семьи, осевшие в моих владениях, были недовольны своими участками земли. Треть ткачих из слободки в один день пострадала от приставленной к ним датской девчонки, которая кинула в котел с едой слабительных травок, но обошлось без смертей. На Комоедицу (24 марта) два кузнеца подрались из-за женщины и свернули один другому челюсти, и в тот же день неизвестный правонарушитель нарисовал на стене святилища Яровита христианский крест.
В общем, в тихом омуте черти водятся, а в моем поселении порой кипели такие страсти, что не один роман написать можно. Но холода отступили, люди повеселели, и я снова на некоторое время взял управление в свои руки и начал разбираться, что и как. Для начала вместе с Торарином и Славутой посетил учебку молодых варогов и несколько дней прожил среди них как инструктор. Затем разбирался с корабелами, перед которыми поставил задачу до осени построить и полностью оснастить один шнеккер. Не факт, что из этого что-то получится, но датчане из Леддечепинга освоились, да и новгородцы уже поняли для чего они здесь. Поэтому постройка корабля это первый шаг и возможность поработать одной командой. После этого я разбирался с крестьянами, и две семьи по десять душ в каждой по моему приказу были переселены поближе к лесу и острогу варогов. Далее пару дней потратил на общение с алхимиками, Ореем Рядко и Алексеем Вязелем, которые сообща в глубине острова должны были организовать производство огненных смесей. Потом провел время со строителями и выяснил, что крест на святилище нарисовал один из мастеров, который раскаивается и желает посетить храм Яровита, которому обещает принести искупительную жертву. Затем проверял дружину и распределял воинов по кораблям. Следом был двухдневный тренировочный выход в море и стрельба из баллист по плавающей мишени, которой я остался недоволен, поскольку в среднем лишь два каменных булыжника из девяти попадали в цель с расстояния в сотню метров, и это на относительно спокойной воде. После осматривал будущую ветряную мельницу и спиртзаводик, который за зиму произвел шестьсот литров крепкого ячменного алкоголя-самогона, получившего привычное для меня название 'водка', и проводил общую финансовую ревизию хозяйства. И вот так каждый день. Чуть свет встал, привел себя в порядок, поцеловал жену, посмотрел на ребенка, перехватил чего боги на стол послали и на работу.
В суете пролетело три недели, и я дожил до сегодняшнего дня. По плану следовало поговорить с ладожским Соколом. Затем провести очередной совет, на котором будут даны указания управленцам. Потом следовало дать нагоняй наставникам датских мальчишек. Ну, а ближе к вечеру я собирался разобраться с наемниками Игоря Ольговича. Все это надо было сделать в течение одного дня, ибо уже завтра начнут прибывать корабли варягов, которые отправятся в морской поход, и мне станет уже не до хозяйственных проблем.
Итак, с самого раннего утра я посетил факторию ладожан, несколько складов и два жилых дома невдалеке от Кузнечной слободы. Ограды у купцов не имелось, не успели построить, точно так же как и свои причалы. Да и товаров еще не было. Пока шла подготовка к насыщению складских помещений, и мой тезка разрывался между Руяном и Зеландией. Седьмица там и несколько дней здесь, а затем опять на Руян.
Вчера ладожанин прибыл в Рарог и я не мог с ним не поговорить. И как только в сопровождении охранников и верного Немого въехал на территорию фактории, так сразу же обнаружил Вадима, который распекал своих приказчиков. Однако, лишь только он увидел, кто его навестил, как тезка замолчал, отпустил подчиненных и направился ко мне навстречу.
Я спрыгнул с лошади, и мы с купцом поприветствовали друг друга. После этого прошли в один из жилых домов, в котором стоял густой запах сырого дерева и, заметив, что я слегка поморщился, ладожанин процедил сквозь зубы:
— Приказчики, дармоеды. Объяснял им, что все надо строить на совесть, а они пожадничали строителям лишнюю гривну за сухие бревна дать и теперь половину построек придется переделывать.
— Ну да, — соглашаясь с ним, я кивнул, и присел за дубовый стол подле узкого окошка.
Купец разместился напротив, посмотрел на меня и спросил:
— Ты насчет Афанасия приехал?
— А кто это? — в свою очередь задал я ему встречный вопрос.
— Приказчик, который пытался твои секреты выведать.
— Нет, я не по этому поводу. Слышал, что ты его наказал и этого достаточно.
— Это да, наказал. Лишил хитреца всего прибытка за лето и в Ладогу отправил.
— Вот и ладно. Я удовлетворен и вопросов не имею, поэтому прибыл по другому поводу.
— Слушаю. От меня что-то нужно?
— Хочу насчет переселенцев поговорить. Твой батя очередную партию уже собрал?
— Должен.
— Так вот. Эта партия будет последней, которую я возьму по старым расценкам на поднаем.
— Деньги заканчиваются? — ухмыльнулся ладожанин.
— Серебро пришло и ушло, и моя дружина новое заработает. Нет. Дело в том, что мне пока переселенцев хватит. Если будут добровольцы или родственники моих дружинников и мастеров, их перевозку оплачу, а договор на службу буду заключать уже в Рароге. Подойдет человек, возьму и по деньгам не обижу, а нет, значит, пусть идет на все четыре стороны.
— И надолго это?
— До тех пор пока я не решу, что готов увеличить дружину. Сейчас у меня уже пять сотен воинов и этого количества до следующей весны хватит.
— Дело твое, ведь ты серебро платишь. Кого этой весной с караваном в Новгород пошлешь, Саморода или Жарко?
— Никого. Твоему отцу письмо напишу, а по бумаге и другим моим товарам на месте разберемся.
— Можно и так, — согласился Вадим и спросил: — Прямо сейчас все решим?
— Да. Чего тянуть.
— Сколько бумаги предложишь?
— Четыре тысячи листов.
— Растет производство?
— Конечно. А ваша семья, по какой цене ее возьмет?
— Цена упала…
Тезка задумался, и я поторопил его:
— Говори прямо, как есть, а я уже решу, продавать вам товар или нет.
— Одну гривну за два десятка листов.
Цена была приемлемая, и я кивнул:
— Принимается.
— Что еще предложишь?
— Водку. Двадцать средних бочонков.
В среднем бочонке находилось примерно двадцать пять литров, то есть я предлагал полтонны крепкого и редкого питья, какого больше никто не производил. Купец его уже распробовал и знал, что товар будет продаваться, но он не знал расценок и шел на некоторый риск, поэтому мог взять время на размышления. Однако, видать, все было решено заранее, так как ладожанин не медлил:
— За каждый бочонок дам семь гривен.
— Девять, — сказал я.
— Восемь, — улыбнулся он.
— Идет. Партия пробная, так что цена меня устраивает.
Вадим согласно кивнул и поинтересовался:
— Льняные платки продавать станешь?
— А возьмешь?
— Само собой, товар-то ходовой.
— В таком случае пятьсот платков на продажу есть. Качество отменное.
— Один резан за один платок.
— Итого десять гривен за все?
— Да.
— Принимается.
