Прилежен, участлив и благочестив,
Смело вверяйте ему истину.
Сутра Черного Лотоса
Над районом Дзодзё синело свежевымытое осеннее небо. Утреннее солнце позолотило желто- багровые верхушки деревьев. Погожие дни привлекли сюда множество паломников, смешавшихся с толпами священников и монахинь у торговых лотков. Возле ворот храма Черного Лотоса Мидори выбралась из паланкина, доставившего ее из замка Эдо.
Переполняемая не то тревогой, не то воодушевлением, она поспешила на храмовое подворье, сжимая захваченный с собой сверток. Во дворе девушка замерла, проникаясь увиденным. Здесь было больше зелени, чем в любом другом храме, но в остальном двор, наводненный монахинями, священниками и прихожанами, показался Мидори вполне обыкновенным, как и здешние постройки. Тишину оживлял детский смех. Верно, Рэйко нарочно запугивала ее, чтобы отговорить от поездки в храм. Подумав так, Мидори расстроилась, поскольку надеялась на маленькое приключение, и вспомнила о своей обиде на Хирату и Рэйко. Она так и будет никем, недостойной ни его любви, ни уважения подруги... если все оставит как есть. Мидори решила не оставлять. Она будет следить за Черным Лотосом, одобрят друзья это или нет. И девушка зашагала к двум монахиням, что стояли у дверей главной молельни.
– Доброе утро, – кланяясь, произнесла она. – Я пришла, чтобы принять постриг.
Весь вечер и всю ночь Мидори вела борьбу с совестью и все-таки убедила себя нарушить слово, данное Рэйко. Хотя подруга и отговаривала ее ехать в храм, Мидори видела, насколько той необходим свой человек в секте, и придумала, как лучше всего наблюдать за происходящим в Черном Лотосе, не вызывая подозрений. Хирата и Рэйко еще увидят, на что она способна!
Монахини поклонились в ответ, и одна из них сказала:
– Сначала вы должны пройти проверку у наших наставников. Прошу следовать за нами.
Мидори затрясло, когда она отправилась за монахинями на задворки главной молельни. Кто знает, каким образом здесь отбирают будущих послушниц?
Монахини отперли дверь в боковой придел зала.
– Подождите здесь, – сказала старшая.
Мидори разулась и вошла внутрь. Дверь захлопнулась. Она очутилась в комнате со стенной нишей, вмещающей буцудан – деревянный алтарь с прикрепленным к нему отрывком буддийского текста, а перед ним – коленопреклоненной молодой женщиной, скороговоркой бормочущей молитвы. На Мидори она даже не взглянула. У окна стояла еще одна незнакомка немногим старше Мидори. Она была красива на простонародный манер – бойкая на вид, смуглолицая, с пытливым взглядом.
– Ишь ты, хочет набожность свою показать, – произнесла она, тыча в сторону молящейся. – Жаль, никто, кроме нас, не видит.
Мидори робко улыбнулась.
– Я Тосико, – сказала женщина, подходя к ней. – А тебя как зовут?
– Умеко, – на ходу сочинила Мидори.
– Стало быть, ты тоже – в монашки? – Беззастенчивость и дешевое синее кимоно выдавали в Тосико крестьянку.
– Да, если возьмут, – ответила Мидори.
Тосико с любопытством оглядела ее.
– Что же тебя привело в монастырь?
'Допрос с пристрастием' поначалу смутил Мидори. Но она привыкла отвечать, когда к ней обращаются, поэтому рассказала припасенную накануне легенду:
– Родня хочет выдать меня замуж за того, кто мне противен, вот я и сбежала.
– А-а. – Тосико как будто удовлетворилась этой нехитрой историей. – Ну а я тут потому, что отец беден, а нас с сестрами у него пятеро. Без приданого мне замужества не видать, так что – либо сюда, либо в бордель.
– Извини, – сказала Мидори, глубоко тронутая ее несчастьем и спокойствием, с которым она говорит о своих бедах.
Дверь открылась, и в комнате показалась монахиня. Она молча поманила молившуюся женщину и куда-то повела ее.
