обстоятельства его смерти.
В этот миг створка двери отодвинулась и в зал проскользнула Рэйко. Увидев ее, Сано замер в растерянности. Когда же она села в задних рядах и устремила на него твердый взгляд, ему и вовсе стало не по себе.
– Господин судья, я настаиваю, чтобы Хару признали виновной, – сказал Сано, стараясь не думать, что еще может выкинуть Рэйко.
– Ваше мнение непременно будет учтено, – сказал Уэда.
Сано знал слабость своей версии, которую судья точно не пропустит. Хару почти ничего не связывало с двумя другими жертвами, а поскольку убийства составляли очевидную серию, она либо виновна во всех трех... либо невиновна вовсе. Любой стремящийся утвердить правосудие судья всегда потребует веских доказательств, прежде чем вынести приговор.
По залу пробежал шепот. Рэйко подалась вперед, внимая происходящему. Хару сидела с опущенными глазами – ни дать ни взять образец поруганной добродетели. Сано сдерживал тревогу, читая отчаяние на лице Хираты. Время шло, Мидори оставалась в храме, а его надежды на Хару грозили не сбыться.
– Теперь выслушаем рассказ подсудимой, – объявил судья Уэда.
Как и ожидалось, в зале воцарилась тишина. Рэйко плотно сцепила руки. В душе ее клокотал гнев на Сано. Как он может тратить время в нападках на Хару, вместо того чтобы спасать Мидори, притом даже не удосужившись сообщить ей о заседании суда! Она узнала о нем случайно, от секретаря, когда пришла просить отца использовать свое влияние на сёгуна ради Сано и ради того, чтобы обеспечить ему доступ в храм Черного Лотоса. Но Сано, разумеется, хотел расправиться с Хару без помех. Он просто вычеркнул ее, Рэйко, из последнего этапа расследования и положил конец их совместной работе. Однако она не собиралась сдаваться без боя, как и не могла допустить, чтобы Хару ответила за злодейства Черного Лотоса, пока оставались хоть какие-то сомнения в ее вине. Был ли у нее шанс закончить свое последнее дело с честью? Огрехи в умозаключениях Сано давали девушке право отвести обвинение, и Рэйко недоумевала, зачем было так поспешно устраивать суд. Впрочем, им с Хару это даже на руку. Рэйко надеялась, что она покажет себя с лучшей стороны.
Судья Уэда повернулся к девушке.
– Что ты можешь сказать в свое оправдание?
– Я ничего такого не делала, – понурившись, проговорила Хару вполголоса, но вполне внятно.
– Объясни, чего именно ты не делала, – сказал Уэда.
– Не убивала господина Ояму.
– А что насчет женщины и ребенка?
– Их я тоже не трогала, – ответила Хару, и Рэйко увидела, что она трепещет от страха.
– Ты подожгла хижину? – задал вопрос судья.
– Нет, господин.
Судью, похоже, не тронула болезненная сосредоточенность Хару.
– Против тебя слишком много улик, – строго сказал он, – и тебе придется их опровергнуть, чтобы доказать свою невиновность. Начнем с гибели твоего мужа. Это ты подожгла его дом?
– Нет, господин. – Хару всхлипнула, роняя слезы.
Рэйко видела, как Сано неодобрительно поджал губы, в то время как ее отец оставался непоколебим.
– Ходила ли ты к хижине в ночь перед пожаром? – спросил он.
– Нет, господин.
– Тогда как вышло, что тебя там нашли?
– Не знаю.
– Что ты делала накануне?
– Не помню.
Рэйко слушала, расстраиваясь все больше. Похоже, Хару затянула старую песню, которой когда-то не поверил Сано и едва ли поверят в суде. Сейчас она была убеждена как никогда, что Хару скрывает правду о преступлениях. Как бы ей хотелось, чтобы она одумалась и не потеряла последний шанс оправдать себя из-за боязни раскрыть чью-то тайну!
Судья Уэда пристально посмотрел на нее.
