вами вспомнили бы старые веселые времена. Дорогой Витенька, вы спрашиваете, нет ли поблизости какого-либо местечка с лечебными грязями, где вы могли бы подлечить свой застарелый ревматизм. Ах, Витенька, как же вы допустили это? Ведь вы так всегда заботились о своем здоровье! Лечебные грязи поблизости, конечно, имеются, хотя в не очень большом количестве, а вот голубая глина, которой вы особенно хотели подлечиться, хотя не такая уж она и целебная, уверяю вас, Витя, это все просто местные преувеличивают, чтобы к ним туристов побольше приезжало, эта самая голубая глина только в одном месте - в небольшом поселке рыбацком. Я вам напишу подробно, как туда добраться. Но только зря вы это затеяли. Я вам как медик говорю, не поможет вам эта голубая глина при вашем ревматизме, приезжайте лучше в наш санаторий, милый Витенька, я вас вылечу от всех болезней лучше всякой глины. Ваша Тамара».
«Виктор Борисович, не стал вам звонить, а пишу, как вы и просили до востребования, хотя дело срочное и не требует отлагательств. Нашел я этот поселок, в котором есть голубая глина. Действительно, проживала здесь одна пожилая учительница, которая, как говорили ее соседи, привезла много лет назад девочку детдомовскую откуда-то из Сибири. Девочка эта не могла разговаривать, потому не ходила в школу, и эта учительница учила ее дома, научила ее говорить, воспитывала как свою дочь. Но только теперь учительница эта умерла, дом продан, а девушка эта Никитина Елена Павловна уехала, и где теперь проживает никому в поселке неизвестно. С тех пор ее никто не видел. Виктор Борисович, так как больше ничего узнать в поселке мне не удалось, я сегодня же отправляюсь в ближайший город, попробую там что- либо узнать. О новостях сообщу немедленно. Костя».
«Здравствуйте, любезный Виктор Борисович! Давно мы с вами не общались. Наверное, соскучились? Дело в том, что суммы, выданной вами в последний раз, хватило мне на довольно таки безбедное существование в течение скажем так относительно длительного периода, во время которого вы были милосердно оставлены мной в покое. Но, к сожалению, всему на свете приходит конец. Кончились и ваши денежки. Поэтому убедительно прошу вас выдать мне очередную сумму в обмен на ваше дальнейшее спокойствие и процветание. Деньги в этот раз отправьте по почте, это сравнительно небольшая сумма, но предупреждаю вас, в скором времени, мне нужно будет еще. И не вздумайте следить за мной. Надеюсь, вы не дурак и понимаете, что перевод будет не на мое имя и за деньгами приду не я. Еще раз предупреждаю, если замечу слежку – вам конец!».
«Виктор Борисович. Прошу вас выслать мне еще немного денег. Мне все-таки необходимо достать какое-то оружие. Похоже, дело принимает нешуточный оборот. Подробности сообщу позднее. Костя».
«Ах, ты старая гнида, ты все-таки отправил за мной одного из своих холуев. Ты что же это, гад, совсем меня за ничтожество держишь?
Теперь ты просто так не отделаешься. Я все знаю, ты понял, я все знаю! И в случае чего выведу всех вас на чистую воду. Тебя и твою команду сопливую, которая перетрусила тогда так, что тебе самому пришлось тащить их на себе, после того как вы… Ненавижу вас всех: этого надутого самовлюбленного адвоката, этого холеного бизнесменишку-бабника, этого алкоголика свихнувшегося. Хотите чистенькими остаться? Не получится! Теперь тебе самому придется поднять свой толстый зад и сделать кое-что для себя. Возьмешь все наличные, какие у тебя есть, и приедешь сюда, в город, в котором живут эти хлюпики. Ты знаешь, о чем я говорю. Я тоже здесь, рядом с ними, и каждый день наблюдаю их слащавые лживые рожи. Приедешь сюда, поселишься в Центральной гостинице, и потом мы поговорим, поговорим окончательно. Попробуй только не приехать, это мое последнее предупреждение тебе и последнее мое слово.
