вампир, восьмой лорд всех тридцати вампирских легионов.
— Сам дойдешь? — обратился он к женщине.
— Да, — та с трудом, но поднялась с дивана. — А что вы сделаете теперь Клаусу?
— В каком смысле? — Холлисток удивленно поднял брови.
— Он же ослушался вас.
— А! — Холлисток улыбнулся. — Увидишь! А сейчас давай так, я пойду вперед, чтобы особо не привлекать внимания портье, а ты через минуту тоже спускайся. Я вижу, парень ты сильный, умный, а потому опекать тебя не собираюсь. Достоинство, с которым ты держишься, я оценил, и со своей стороны претензий не имею. Все ясно?
— Да, — женщина кивнула. — Я понял вас.
— Вот и отлично, я не сомневался, — Холлисток потушил сигару, и выбросив окурок в унитаз, не оглядываясь, вышел за дверь.
Глава 15. Каждому свое
На выходе из отеля Генрих степенно кивнул портье и дал небольшие чаевые швейцару, услужливо открывшему перед ним дверь. Он дошел до угла и подождав женщину, вместе с ней вернулся к машине. Увидев из приближение Масси вышел и открыл багажник, где уже находился один из беглецов.
— Пусть сядет на заднее сиденье, — сказал Холлисток.
Масси, привыкший не удивляться, какими бы странными не казались пожелания его босса, пожал плечами и открыл перед женщиной дверь, которая с трудом опустилась на сиденье. Сев за руль, он посмотрел на Холлистока:
— Куда, босс?
— Поехали на окружную дорогу, там посмотрим.
Сначала они ехали молча, потом Генрих повернулся назад и с интересом посмотрел на женщину, с закрытыми глазами сидевшую на заднем сиденье.
— Тебя зовут Андреа Бартези? — спросил он.
— Угадали, — ответила она, не открывая глаз.
— Плохо себя чувствуешь?
— Да, господин, — она открыла глаза, — тело легкое, но перед глазами туман.
Холлисток кивнул:
— Дай руку! — скомандовал он. — Еще не хватало, чтобы Элизабет Стоун вернулась в тело и сразу попала в больницу.
— Что со мной? — спросил Бартези. — Я еле спасся от этих свирепых чудищ, одно тяпнуло меня за икру, но как я перенес эту боль сюда?
— Вестолы забирают силы, кусая жертву, — ответил Генрих, массируя ей запястье, — он тебя схватил, считай что части своей энергии ты лишился. Я не могу допустить этого, потому что в загробном мире от тебя потребуется именно она. Никто там не будет тебе ее возвращать, чтобы потом снова забирать, а для меня дело чести доставить вас туда в лучшем виде.
С этими словами Генрих, перегнувшись через сиденье, резким движением притянул женщину к себе, легонько ударил ее открытой ладонью по глазам, и когда тело обмякло, впился зубами в ее запястье, на котором от массажа вздулась широкая вена. Генрих так пережал ее, что кровь, не находя прохода, надулась в небольшой шарик, который и стал его целью. Укус был коротким и точным, кровь мгновенно наполнила рот, но сделав всего один глоток, он резко провел вдоль вены языком и она сразу свернулась. Женщина глубоко вздохнула и открыла глаза.
— Ну как? — спросил Холлисток, вытирая рот платком.
— Просто супер! — голос у нее был ровным и звонким.
— Возни мне с вами! — Холлисток откинулся в кресле. — Наделаете дел, потом как дети малые начинаете бегать от расплаты, не понимая, что только усугубляете положение. Сколько ты, Андреа, потратил моих сил, своих, и наконец, сил этой вот Лиз, в теле которой ты сейчас заперт. Я видел тысячи таких, как ты, и все говорят одно и то же — я, дескать, испугался и хотел что-то изменить, так?
Он снова повернулся назад.
— Я не думал, что у нас что-то получиться, но так хотелось еще погулять на земле, — Бартензи говорил спокойно, почти безразлично глядя в окно. — Что нам теперь будет?
— Ничего не будет, — усмехнулся Холлисток, — отправитесь куда вам и положено. Только с дружком твоим я сначала разберусь. Нам туда, Масси, — обратился он к Грину, который не встревая в разговор, вел машину.
— Да босс.
Они свернули на кольцевую магистраль, огибающую Лондон и направились к югу.
— Смотри по сторонам, где какие будут указатели. Как проедем поворот на Виндзор, следующий будет на Брэкнелл, туда и свернем.
— Понял. — Масси кивнул.
— У тебя, как и у каждого преступника, извращенное сознание, — Холлисток снова обратился к Бартензи. — Вам всегда кажется что вы самые сильные и вам все должны. На самом деле, дружище, вы нужны, чтобы вашими эмоциями, а потом и вами самими, питались те, кто вас и создал. Каждый живет по особой программе, и мне не составляет особого труда ее понять, потому что я из тех, кто питается вами! — Генрих хищно улыбнулся. — И для меня, чем вы все хуже и чем сильнее, тем лучше, потому что тем больше я могу от вас получить.
— Это я понимаю, — Бартензи было теперь явно не по себе, но как и любого идущего на эшафот, его сознание уже приняло неотвратимость всего происходящего. — Но я и не стараюсь показаться лучше, потому что просто не умею.
— Естесственно, — согласился Холлисток, — ты всего лишь человек, и хотя люди называют свое внутреннее «Я» красивым словом «душа», суть от этого не меняется. Ты уже умер один раз и понял, что переход из одного состояния в другое ничего, сам по себе, не меняет. Ты будешь волноваться, болеть, испражняться и любить по прежнему, и новая форма существования ничего не изменит в твоем ощущении себя, потому что все вокруг тоже будут такие же. Это тут ты после смерти всего лишь дух, а там уже полноправный член общества. Оно другое, но все равно общество, и оно точно так же начнет перевоспитывать тебя, как и здесь, и точно так же, если ему это не удастся, уничтожит тебя, и ты отправишься дальше. Ты пойми, Андреа, я тут распинаюсь перед тобой не ради красивых слов, а потому что меня всегда печалит, когда сильные личности начинают терять себя. Ты жестокий, но мог бы направить это свое качество не на убийство детей, а на что-нибудь другое. А теперь, понимаешь, этих детей никто не ждал в загробном мире, равно как и Элизабет и Эдриана Стоунов. Их время еще не пришло. Представляешь, сколько проблем ты создал тем, кто управляет вашими душами?! Их всех снова надо возвращать, я вот, мотаюсь тут уже полторы недели, хотя у меня полно других дел. Так что, ответить придется, но ты подумай над моими словами, это явно не будет лишним.
— Таких как я, тысячи и тысячи, — ответил Бартензи. — И людей всегда убивали и убивают.
— Правильно, — согласился Холлисток, — без этого никак! Но сильный человек никогда не станет употреблять слово «все»! Он не должен стремиться быть похожим на других, а ты мне сейчас начал говорить о тысячах. Речь в данном случае о тебе, дурачок! Я это говорю тебе лично, и не так часто вообще читаю такие морали, чтобы это было простым сотрясанием воздуха. Нам сюда, Масси!
Холлисток сказал это почти без перехода, потому что они чуть было не проехали нужный поворот. Масси резко затормозил, в результате чего удостоился множества нелестных слов от окружающих водителей, но все же они успели повернуть, и поехали по живописной загородной дороге, Теперь все молчали, но Генрих с удовлетвореним чувствовал, что его слова не прошли даром для Бартензи, и потому только улыбнулся, когда тот вдруг неожиданно произнес:
— Я кажется понял Вас, господин.
Масси тоже обернулся назад и с улыбкой посмотрел на него.