– Если ты ждешь, что я поверю твоим словам, объясни, каким образом ты очутилась у хижины, где в ту ночь погибли трое!
Хару съежилась и тряхнула головой. Рэйко наблюдала за ней в испуге и недоумении. Должна же она представлять, как жалки ее ответы! Неужели она скрывает нечто такое, что выдаст ее с головой?
– Это все, что ты можешь сказать? – спросил судья.
– Я не знаю, как попала туда, – пробормотала Хару. – Я не поджигала... и никого не убивала.
Уэда нахмурился, явно сопоставляя услышанное от обеих сторон. Сердце у Рэйко чуть не выскакивало из груди – она надеялась, что отец заметит недостаток обвинительных улик, и вместе с тем боялась, что Хару не заслуживает оправдания.
Наконец судья произнес:
– Готовьтесь услышать мое решение.
'И обжалованию оно не подлежит, – спохватилась Рэйко, – даже если справедливость не восторжествует'. Она вдруг поняла, что не может просто сидеть и смотреть.
– Прошу прощения! – выпалила Рэйко.
Все так и застыли, не веря своим глазам: женщина... прерывает заседание суда! Рэйко же, никогда не выступавшая перед собранием, растерялась.
– Что такое? – Судя по ледяным нотам в голосе судьи, только очень веская причина могла оправдать подобную вольность.
Увидев, с каким ужасом смотрит на нее Сано, Рэйко поняла, что вот-вот уничтожит последнюю надежду на примирение. Муж будет вправе расторгнуть их брак и забрать сына. Ее боевой дух почти иссяк, но тут она представила, что будет, если все пустить на самотек. Хару казнят, Черный Лотос продолжит кровопролитие, а Сано обвинят в том, что он, изменив долгу, не сумел защитить народ. Сёгун приговорит его к казни – по обыкновению, вместе с семьей и ближайшими соратниками. Не выступи она сейчас – все пропало, всему конец.
Рэйко собралась с силами и сказала:
– Я хотела бы выступить в защиту обвиняемой. Избитое лицо Хару тут же озарилось радостью, словно в предчувствии избавления.
– Господин судья, неприглашенные свидетели не предусмотрены уставом, – поспешил вставить Сано. Судя по всему, он считал, что судья готов разрешить дело в его пользу.
Уэда, однако, обратился к Рэйко отстраненно-вежливым тоном:
– Что вы можете добавить к вышесказанному?
– Я... У меня есть улики, доказывающие, что преступления совершили другие лица, – сказала она с запинкой, робея от нацеленных на нее взглядов.
Сано опустил этот факт, поскольку закон не обязывает признать его. Рэйко затаила дыхание, не зная, надеяться или бояться. Учтет ли отец ее показания или отбросит?
– Поклепы на других людей уликами не являются и к делу не относятся, – возразил Сано.
Лицо судьи на мгновение помрачнело: ему совсем не хотелось выбирать между зятем и дочерью, тем более в открытом противостоянии. Наконец он произнес:
– Поскольку речь идет о жизни подсудимой, я дарую госпоже Рэйко право голоса.
Ликуя, что его милосердие возобладало над протестами Сано, Рэйко встала и направилась к судейскому помосту. Проходя мимо Хираты, она перехватила его взгляд, исполненный неподдельного страха. Хару, напротив, одарила ее благодарной улыбкой, когда она села сбоку от сирасу. Глаза же Сано будто бы говорили: 'Прошу, не делай этого! Положись на меня – и скоро поймешь все сама'.
Но Рэйко не вняла просьбе. Срывающимся от волнения голосом она описала свое впечатление от Хару как от девушки 'трудной', но безобидной. Она черпала стойкость из осознания собственной правоты и неистребимой веры в то, что Хару в конечном итоге оправдают. Потом Рэйко поведала об упорных попытках настоятельницы Дзюнкецу-ин, доктора Мивы и Кумасиро свалить вину на Хару и воспрепятствовать опросу
