— Вы вызвали полицию? — спросил я.
Маргарет выдержала мой взгляд:
— Да, они скоро приедут. И конечно, подумают, что это вы.
— Это не так, — повторил Дамон.
Она кивнула, не потрудившись даже взглянуть на него. Лицо ее побелело, как будто со смертью всей семьи и из нее ушла жизнь:
— Я знаю, но вы все равно не невинные агнцы.
— Нет, нет, конечно нет, — странным голосом сказал Дамон, глядя на тело Лидии. На мгновение его черты смягчились, и он выглядел совсем как скорбящий человек. Потом он потряс головой, как будто стряхивая задумчивость:
— Маргарет, я сожалею о вашей потере, — небрежно сказал он, — но нам со Стефаном нужно бежать.
— Почему я должен идти с тобой? — резко спросил я. От запаха крови у меня кружилась голова и путались мысли.
— Отлично. Оставайся здесь или отправляйся в тюрьму.
Я повернулся к Маргарет:
— С вами все будет в порядке?
Она посмотрела на меня как на сумасшедшего:
— Вся моя семья мертва.
Казалось, будто бы она сейчас закричит. Я погладил ее по плечу, мечтая что-нибудь сделать или сказать. Никто не заслуживает такого. Но слова не вернут ее родных.
И тут мы услышали стук колес полицейского фургона и команды начальника.
— Задняя дверь, — велел я.
Дамон кивнул, и мы побежали через столовую и кухню к двери, ведущей на задний двор. Я почти коснулся дверной ручки, но тут Дамон сгреб меня, приложив палец ко рту. Прижался к стене, проследив, чтобы я сделал то же. Тут и я почувствовал то, что Дамон уже понял: за дверью был человек… нет, двое, тихо стоявшие с ружьями наперевес. Они были готовы к тому, что мы уйдем этим путем.
— Я справлюсь с ними, — предложил Дамон.
— Нет! Наверх! — возразил я. — Через окно.
— Отлично, — выдохнул Дамон, и мы медленно двинулись наверх по лестнице для слуг.
Звук взрыва, раздавшийся в холле, заставил нас замереть на месте.
— Ты наверх, ты и ты в гостиную, — жесткий голос отдавал приказы. Полицейские затопали, расходясь по всему дому.
Мы с Дамоном бросили попытки двигаться бесшумно и изо всех сил рванулись наверх. Там было двухстворчатое окно, которое мы распахнули, собираясь вырваться на свободу.
Внизу, во дворе, стояло с дюжину полицейских, направивших винтовки на здание. А своим резким движением Дамон оповестил их о нашем местонахождении.
Засвистели пули.
Они нас не убьют, но замедлят. Я бросился на пол, почувствовав свинцовый укус.
— Желоб для угля? — не дожидаясь ответа, я бросился по лестнице со скоростью вампира, брат следовал за мной. Полицейские рассыпались по комнатам, но даже если кто-то нас и заметил, то не понял, что это: размытая тень, обман зрения.
Темнота в подвале нам не мешала. В долю секунды мы оказались в угольном погребе, за печью. Я открыл крохотную косую дверцу, ведущую на улицу, и протиснулся через нее. Обернулся подать руку брату.
И тут мне в шею уткнули ствол.
Медленно повернувшись, я поднял руки. Нас окружала маленькая горстка лучших полицейских Нью- Йорка, а заодно соседи, явившиеся посмотреть охоту на людей.
Мы с Дамоном могли перебить их почти без труда. И нам очень хотелось это сделать. Но я все же прошептал:
— Мы привлечем больше внимания, сопротивляясь аресту.
В самом деле, легче будет убежать потом, когда на нас не будет таращиться толпа. Дамон тоже это понимал.
Он издал драматический вздох и вылез наружу, прижимаясь к земле.
Офицер храбро выступил вперед — после того как его люди завели нам руки за спину и немного нас потыкали, демонстрируя, кто хозяин положения.
— Вы арестованы за кражу, убийство и все остальное, что мы сможем обнаружить. Болтаться вам на Вашингтон-сквер[3] за то, что вы сделали с Сазерлендами, — офицер выталкивал слова сквозь крупные ровные зубы.
Нас потащили наружу, подталкивая сильнее, чем нужно. Тычками и пинками нас загнали в полицейский фургон и захлопнули дверь.
— Они были хорошими людьми, — сквозь решетку прошипел офицер прямо в лицо Дамону.
Дамон покачал головой:
— Бывают и получше, — прошептал он мне.
Сквозь решетку я смотрел на дом, который целую неделю называл своим. Маргарет стояла в дверях, ее волосы чернели на светлом фоне. По щекам стекали слезы, и она шептала так тихо, что даже я с трудом ее слышал:
— Он за это заплатит.
20
Нью-Йоркский суд и следственная тюрьма размещались в неуклюжем здании, торчащем посреди улицы, как надгробная плита. Внутри все было серым, ходили полицейские с каменными лицами и измученные преступники.
И мы.
Вампиры, пойманные человеческой системой за кровавое преступление, которого не совершали. Очень смешно, конечно, но от этого ничуть не легче.
Связав нам руки за спиной, молодой полицейский провел нас с Дамоном по скрипучей деревянной лестнице в кабинет начальника. Тот обитал в маленьком помещении на верхнем этаже. На стенах висели изображения преступников — в глазу одного из них торчал большой гвоздь. Сам начальник полиции оказался седеющим ветераном с густой черной бородой, перерезанной гладким белым шрамом.
Взглянув на наше досье, он присвистнул:
— Вся семья Сазерлендов? Сегодня это появится в газетах.
Я вздрогнул — такое равнодушие, исходящее от нормального человека, пугало. С какими чудовищами ему приходилось иметь дело, если смерть целой семьи для него всего лишь газетная новость?
— Мы этого не делали, — возразил я.
— Конечно, нет, — грубо сказал он, проведя пальцем по шраму. — Никто из тех, кто здесь оказывается, ничего не делал. Но суд разберется. Каждый получит то, чего заслуживает.
Без дальнейших церемоний нас втолкнули в камеру, которая оказалась больше, чем вся тюрьма в нашем родном городе, где столько раз запирали смертельно пьяного Иеремию Блэка. Никогда не думал, что увижу камеру изнутри.
— Мы этого не делали, — проскулил Дамон, передразнивая меня, — ты мог придумать что-нибудь поглупее?
— Ты боишься, что нас сочтут бабами? Думаешь, лучше было просто показать ему клыки?
Из угла камеры, где сидел, привалившись к стене, еще один арестант, раздался скрежещущий смех. У арестанта были руки докера, а надо лбом — глубокие залысины.
— Симпатичные тряпки, — зло сказал он, оглядывая наши парадные костюмы и гладко выбритые
