темным углам, что-то отыскивая. И наконец он нашел это.
— Вот то, что нам нужно, — проговорил он и добавил, обращаясь к девушке: — Давайте за мной.
Сара села и огляделась. Они оказались в другом проходе. Невдалеке она увидела стоящую на полу лестницу. Лестница тянулась в темноту.
— Давай поживее, — сказал Хряксон.
Нижняя перекладина на лестнице была для него слишком высока. Он бегал и прыгал вокруг лестницы, тщетно пытаясь вскочить на нее.
Сара подошла. Лестница показалась ей ненадежной. Она была собрана из какого-то странного набора деревянных палочек, дощечек, веточек, которые где-то были перетянуты веревками, а где-то схвачены гвоздями.
— Поскорее, дай же мне руку, — нетерпеливо тормошил ее Хряксон.
Девушка одной рукой держалась за лестницу.
— Как можно вам доверять, когда я знаю, что вы хотели меня обмануть и вели к началу Лабиринта.
— Я НЕ ХОТЕЛ этого, — решительно заявил Хряксон и злобно уставился на нее своими маленькими поросячьими глазками.
— Это я ЕМУ сказал, что веду к началу, чтоб он не возникал, понятно тебе? Хе-хе, а на самом-то деле…
— Хряксон! — Сара невольно рассмеялась: она почти все ему простила. — Ну как можно верить хоть единому Вашему слову?
— Ах, вот как! — сказал он, прищуривая один глаз. — Давай, проверяй меня хоть сейчас. Я предлагаю двигаться этим путем. Может, у тебя есть какой-нибудь другой выбор?
Сара подумала и сказала:
— Этот, так этот.
— Тогда, — сказал Хряксон, — главное дело — снова забраться наверх.
Он опять стал подпрыгивать, пытаясь дотянуться до первой лестничной перекладины.
Сара подставила ему коленку и Хряксон начал взбираться по лестнице. Девушка последовала за ним. Ей казалось, что в любой момент вся эта хлипкая конструкция может развалиться. Но, с другой стороны, как сказал Хряксон, был ли у нее выбор?
Не поворачивая головы, Хряксон крикнул:
— Еще одно важное дело — вниз не смотреть!
— Ясно, — отозвалась она. И, словно играя в классики, когда невозможно удержаться, чтоб не подсмотреть — если прыгаешь с закрытыми глазами, взглянула себе под ноги.
— О-о-о-ох! — закричала она.
Оказывается, они забрались значительно выше, чем она предполагала. Хлипкая лестница шаталась и вот-вот готова была рухнуть под ней. Сара не могла теперь различить ни начала ни конца этой лестницы. Она чувствовала, что силы покидают ее, и она не может больше сделать вверх ни шага. Она вцепилась руками в лестницу, так как ее начала бить дрожь. Лестница заходила ходуном вместе с нею.
Наверху Хряксон отчаянно припал к дрожащей лестнице.
— Я ведь предупреждал, НЕ НАДО смотреть вниз, — простонал он. — Или, может быть,
— Простите, я не думала, что так…
— Ладно, когда вдоволь надрожишься и перестанешь, возможно, нам удастся продолжить путь.
— Я ничего не могу с собой поделать, — захныкала Сара.
Раскачиваясь на лестнице, как обезьяна на ветке, Хряксон с трудом проговорил ей в ответ:
— Послушай, если так будет продолжаться, мы останемся здесь до тех пор, пока не шлепнемся вниз и не превратимся в гнилую дохлятину.
— Простите меня, — проговорила Сара, не переставая дрожать.
— О, хорошие новости: она просит прощения. В таком случае я не имею ничего против того, чтобы качаться здесь до самой смерти.
Эти слова подействовали на девушку: она твердо решила пересилить страх, посмотрела наверх и начала глубоко дышать, заставила себя думать о приятных вещах: вот любимый пес ее — Мерлин, вот ее комната, вот стол с таблицей умножения, вот чудесным вечером она выходит на прогулку с мамой… Это подействовало. Она вновь смогла управлять собой и снова стала карабкаться вверх.
Хряксон, почувствовав, что девушка двигается по лестнице, тоже начал подниматься.
— Понимаешь, — обратился он к Саре, — ты должна войти в мое положение. Вообще-то я… трус, а тут еще Джареф напугал меня.
— И все-таки мне непонятно, в каком ты положении?
— В самом паршивеньком. Вот отсюда и все мое поведение. И ты бы не стала так храбриться, если б тебе хотя бы разок довелось нюхнуть этого дерьмеца из Болота Вечной Вони. Это… как тебе сказать… Это…
Тут настал черед Хряксона остановиться, чтобы справиться со своей дрожью.
— Что с вами? — спросила девушка.
— Стоит мне подумать об этом Болоте, как начинает кружиться голова.
— А что там такого? — удивилась Сара. — Вонь, — и все?
— Поверь мне, что этого достаточно. О, боже мой, но ты дождешься, ты дождешься этого, если захочешь идти дальше.
— Не понимаю, разве нельзя просто взять и зажать нос?
— Не-е-ет! — Хряксон снова затрясся, но все-таки смог двигаться дальше. — С этой вонью ничего не поделаешь. Она лезет тебе в уши. Прямо в рот. Она пролезет повсюду.
Саре показалось, что она видит уже просвет над головой, — значит, конец этой лестницы близок.
— Но самое ужасное, — продолжал Хряксон, — если на кожу попадет хотя бы капелька той грязи. Ты ни за что, НИ ЗА ЧТО не сможешь отстирать эту вонь.
Теперь Хряксон был на самом верху лестницы. Он потянулся с последней ступеньки, отодвинул задвижку и… откинул деревянную крышку люка.
Снаружи было чистейшее голубое небо. Саре показалось, она в жизни не видела ничего более прекрасного.
Смысл жизни
Сара стояла на верхней ступеньке лестницы рядом с Хряксоном, ухватившись за край люка. Она чувствовала себя так, как чувствуют люди, которые сходят на берег после долгого морского путешествия.
Перед ними был парк, где пели птицы. И со всех сторон виднелся ровно подстриженный кустарник.
Но чтобы какому-то месту называться
В данном случае, по всем формальным признакам, они оказались в настоящем садовом парке: на равных расстояниях и в строгом порядке там возвышались каменные изваяния. На одних были какие-то причудливые надписи и орнаменты, на других диковинные лица.