P.S. Шерлока Холмса своего не ищи. Слишком быстро ездил. Правила дорожного движения нарушал».
Телеграмма: «Был на опознании действительно Костя разбился машине Синявский».
«Уважаемый Виктор Борисович! От всей нашей семьи Витязевых выражаем вам благодарность за оказание помощи в организации похорон нашего сына, мужа, брата и отца Витязева Константина Александровича».
«Надеюсь, портье передал вам мою записку. Виктор Борисович, мы не знакомы, но мне нужно срочно поговорить с вами. Это касается того, что произошло много лет назад, а также тех, кто вас шантажирует этим. Мне есть что рассказать вам. Я буду у вас сегодня в семь часов вечера, уверяю вас, вам может понадобиться моя помощь, а я в свою очередь надеюсь на вашу помощь.
П.».
«Сидите сегодня в номере. Не вздумайте связаться с кем-то из своих трех подсобничков. Я буду у вас вечером. И мы совершим окончательный обмен – ваши деньги на мое молчание».
Глава восемнадцатая
1
С папкой на коленях Максим долго сидел, откинувшись на сиденье, чувствуя, как тяжело навалилась усталость, как свинцом наливается затылок. Но надо думать… надо понять, что происходит…
Последние две записки, судя по датам, были получены Арсеньевым уже здесь в городе, когда он жил в гостинице.
Одна из записок подписана одной буквой «П.», но и без этого Максим узнал бы почерк Полины.
Кто писал записки с угрозами?
Что произошло в гостиничном номере?
Кто из них пришел в гостиницу раньше – шантажист или Полина? Видела ли Полина, кто убил Виктора Борисовича? Видел ли убийца Полину? В то, что Полина непричастна к убийствам, он уже был уверен, она просто хотела помочь ему, защитить его. Там на утесе не она стреляла, стреляли в нее. Она хотела сказать что-то, но не успела, ее опередили, не дали сказать. Кто-то выследил его и пришел на утес, чтобы убить… убить его, так же как Виктора Борисовича и как Колю. И он уже не сомневался, что это была женщина. Виктора Борисовича шантажировала женщина. Поэтому он так испугался, когда увидел Светлану. Он боялся какую-то женщину… но не знал ее … не знал, как она выглядит.
Теперь Максим окончательно убедился, что женщина, которую он встретил в Старом парке, женщина, которую видел сторож ресторана после убийства Коха, женщина, которая довела до самоубийства Колю, женщина, которую видели в гостинице после убийства Арсеньева - это одна и та же женщина. Но кто она? Почему она это делает?
Кроме писем, записок, телеграмм, открывающих перед ним какую-то еще смутную, неясную картину, были фотографии. Они словно служили иллюстрациями ко всем этим письмам. Вот какие-то незнакомые люди на железнодорожном перроне, вот поселок у моря, вот разбитая машина, боком лежащая на дороге. На некоторых фотографиях он увидел себя – обедающим в ресторане, выходящим из офиса, возле машины, возле дома. А он и не замечал никогда, что его фотографируют. Вот Коля. Виктор Борисович нанял кого-то следить за ними троими. Наверное, этого Костю, который потом разбился на машине… Вот Володька с Аленой. Алена стоит вполоборота. Лицо ее серьезно, она внимательно смотрит на Володьку, который рассказывает что-то, жестикулируя. Максим долго смотрит на эту фотографию, изучает красивое лицо молодой женщины, почему-то оно притягивает его взгляд какой-то особенностью… Он берет в руки другой снимок. Это старая выцветшая фотография, изображение нечеткое, чуть стертое… На ней бородатый мужчина, в котором Максим с содроганием узнает того самого лесника, а рядом с ним, прислонившись к его плечу, улыбается маленькая девочка. Несмотря на то, что изображение почти потеряло свой цвет, Максим ясно видит – волосы девочки, заплетенные в косички, рыжие. Дрожащими руками он переворачивает карточку. На обороте круглым детским почерком старательно выведено: «Никитины – папа и доча». Он
