Обещает подпоить его, подловить на мелочах… Может быть, я его отправлю в отпуск по состоянию здоровья месяца на два-три, пока все не уляжется? А?
— А что, давай, — спокойно резюмировал Аметистов.
У меня отлегло на душе.
На следующий день Валерка выехал в родную тверскую деревню Дурыкино охотиться на вальдшнепов.
…Аметистов все это время меня изумлял. Он работал как опытнейший аппаратчик. С одной стороны, он гнул свою линию и всякий раз указывал Шульман на ее место, с другой стороны, он давал ей шанс, уступая агрессивной женщине в мелочах — назначал ее людей, дал ей хороший кабинет. Аметистов выжидал, он хотел приватизировать компанию и перепродать ее иностранцам, а потому явно на рожон не лез. Спорить с председателем Совета директоров Бравовым (заместителем министра, который прислал Шульман) он не собирался.
Аметистов избрал тактику измора. Шульман как не менее опытная аппаратчица это понимала и однажды решила пойти ва-банк.
После того, как Валерка Бадягин отбыл в бессрочный отпуск в деревню Дурыкино, Елена Владимировна буквально ворвалась к Алексею Федоровичу в кабинет и выпалила, будто из ружья:
— Я вам не девочка. За мной стоит Татарстан! Будете саботировать мои действия — я объявлю вам войну.
— А что вы имеете ввиду? Чем я вам неугодил? — спокойно решил уточнить Аметистов.
— Зачем вы отпустили Бадягина в отпуск? Он же пьяный валялся в коридоре?
— Да никто тут пьяный не валялся. Уж если бы валялся, я бы его быстренько уволил без выходного пособия. Мне сообщили, что он просто плохо себя почувствовал. У него, Жарков рассказывал, сердце слабое.
— Ах, это Жарков его отмазал, — закричала Шульман, — понятно. Ну ничего, ничего, разберемся.
Она выбежала к себе в кабинет, а на следующий день сама написала заявление на отпуск — на две недели.
Все перекрестились. Какое счастье — Шульман на две недели умотала в отпуск. Что может быть прекраснее! Это как будто всю фирму отправить на Канары.
На радостях мы поехали с женой и дочкой на выходные в Питер, остановились в небольшой уютной гостинице. Гуляли в основном по Невскому проспекту. Петербург, по-моему, мог бы стать самым красивым городом в мире. Сейчас он не слишком импозантный. Величественные имперские здания, аристократические особняки. И — обшарпанные, некрашеные стены. Грязь, нечистоплотность как сущность.
Питер — это пришедший на бал странный милорд. Он увешан жемчужными колье, у него драгоценные перстни и… полинявший парик, стоптанные башмаки и грязная рубашка.
Особый разговор — пресловутые питерские дворы.
Настюшка вошла в один из таких «колодцев», достала камеру и сказала:
— Внимание, мотор, начинаем съемку фильма ужасов…
Мы пробыли в Питере два дня, успели даже съездить в Петергоф. Там восхитительные фонтаны, можно нажать ногой на шланг — и польется вода. Шалили с Настюшкой — обливали маму, она ласково ругалась…
Когда вернулись домой, позвонил по мобильному отец с дачи. Долго и восхищенно рассказывал:
— Видел снегиря. Он ходил по кормушке, красивый и важный, как боярин.
А на работе события продолжали развиваться бурно и непонятно. Аметистова все-таки ушли. Вместе с ним покинули компанию практически все топ-менеджеры, в том числе и Петушков, и Альтшуллер, и Овечкин, и Мелков… Однако не по воле Шульман.
В компанию пришли совсем другие люди. Даже не из Министерства… Пришли молодые богатые менеджеры — представители банковского и нефтяного бизнеса.
Все были взволнованы, в том числе и я, и Шульман.
Она позвонила мне и пригласила зайти.
— Они не посмеют меня уволить, — залепетала Елена Владимировна. — Не посмеют. За мной стоит Министерство! Министр! Лично Министр! За мной стоит Татарстан! Я им не девочка для битья! Я тебе, Жарков, доверяю. Мы с тобой здесь единственные приличные люди. Что ты сам-то думаешь об этих переменах?
— Я ничего не понимаю, — честно сказал я
Я стал обреченно ждать, когда прояснится ситуации — ходить по новым начальникам было бессмысленно.
По меткому выражению писателя Валерия Казакова, сезон смены руководства в чиновничьем мире называется «межлизень». Это пора, когда царит полная неразбериха, еще неизвестно кому придется в дальнейшем лизать жопу, и можно суетиться и искать эту самую задницу, а можно спокойно ничего не делать.
В этот «межлизень» меня не трогали целый месяц. Я только ходил на общие еженедельные планерки топ-менеджеров, где меня даже хвалили. Еще бы — ведь я ничего не делал, а значит, не ошибался. Вообще, в крупной конторе сделать карьеру легче, если ты ничего делать не умеешь. Если ты в работе беспомощен, тебе ничего и не поручают. Не поручают — не ошибаешься и не переходишь никому дорогу. Нет конфликта интересов. А нет конфликта интересов — значит, со всеми ладишь. Вот такого и повысят. Хорошего повысят — с меньшей доли вероятности.
…Несмотря на некоторую сумятицу, компания все-таки работала. Начальники решали какие-то глобальные, уму непостижимые вопросы, подчиненные бегали по коридорам офиса, как наскипидаренные муравьи. Хотя что мы, страховщики, делали, понять было сложно. Сотрудники «Страхуй» ничего не производили. Мы предоставляли людям услугу по страхованию. Еще точнее, собирали взносы, а когда наступал страховой случай, старались не выплатить страхователю (пострадавшему) ни рубля. Для этого в «Страхуй» работал мощнейший Юридический департамент во главе с опытнейшим Константином Сергеевичем Андреевым.
Деньги «Страхуй» также зарабатывал за счет Департамента инвестиций, который размещал поступившие взносы в ценные бумаги, в различные банки под выгодные проценты. Любая страховая компания — это фактически банк или филиал банка.
Наш отдел рекламы деньги не зарабатывал, а тратил. Именно поэтому всегда находилось много желающих им поруководить.
Заказы, как правило, отдавались на сторону. А мы, сотрудники отдела, только контролировали процесс. Девяносто процентов времени в нашем отделе уходило не на работу, а на интриги и пустую болтовню. Так было и так, наверное, будет всегда в крупной государственной компании.
…Я зашел в отдел. Сотрудники сидели в комнате, болтали о Шульман и о грядущих переменах. При мне разговоров не прекратили — не стеснялись.
Белкина возмущалась:
— Она же абсолютный ноль. Ненавижу. Ничего не может. Скоро ее уберут.
Лера продолжала:
— Воровка. Только воровать способна. А вообще, пиздец котенку. Больше срать под окнами не будет, сука.
При этом женщины посмотрели на меня — ждали одобрения.
Я, улыбаясь, немного послушал их — и ничего им не стал говорить. Меньше говоришь — дольше работаешь. Я пошел к себе. Залез в Интернет. Мой приятель, сотрудник ОМС и по совместительству поэт Юра Пересветов присылал мне смешные перлы из Сети.
Я читал их и смеялся.
Ищу мужчину, который готов употреблять в обиходе местоимение мы, не имея в виду «мы с мамой».
