. Сквозь него тускло светила голубая лампа, словно диковинный варварский идол, перед которым благоговейно склонил голову Код, бормоча заклинания какого-то таинственного ритуала. Ослепший Роджерс вытянул руки, а из сгустившейся мглы до него доносился знакомый голос, продолжавший монотонно перечислять страшные симптомы с непонятными зловещими именами: 'Flexibilitas Cerea… Эхолалия и эхопраксия… Кататонический ступор…'
Роджерс понял, что вот-вот потеряет сознание, но тут он почувствовал, как его крепко взял за руки Код, — Код, который вытянет приятеля из вязкой топи всяческих ступоров, его верный друг и Спаситель.
Судорожно ловя ртом воздух, Роджерс вырвался на свободу. Туман рассеялся. Код зажег люстру и в комнате стало светло. Закрытая книга осталась лежать на столе. Лицо Кода выражало сочувствие и умиротворение. Ясно, что их изыскания пока не привели к чему-то определенному.
'Все, — сказал он. — Мы просмотрели перечень от начала и до конца, и не нашли ничего похожего на твой случай. Однако нам еще предстоит выяснить, хорошо это или плохо'.
'А что… что теперь?'
'Психоанализ, — отрывисто произнес Код. — Но мы поговорим обо всем позже. Достаточно на сегодня… Завтра в то же время тебя устроит?'
'Как скажешь, так и сделаем, док!'
'Хорошо'.
'Да, между прочим, — добавил он, когда Роджерс уже уходил, — постарайся хоть немного отвлечься от своей проблемы, хорошо? Что бы ни случилось, карьера не должна страдать, верно? Ни в коем случае!'
Код немного подождал и включил Машину, но всего на пятнадцать минут, установив минимальную мощность. Утром Роджерс поймет, что после первой консультации ему полегчало, и будет гораздо лучше справляться со своей 'чрезвычайно ответственной работой'. Код не понаслышке знал о том, что такое ответственность. Он очень хорошо усвоил это, когда служил в Сити.
Глава 6. Сити, а также Возвышение и Крах одного Директора Компании (от Яслей до Абсолюта, часть 2)
Станция Ватерлоо — одновременно глотка и задний проход… гигантский каменный лев с нелепо человеческим лицом, ржаво-красный на черном фоне… нищие в заношенных пальто наигрывают мелодии двадцатых годов, доброхоты из Армии Спасения душераздирающе дудят 'Путь далекий до Типерери'… перед глазами продавщицы, торгующей сигаретами и сладостями в маленьком ларьке под железнодорожным мостом на несколько футов ниже уровня тротуара, мелькают только руки, сующие ей деньги, и ноги, которые несут своих хозяев на работу ('Omnia venalia Romae', все продается в Риме…)…
Тысячи пар ботинок, топчущих каждый день в одно и то же время одну и ту же мостовую пролетают мимо с неестественной скоростью, а позже, во время обеденного перерыва, с той же нездоровой быстротой двигаются челюсти и работают мышцы, торопливо проталкивая прожеванную массу в пищевод; точно так же, разогнавшись, пробивается сквозь дорожные пробки, — сгустки холестерина, — доведенная до неистовства кровь, и мчится по сосудам и артериям, словно обезумевший от страха поезд по тоннелям метро… а в предписанные часы все, одетые в предписанную правилами одежду неброского темного цвета, мгновенно разбегаются по предписанным участкам работы…
В чем смысл такой суеты? Что это за люди? Зачем они здесь? Куда так спешат? И откуда взялись?
Посмотрите, с какой головокружительной скоростью вон там, рядом с величественной громадой Сомерсет-Хауса, в крохотном кабинете на четвертом этаже, рождаются анкеты установленной формы в трех экземплярах, а на чистых бланках, где уже стоит подпись Уполномоченного по присягам стоимостью в пол- гинеи, появляется текст деклараций! Потом бумаги спешно перебрасывают в здание напротив, чтобы сидящие в других кабинетах беспощадно вымарывали и исчеркивали их, вписывали изменения, отказывали в праве на существование, или одним небрежным росчерком, признаком своей маленькой власти, дарили им жизнь!
