Нам достался мальчик Арно Шилькроде, одиннадцати лет. Скромный такой, тихий мальчик. Он приехал с сестрой и папой, всех их расселили по разным семьям, но вечерами семья должна была где-то воссоединиться. Воссоединение проходило обычно на нашей территории.
Когда я увидела папу, немного расстроилась – это и есть настоящий француз из Парижа? А собственно, почему нет? Внешне он вылитый Пьер Ришар, страшненький такой, маленький, зовут тоже Пьер. Но обаятельный, через 10 минут про его, прямо скажем, не очень презентабельную внешность забываешь. Говорил он немного по-английски и пытался говорить по-русски, то есть готовился к приезду в Россию серьезно.
Каждый вечер он приходил с подарками, причем предназначенными именно для меня. В первый вечер – это были цветы, во второй – настоящие французские духи, в третий – почему-то палка колбасы! Видно, за первые два дня иллюзии у Пьера на мой счет рассеялись, и он понял, ЧТО мне действительно нужно в этой жизни, или не наедался он. Вроде кормили мы их хорошо, старались, как могли.
Девчонка была ужасно смешная, как маленькая обезьянка – кудрявая, чернявая, все время корчила рожи и громко хохотала. Звали ее Матильд-Мод. Как рассказал Пьер, всех женщин в родне у жены зовут Матильдами – и тещу, и жену, и бабушку жены. Причем живут они все вместе. То есть четыре Матильды в одном доме. На вопрос: «А почему так?» ответил: «А невозможно было даже произнести другое имя! Сразу же шли упреки, значит, до меня у тебя была Жанет, или Франсуаза?! Лучше пусть все будут Матильдами!»
– А как же вы не путаетесь?
– А это уже не мои проблемы, сами захотели. Я даже специально интонацию не меняю, когда кого- нибудь из них зову. Пусть все четверо бегут! (А французик-то вредненький!)
Жили мы, действительно, эту французскую неделю очень дружно и весело. Каждый вечер в школе проходили концерты детей – наших и французов. Мы, все родители, отпрашивались с работы, чтобы не пропустить выступление своего французского ребенка. Матильда была скрипачкой. Сказано это, конечно, очень громко. Рожи она умудрялась корчить, даже когда играла – или удивленную, когда в ноту попадала, или обиженную, когда опять ничего не получалась, и громко хохотала, когда играть заканчивала. Такой непосредственности я больше в жизни своей не видела.
Арно играл на виолончели, был более сдержан, вел себя достойно. Мы хлопали в зале как сумасшедшие, каждый кричал «браво» своему французику. Наши дети по игре были выше на порядок, но мы старались этого не замечать, чтобы не обидеть гостей.
По утрам я приставала со своими переживаниями к Арно. Мне казалось, что у него что-нибудь болит, а он не может мне про это рассказать. Поэтому я пыталась объясниться с ним жестами, то за голову схвачусь и страшное лицо сделаю, то за живот. Он, наверное, думал: «Вот тетка ненормальная». А я думала: «Вот поедет мой сын в Париж и заболит у него живот, или голова, и какая-нибудь французская мама обязательно догадается об этом и вылечит моего Антошку»!
Антошку в Париж не взяли. Причем некрасиво не взяли. Он всегда был первым учеником, и выступал много и, конечно, достоин был поехать. А нам даже не сказали, что группа улетела в Париж. Мы как-то в лесу гуляли, навстречу нам педагог – кларнетист: «Антон, а ты почему в Москве? Вчера наши в Париж улетели».
Обидно было ужасно. С детьми так поступать нельзя. Можно же было как-то объяснить по- человечески. Нехорошо.
Но, по большому счету, никто и не обещал!
Но хохочущую Матильду и Пьера с батоном колбасы мы с удовольствием вспоминаем до сих пор! А что там было бы в этом Париже? Неизвестно!
Пират
– Пиратушка, как ты, мой мальчик? Как ночь прошла без твоей няни? Сейчас кушать будем. Сейчас мы всю эту гадость сухую повыкидываем и все свеженькое тебе сварим!
По-моему, наша няня обнаглела вконец. Все-таки она у нашего сына няней трудится, а не у собаки. Хорошо, что муж этого не слышит.
Я всю эту сцену наблюдаю из окна нашего дома. Няня, войдя в калитку, бегом бежит к собачьей будке и зависает там минут на двадцать. Надо же с Пиратиком обсудить, как у няни ночь прошла, что она во сне видела, составить их общие планы на целый день.
Вот интересно, мне, между прочим, на работу. Но это не обсуждается: пока с Пиратиком обо всем не поговорим, в дом не войдем.
Ну, наконец-то, вроде о чем-то договорились. Но смотрю – идет как-то не в настроении:
– Лена, у Пирата что-то с желудочком. Его ночью рвало. Вы видели?
Это у нас вместо «Здравствуйте»!
– Вера Кузьминична, доброе утро. Тема не завтракал. Я уже убегаю, с работы позвоню.
– Доброе утро, – с металлом в голосе говорит няня. – Темочка, сейчас пойдем Пиратика завтраком кормить!
Во дает, то есть сначала все-таки завтракать будет Пират, а потом уже Артем. Нет, ну почему я молчу, почему не могу высказать все, что думаю?! Почему мне легче побыстрее убежать на работу? Это ведь, в конце концов, мой родной сын!
Няня у нас страшная собачница, работает она у нас уже очень давно. Теме исполнилось восемь месяцев, и муж решил, что дома сидеть хватит. Все, что я могла дать сыну, я уже дала. Теперь надо зарабатывать деньги, он один их зарабатывать не хочет (может, просто не может), но по-любому тяготы нужно обязательно делить пополам.
Ну что делать? Надо так надо. Нет, я, конечно, здорово сопротивлялась, доказывала, что мама всегда лучше любой няни, но в один прекрасный день поняла, что у мужа про работу – это серьезно. Он сам из военной семьи. И то, что папу он никогда не видел, тот все время работал, это понятно. И сейчас он повторяет путь папы. Но мама-то его никогда не работала, была просто офицерской женой! Почему-то мой муж не хочет, чтобы я повторяла путь его мамы. Жалко, конечно. Но мой муж человек умный, будем думать, что он знает что-то такое про неработающих женщин, что ему мешает увидеть эту женщину во мне.
Мне не просто нужно было сразу выходить на работу, мне еще и сразу надо было уезжать в командировку, причем на 10 дней. Бросили клич по друзьям. Друзья откликнулись быстро и прислали нам чью-то тетю, чертежницу по профессии, из расформировавшегося НИИ. Опыта работы с детьми никакого, правда, своя взрослая дочь. Но человек, как нас уверяли, хороший и порядочный.
Безумная ее любовь к собакам понятна была сразу. Она пришла, по-хозяйски огляделась, села в самое удобное кресло и вдруг начала рыдать, рассказывая, что в семье произошло горе. Я уж подумала, не дай бог, что с дочерью. Оказалось, погибла любимая собака. Как это произошло, она нам рассказала подробно, не жалея на это ни своего, ни нашего времени. Нам пришлось это все выслушивать, вздыхать и сочувствовать.
Не могу сказать, что няню своего сына я представляла именно такой. Первое впечатление бывает обманчивым, успокаивала я себя. Потом все-таки животных любит, значит, добрый человек. Нас так в школе учили. Я же не знала, что некоторые этих животных больше, чем людей, любят.
Вдруг на полуслове наша будущая няня остановилась:
– Ну, где там ваш мальчик?
Наш мальчик тоже несколько напрягся, потом дико заорал. Мы с мужем испугались, няня – нисколько.