– Думаешь, здесь ты будешь счастливее? – спросила Тосико.
– Надеюсь.
– Я слышала, они жутко строгие.
Мидори припомнила слухи о застенках, пытках и убийствах, которыми вчера делилась с ней Рэйко. То, что раньше, казалось, делало ее приключение увлекательнее, теперь заставляло ежиться от страха. Перед уходом она написала записку о своем замысле вступить в секту и положила подруге на стол. Но что, если Рэйко не найдет записку? Тогда никто не будет знать, где она, и некому будет спасти ее, если случится беда.
– Ну-ну, не трусь. – Тосико со смехом взяла Мидори под руку. – Вот так. Со мной не пропадешь!
Мидори успокоило ее дружелюбие, но вскоре за Тосико тоже явилась монахиня, а она осталась ждать в одиночестве. Ее тревога росла, пока Мидори не затрясло и не бросило в холод от страха. Она вцепилась в свой сверток, радуясь, что нашла хоть какую-то опору. Взявшись гадать, в чем будет заключаться экзамен, Мидори с трудом удержалась, чтобы не сбежать. Она подумала, как расстроится Рэйко, узнав, что она была здесь, подумала о Хирате... и осталась.
Спустя многие, как показалось Мидори, часы пришедшая монахиня отвела ее к странному зданию в тыльной части подворья. Это был длинный приземистый сруб, почти неразличимый за деревьями, с наглухо закрытыми ставнями. Мидори оказалась в продолговатом зале с огромным светильником, мерцающим под потолком. У противоположных стен восседали пятерки священников и монахинь, еще трое – на возвышении в дальнем конце комнаты.
– Встань под светильником и преклони колени, – приказал рослый незнакомец из глубины зала.
Трепеща от волнения, Мидори подчинилась, стиснув сверток в руках. Она не ждала увидеть столько народу. Яркий свет, льющийся сверху, слепил глаза, но Мидори удалось разглядеть говорящего – жестоколицего священника со шрамом на виске. Вспомнив описанных Рэйко членов секты Черного Лотоса, она сразу узнала в нем Кумасиро. Неприглядный тип справа от него, вероятно, был доктор Мива, а монахиня слева – настоятельница Дзюнкецу-ин. Тогда, в тиши гостиной Рэйко, они казались ей куда безобиднее, чем теперь. Остальные священники и монахини были ей незнакомы, и все как один сурово и неодобрительно разглядывали Мидори. Где-то в зале вполголоса бубнили молитвы.
– Назови свое имя и причину, по которой ты хочешь к нам присоединиться.
Тонким, срывающимся голосом Мидори повторила легенду, прибавив:
– Я хочу посвятить жизнь служению истине.
– Что это у тебя? – спросила Дзюнкецу-ин. Она показалась Мидори привлекательной – правильные черты лица, изящная мантия с капюшоном – и вместе с тем какой-то зловещей.
– Здесь кимоно... – Мидори запнулась. – Дар храму, чтобы оплатить мое содержание.
Одна из монахинь отнесла сверток на возвышение, где Дзюнкецу-ин вынула из него бледно-зеленый наряд, расшитый сияющими бронзой фениксами.
– Очень мило, – произнесла настоятельница, откладывая его в сторону.
Мидори уже пожалела, что пожертвовала своим лучшим выходным кимоно, хоть и в благих целях.
– Подай-ка нам чаю, – сказал Кумасиро.
На подносе возле помоста стояли чайник и чашки. Мидори было вознегодовала, что какие-то простолюдины обращаются с ней, дочерью даймё, как со служанкой, но несколько лет жизни во фрейлинах научили ее исполнительности. Трясущимися руками она принялась разливать чай. Подавая чашку Кумасиро, девушка ненароком плеснула ему на одеяние.
– Неуклюжая дуреха! – заорал тот.
– Простите! – От страха Мидори рухнула на колени и попятилась. – Умоляю, простите меня!
Опозорившись перед столькими людьми, она чувствовала себя раздавленной. Теперь-то ее точно вышвырнут.
