Все случилось как-то внезапно. Она вдруг сильно ослабела, перестала выходить из дома. Мы как раз должны были ехать в дом отдыха на недельку. Думали, уж как ехать, вдруг что?
Нина Васильевна объясняла все низким давлением, просила не волноваться. В конце концов у нее есть ее закадычные подружки, если что, помогут. Конечно, я волновалась. Сердце было не на месте. Как там она, что?
Когда мы вернулись, ее сложно было узнать. Как человек мог так измениться за неделю, уму непостижимо! Подружки ее приходили, пока нас не было, помогали, как могли.
Нас она дождалась, а на следующий день после нашего приезда Нины Васильевны не стало. Врачи не могли потом понять, как она протянула эту неделю. Объяснение было одно – она не могла уйти, не попрощавшись с нами.
В тот последний день, она, уже несмотря на свои принципы, сидела на кухне за нашим столом, я поила ее чаем, рассказывая подробно, чем мы занимались на отдыхе. Антошка ездил вокруг нас на велосипеде. Она благодарно кивала в ответ. Маленькая, осунувшаяся, с тихой улыбкой счастья на лице. Вечером я проводила ее до двери ее комнаты. Больше мы живой Нину Васильевну не видели.
«Скорая помощь», милиция, все это пришлось пережить. В коридоре, на тумбочке, рядом с телефоном лежала ее записная книжка. В ней галками были отмечены телефонные номера. Я так поняла, что это те номера, по которым я должна была позвонить. Один телефон был подруги Нины Васильевны. Второй был мне незнаком, совершенно мне неизвестной женщины. Вспоминая, я поняла, что это единственная, очень дальняя родственница. Какая-то внучатая племянница, про которую Нина Васильевна рассказывала, что та живет совсем по-другому. И не общаются они, потому что нет никаких тем для соприкосновений.
Я позвонила по обоим номерам. Подруга плакала, но говорила, что, собственно, все шло к тому. По второму номеру никаких слез не было.
– Адрес говорите. Да смотрите, не трогайте ничего. Узнаю, милицию на вас натравлю. Не понятно еще, как тетя Нина умерла. Проверить надо.
Мне было противно. Сразу стало ясно, почему с этими единственными родственниками моя сердечная соседка никогда не общалась.
Родственнички приехали буквально через час. По-хозяйски скинули куртки в коридоре прямо на пол и ринулись в комнату. Я ушла к себе и закрыла дверь. Не хотелось смотреть, как рушится нехитрый мирок Нины Васильевны.
Из-за двери раздавались бодрые голоса:
– Мария, да как здесь среди этой кучи грязного белья найдешь-то что? Может, ну ее.
– Обалдел! Тетка богатая была, это точно. Всю ночь разбирать будем, а все найдем! Ты что, забыл, у нас в деревне еще Надежда сидит. Вот наверняка ведь и до нее слухи дойдут. Что потом, делиться с ней? Вот уж дудки. Ничего, не барин! Мы сейчас все это на помойку повыкидываем. А там под завалами наверняка в буфете сейф или тайник есть. Главное, нам первыми успеть. Так что смотри, пошевеливайся.
Работа у них кипела. Люди они были особо не брезгливые, опять же к труду привычные. Всю ночь они таскали тюки с газетами и грязным бельем на улицу. Мы не спали, меня колотила дрожь. Я никак не могла поверить, что уже нет такого светлого человека. И близкие люди об этом не печалятся, они споро себе работают, ругаются только, что никак не найдут ничего. Да поторапливают друг друга.
– Шевелись, давай. А вдруг Надька все-таки узнает?
– Да с чего она узнает-то? Может, ты ей рассказал?
– Ну ты, коза! Зачем же мне-то рассказывать?!
– Ну и работай давай! Давай из буфета на пол все вываливай. Видишь, нету тут сейфа никакого. Вытряхивай все из тумбочек! Тетка, значит, прямо так все хранила. Надо же.
