— Конечно, — заверил его Дамон, двигая только углом рта.
— У меня есть несколько рудников в Виргинии, один из них золотой. Ими нужно управлять. Еще у меня есть акции железной дороги.
Брат раскрыл глаза. Я отвернулся, не в силах смотреть, как он зачаровывает этого несчастного.
— Я бы предпочел наличные, — сказал он.
— Да, это разумно, — согласился Уинфилд без малейшей паузы. — Ежегодная рента?
— Сразу. Все, — любезно ответил Дамон.
— Двенадцатая часть моего поместья, капитала и предприятий?
— Лучше четверть.
Уинфилд сразу же соглашался на все, что говорил Дамон, но я никак не мог понять, обеспечит ли он этим свою личную безопасность. Оставит ли его Дамон при себе, наслаждаясь безукоризненным выполнением приказов?
— Я рад, что вы собираетесь заботиться о моих девочках так, как они привыкли. — Голос Уинфилда звучал глухо, как будто какая-то крошечная часть разума понимала, что что-то неправильно.
Он вытащил чековую книжку и перо. Через мгновение он вручил мне чек с таким количеством нулей, что их было даже не сосчитать.
Дамон оскалился в победной улыбке. Встал, пронеся свой стакан с хересом и кровью совсем рядом со мной. Запах опьянял. Все силы уходили на то, чтобы не схватить и не осушить бокал.
А потом Уинфилд сказал самую поразительную и банальную вещь в мире.
— Эти чеки начнут действовать через некоторое время, — извинился он, не зная, что этими семью словами только что спас себе жизнь.
В глазах Дамона бушевало пламя. Злой, раздраженный взгляд, который знали все в Мистик-Фоллз и под который никто не хотел попадаться. Разочаровывать моего брата опасно. Он скомкал чек в ладони.
— Вы об этом не предупреждали, — прорычал он, размахивая у меня перед носом бокалом с кровью. Я замер, чувствуя, как прорывают десну клыки.
— Мне нужно продать большую часть поместья и предприятий, чтобы получить столько денег, — жалобно ответил Уинфилд.
— Так сделай это! — приказал Дамон.
Я больше не обращал на него внимания. Мне нужно выйти отсюда. Сила отреагировала на голод и гнев — я чувствовал, что начинаю изменяться.
— Мне… — Я не стал утруждать себя извинением.
Я выбежал из комнаты, оставив там злого брата и грустного тестя, бросился из замка в черную ночь, частью которой я был.
18
Между деловой частью города и особняком Ричардсов было две сотни кварталов. Почти десять миль. Но вампиры двигаются совсем не так, как обычные люди, а я только что выпил одну из принадлежавших Ричардсам коз. Я казался всему миру размытой тенью, как и он мне. Я опустил голову, чтобы ни обо что не споткнуться, и бежал, изматывая себя. Подальше от скалистых утесов и прохладных деревьев, через долину, отделявшую их от города. К цивилизации, немощеным грязным дорогам, пахнущим пылью и травой, особенно табаком, привезенным из родной Виргинии.
После недели ожидания, наблюдения и попыток перехитрить брата мне хотелось, чтобы это наконец закончилось. А оно не кончалось.
Дамон не может убить Уинфилда, пока не получит денег, — а кто знает, когда это произойдет. А я должен оставаться с Бриджит, следить за Сазерлендами, изображать счастливого молодожена и пытаться разгадать игру Дамона.
Я запутался в сетях вины; при каждой попытке вырваться из этого болота я увязал еще глубже. Я просто хотел свободы.
Я хотел жить в одиночестве. Если я вынужден прожить вечность вампиром, вряд ли я сумею не оставить никаких следов. Ни смертей, ни травм, ни боли, никаких доказательств моего существования. Я бежал от себя, от своей новой сути, и не мог убежать, так же как не мог убежать от Дамона, моей тени в этом бесконечном посмертии.
Запахи природы уступили вони отходов, которая не исчезает полностью даже в богатых кварталах. В переулках за огромными особняками слуги выбрасывали мусор прямо на улицы, а молочники оставляли молоко на ступеньках заднего крыльца. Они замечали только внезапный порыв ветра, когда я пробегал мимо, тень на кирпичных стенах — как будто облако, на мгновение закрывшее солнце.
В Швейном квартале ноздри обжег резких запах химикатов и опаленных волокон — девушки кроили, шили и красили ткань на фабриках, которые постепенно заменяли фермы. Девушки группками курили у пожарных выходов, подвернув рукава, прислонившись к стенам, стараясь не потерять ни секунды драгоценного перерыва.
Я пробежал мимо одной девушки, чуть не задев ее. Порыв ветра задул спичку у нее в руках. Я обернулся посмотреть на нее, растерянную, в облаке дыма.
Скоро я почувствовал запах человеческой плоти и мусора. Конского навоза и газовых ламп. Фабрик, типографской краски, черного смога, реки, соленой рыбы, а потом и свежего морского ветра. Я различал только отдельные детали, все звуки и виды сливались в ровную серую полосу. Дорогие духи и цветы, мясо и копченый бекон. Лимон и имбирь.
Я встал посреди Вашингтон-сквер как вкопанный. Это были духи Катерины.
Рука опустилась на мое плечо, и я резко обернулся.
Но вместо черных кудрей женщины, которой я обязан своим существованием, я увидел лицо Дамона, который стоял рядом, снисходительно приподняв одну бровь.
Я чуть не упал, так навалились на меня истощение и отчаяние. Я даже не стал стряхивать его руку. Куда я мог пойти, в самом деле? Мой брат следил за мной на всем пути с востока. Я так долго отказывался от человеческой крови, что он в любом случае сильнее и быстрее меня. Пытаясь убежать, я только оттягивал неизбежное — что бы он ни придумал.
— Это же наша брачная ночь, братишка. Куда ты собрался? — резко спросил он.
Я стоял, окончательно измученный побегом:
— Я хотел вернуться.
Дамон закатил глаза:
— Я возьму кэб. — Он поднял руку, и кэб тут же остановился рядом.
— Угол Пятой и Семьдесят третьей, — приказал Дамон.
— Мы едем к Сазерлендам? — удивился я. — Не к Ричардсам?
— Мы едем домой, — поправил Дамон, — да, прием закончен. Ты сбежал под самый конец.
— Что ты сказал Бриджит? — Я не любил ее, но чувствовал, что поступил нехорошо, бросив ее на собственной свадьбе. Вообще-то ничего хуже я в принципе не мог сделать с такой девушкой.
Дамон снова закатил глаза:
— Не беспокойся. Они даже не заметили, что тебя нет.
— Ты их пока не убил?
— С чего ты взял, что я собираюсь их убивать? — невинным тоном спросил он. — Ты считаешь меня чудовищем?
— Да.
— Да. Я то, что ты из меня сделал, — Дамон слегка кивнул.
— И ты ничуть не улучшаешь ситуацию, — пробормотал я.
— Ты ошибаешься, принимая меня за того, кто стремится улучшить твою жизнь, — сказал Дамон неожиданно холодно. Глаза у него сверкнули.
— Ты немало постарался, чтобы остаться в моей жизни, — указал я, — ты уверен, что хотел только сделать мне больно?
