больше нравится, когда я сплю?
О, да, наблюдать за ней спящей — такое искушение. И представлять, что однажды он разделит ее сон.
— Да, — солгал Дон.
Но когда она рядом, когда смотрит такими доверчивыми, такими по-детски наивными глазами или когда в ее взгляде просматривается искусительница, женщина, о которой мечтают его руки — она его жизнь.
— Нет, — сказал правду.
И не добавил главного: она нравилась ему любая. Более того, не нравилась. Это чувство по отношению к ней не уместно. Он любил ее разной, но всегда настоящей, и мучительно желал, хотя знал: это нереально, что когда-нибудь она сможет принять и его настоящим.
— Неужели так сложно определиться?
О, он давно определился, еще тогда, когда маленькой девочке с каштановыми волосами нельзя было даже намекать о своих чувствах.
— В общем, Дон, будет так. — Вилла скрестила с ним взгляды. — Я буду жить здесь, с тобой.
— Нет.
— Ты прав, — согласилась быстро, — мне больше нравится прежний дом, где мы жили, там хотя бы есть кровать.
— Вилла…
Он взял ее за плечи, чтобы привлечь внимание, чтобы заставить понять: она не может жить с ним. Она достойна роскоши, почестей, элементарных удобств, кофе не в старой глиняной кружке, а в золотой чашке и на серебряном подносе.
— Да, Дон? — Ее улыбка выбила все мысли Дона, и паузу снова заполнил ее уверенный голос. Голос, который он слушал бы и ворчливым, и ласковым, и охрипшим от страстных криков. — Ты больше не сбежишь от меня. Я этого не позволю. В крайнем случае, я знаю, где тебя искать, понятно? Я только ненадолго загляну в Анидат, обниму маму и ведьму, скажу «привет» лицемерному папочке и… я твоя.
Дон застыл. Перед его глазами, дразнясь, мелькнули сцены, где он, действительно, делает Виллу своей. Он едва сдержал голодное рычание монстра, который требовал заявить на нее права. Сейчас. Когда она сама предложила. Даже если она не поняла, что именно только что сделала.
Забывшись, утонув в сладостных муках, он перестал контролировать дверь, и она, усмехнувшись скрипом, выпустила бледную полоску света и обозленного Адэра в образе черта с маленьким дракончиком у его ног.
— Ну, что же ты медлишь? — спросил черт, взмахнув хвостом. — Я бы не отказался от такого могущественного свекра.
— Адэр? — изумилась Вилла. Перевела взгляд на дракончика и изумилась еще больше. — Не… Невилл?
— Угумс, — сказал черт, облокотившись о каркас двери.
— Угумс, — сказал дракон, облокотившись о ногу черта.
Вилла переводила взгляд с одного на второго. Оба явно не в настроении. И оба явно не сон. Она присела на корточки, протянула руку, поманив дракона, тот облизнулся, дернулся, словно хотел бежать навстречу, но после «кхм-кхм» черта, сдержался.
Вилла пожала плечами, скрыв обиду; поднялась.
— Что ты здесь делаешь? — задала вопрос Адэру. Дракона отныне игнорировала.
— Твой папочка выбрал меня посредником.
— Неужели?
— Такую вот доверили миссию. Представь себе. Считает, что ты загостилась.
— Я только четко представляю, что ты вряд ли рассказал ему, как я попала в гости.
— У нас не было личной беседы, он передал просьбу через Ризгора.
— Не велика миссия быть посредником посредника. Я никуда с тобой не пойду.
Черт изогнул бровь, хвост, взметнувшись, завис в воздухе. Раздумывал. Усмехнувшись, сменил образ на человеческий. Высокий, темноволосый, с наметившейся щетиной, глазами цвета талой ириски или…
Вилла задохнулась, когда накатили воспоминания.
Незнакомец, которого она увидела, целуя Адэра в Наб. Незнакомец, который поймал ее, когда она падала с третьего этажа. Незнакомец, который взял с нее обещание о двух поцелуях. Незнакомец, на котором она лежала в холодном тоннеле.
Глаза кофе с молоком.
Адэр.
— Таким я нравлюсь тебе больше?
— Нет, — покачала головой.
Он не поверил, по глазам видно — не поверил.
— Я не сбрасывал тебя с обрыва.
Теперь не поверила она, и он тоже это увидел.
— Если ты не вернешься, начнется война.
— И что? — Вилла беспечно пожала плечами. — Никто не пострадает.
— Война — это не шутки, котеночек, — прошептал Адэр и с удовольствием отметил, как она вздрогнула. Ее упрямство вывело из себя, а права, которые она даровала Дону — вызвали его истинную суть. Он обернулся чертом, чтобы сдержать поток эмоций, и принял привычный образ только когда не сомневался, что может себя контролировать.
Она сказала, что принадлежит Дону.
Но она нужна ему, Адэру. Два поцелуя, снятие проклятья с Невилла — и пожалуйста, радуй своим присутствием папочку. Только никогда больше, никогда не суйся в город, где живут демоны, потому что они не привыкли отказывать своим нуждам.
— Я тоже не шучу, — сказала Вилла и прижалась спиной к Дону в поисках защиты. Большие ладони монстра опустились на ее плечи, но она даже не поежилась. Она словно не замечала его уродства! — Я никуда не пойду с тобой, и я не понимаю, как кто-нибудь может пострадать, если со мной ничего не случилось, и я сама скажу об этом отцу, а в этом городе давно все мертвы?!
Это был ощутимый удар по самолюбию Адэра. Он думал, что в городе никого не осталось, он поверил на слово Ризгору, прекрасно зная, как часто лгут демоны. Город, пусть и не в прежнем обличье, с искрящимися фонтанами, смехом детей, ароматом духов женщин, воинов, гордо взирающих на горожан, — жил.
Но не только девушкам позволено делать больно.
— Так что ты решил? — Он посмотрел в глаза Дона. — Оставишь ее себе или все-таки передашь папочке?
— Не твое дело, — огрызнулась Вилла.
Если бы она была более сдержанна, если бы просто разула глаза, если бы сделала правильный выбор, он был бы мягче, внимательней к ее чувствам, а так…
— Почему же не мое? — усмехнулся. — Это, знаешь ли, немаловажно для меня. Если Дон оставит тебя себе, он станет баловнем императора. Если не оставит — я.
Вилла уставилась на него, как на ходячее дерево. Она сомневается, что император пожалует Адэра за спасение дочери?
Но ее вопрос звучал весьма странно:
— При чем здесь император?
Адэр заметил, как сжались руки монстра на плечах Виллы, и показалось, он что-то хотел сказать. Но перебить свою игру Адэр никому не позволит!
— При том, котеночек, что он — твой папа. Что здесь непонятного? Или твой дружок стер и эти воспоминания?
Вилла, полуобернувшись, подняла лицо к Дону. Он молчал. Она снова посмотрела на Адэра. Бледная, с дрожащими губами, она что-то неразборчиво прошептала. Покачала головой, снова посмотрела на Дона.
— Мой отец — шут.
Она попятилась от него и Адэра, ускользала, вжималась в треснувшую стену. Обхватила себя руками,