Надька приехала под утро. Не сказав «здравствуйте» и, отпихнув родственничков, ломанула в соседкину комнату. В комнате творился трам-тарарам. Весь пол был усыпан бумагами из тумбочек, по полу ползали Мария с сожителем и пытались, шебурша все это хозяйство, найти спрятанные сокровища.
Надежда с визгом кинулась на Марию:
– У, змея, теткино хотела все себе заграбастать! Давай, выворачивай карманы. Все равно отсюда не выпущу. Все пополам делить будем.
Мария драться не стала, согласилась на редкость быстро.
– Пополам, так пополам. Давай присоединяйся.
Видимо, она поняла, что все уже перерыто. И больше найти в общем-то нечего.
По-братски они поделили подушки, одной достался плед, другой сервиз.
– У тетки вроде еще миксер был? – это был вопрос ко мне. Ну надо же, какая осведомленность.
– Нина Васильевна нам миксер на 8 Марта подарила, – с дрожью в голосе ответила я. Я их ненавидела в ту минуту, этих бездушных, черствых теток!
– Ишь ты? А чем докажешь?
– Да вон он разобранный на кухне.
– Нет, ну надо же, всю ночь пахали из-за двух одеял. Во тетка!
Какой ужас, какая страшная несправедливость. Почему люди такие злые? Милейший человек, Нина Васильевна безусловно не заслужила такого отношения. Что же это с людьми-то делается? Ведь ни разу не пришли, ни разу не побеспокоились. А здесь клад всю ночь искали. Да и какой собственно клад мог у нее быть? Смешно. Государственный служащий, еще и свежие кофточки себе постоянно покупала.
Утром приехала ее подруга. Была взбешена и раздосадована жутким беспорядком.
– Вы представляете, наследство искали! Ну какое у Нины Васильевны могло быть наследство?!
– А ведь было, Лена, наследство-то. Ниночка же была из очень старинной дворянской семьи. В старых газетах она все прятала. Я точно знаю. Я когда в дом входила еще, внимание обратила: мусоровоз от подъезда отъезжал. Так что… Как видишь... Видимо, не хотела Ниночка, чтобы кому-то это все досталось. Ну пусть так и будет. На то ее и божья воля.
После того как улегся весь шум, я наконец зашла в соседкину комнату. Я никогда здесь не была, и все для меня здесь было чужое. Вещи не имели для меня никакой ценности. Для меня была важна она. Старая москвичка, тактичный и тонкий человек. Она для меня стала очень близкой. Я не представляла, как мы теперь без нее будем, и думала о том, что вот был человек, и нет его. И как это так?
Я провела ладонью по пыльному буфету, и почувствовала, что рука наткнулась на что-то твердое. Это была старинная крошечная шкатулка. В ней лежала золотая подвеска. Как не заметили ее Мария с Надеждой? Шкатулка лежала практически на виду. Мистика какая-то. Или это все-таки Нина Васильевна оставила специально для меня? Чтобы у меня была о ней память. И эта коробочка на протяжении всей этой заварухи лежала вот здесь у всех перед глазами. Но она не была предназначена никому другому. Нина Васильевна приготовила ее мне. Последнее «прости и прощай». Я расплакалась. Но было и чувство облегчения. Я была рада этому знаку оттуда. Я была рада, что в моей семье теперь будет эта память. Память о светлом и хорошем человеке. И через много-много лет, достав эту подвеску, я расскажу своей внучке историю моей соседки. Тихой, скромной и очень хорошей женщины.
По женской линии
Все-таки нужно про себя не забывать. Это я так всегда думаю, когда бываю в кабинете у косметолога, и даю себе слово, что раз в неделю я просто обязана лежать на этой кушетке, и даже записываюсь на один и тот же день на месяц вперед. Чем заканчивается дело? Дело заканчивается тем, что в день очередной процедуры я звоню, чтобы отменить прием. У меня или совещание, или музыкальная школа, или я прихожу в себя после командировки. Косметолог моя уже к этому привыкла, и не строит по поводу меня никаких планов. Денег на мне не заработать!
Но сегодня я наконец-то здесь, и делаю все, чтобы завтра выглядеть великолепно. На это есть
