а до этого служил в АПН, в Вашингтоне и Лондоне. Это самые гэбэшные места. Даже не знаю, как мне самому себя с ним вести.
— Понятно, — сказал я, — может, мне уволиться?
— Пока не надо, — ответил Гальпер. — Может быть, рассосется.
Мои сотрудники попытались по старой доброй традиции стравить меня с новым руководством.
— Евгений Викторович, а Мендросов сказал — все материалы по его Департаменту ставить на главную страницу сайта. Но ведь это же абсурд, — защебетала Эльза Белкина. — Я бы так не поступила.
— Если сказал ставить — ставьте!
Мои сотрудники растерялись. Они привыкли, что я иду на противника рогом. А я не пошел.
29 декабря 2002 года зашла Шульман. Обнялись. Говорили друг другу комплименты. Она немного рассказала о своей работе в Совете Федерации. Хвасталась, конечно. Но уже меня не раздражала — делить нам было нечего. Конфликт интересов нам более не грозил.
Вдруг в мой кабинет влетела Лерка:
— Слышали? Слышали, что случилось?!
— Что, что? — мы перепугались.
— Жена Аметистова погибла в авиакатастрофе, она летела из Засибирского округа! Говорят, летела на собственном самолете, и на подлете к Москве самолет рухнул. Причины непонятны. Может быть, это даже теракт.
Мы замолчали.
На следующий день, когда информацию Лерки подтвердили все информационные агентства, газеты и ТВ, я позвонил Аметистову на мобильный и выразил соболезнования.
Он сказал: «Спасибо». И положил трубку.
Причину авиакатастрофы списали на какую-то неисправность самолета, хотя я точно знал, что он был практически новый — Аметистов его купил в Штатах полгода назад.
Вместе с Юлей Аметистовой погибли все члены экипажа и два ее охранника.
А на работе продолжалась череда новых назначений и увольнений. Увольняли практически всех директоров Дочерних предприятий, в регионы выезжал заместитель начальника Управления кадров Соколиков и вручал руководителям черные метки. Соколикова ненавидели, но ему его работа, похоже, нравилась.
Он работал в «Страхуй» двадцать пятый год.
В период пертурбаций многие делали карьеры. И очень редкие после этого оставались людьми. Очень странно. Когда повысили Диму Миронова из Отдела страхования сложных и технических рисков (его назначили начальником Отдела), он резко изменился. Теперь, когда здоровался с менеджерами более низкого звена, он отворачивал лицо и сквозь зубы бросал:
— Привет.
Новые собственники (и их топ-менеджеры) знали свое дело хорошо. Первым делом они хотели максимально освободиться от опеки государства и готовы были заплатить за это очень большие деньги. Также они понимали, что нужно нанять опытных, квалифицированных специалистов. За первые полгода работы Аванесян и Гальпер (их покровители) вложили в компанию пятьдесят миллионов долларов. Выкупили двадцать пять процентов акций у государства. Наняли новых управленцев среднего звена, приобрели суперсовременные компьютеры, выпустили много сувенирной рекламы, модернизировали сайт… Потратились. И готовы были еще тратиться. Их заверяли во властных структурах, что дадут выкупить еще двадцать шесть процентов — контрольный пакет. И тут Мингосимущество заявило: «А мы не хотим продавать оставшиеся акции компании…»
Государство, как всегда, решило по-своему.
Аванесян и Гальпер не знали, что предпринять. Но потом все-таки придумали. Подключили своих патронов, те вышли на Администрацию президента, «занесли» кому надо и сколько надо. И победили. В 2003 году контрольный пакет оказался у частных акционеров. «Страхуй» перестал быть государственным страховым концерном.
…Я зашел в отдел. Отдал распоряжения по сайту и сувенирке. И вышел. Никто, конечно, моих распоряжений не поспешил выполнять.
Лерка стала шептаться с Эльзой. Как всегда, костерила Надежду.
Через пять минут Лерка подсела к Надежде.
— Надюш, пойдем чайку попьем.
Они пошли на кухню, мило воркуя.
Узнав, что мой новый начальник (еще неназначенный) был руководителем Пресс-службы первого президента России, я понял, что бороться с ним придется посложнее, чем с Шульман и Доздроперовой. Я позвонил своему старинному знакомому Володе Роговому, который работал вице-президентом компании «Нефтесиб» и раньше по пиаровской линии сотрудничал с Мендросовым. Я надеялся на помощь Володи.
Просто так (как будто просто так) болтали. Он спросил:
— Ты где сейчас?
— В «Страхуй».
— Понял. Сейчас туда пришел Игорь Мендросов.
— А ты его знаешь?
— Это мой товарищ.
— Тогда нужно встречаться.
— Женя, это нечестно. Если я товарищ Мендросова, значит, надо встречаться. А так — не надо. Я обижен.
— Не обижайся. Ты же все понимаешь — что тут лукавить.
Встретились.
Володька пригласил в свой довольно скромный кабинет. У него постоянно звонил мобильник. Приходили какие-то люди. Володька — матерком — шутил, решая вопросы. При этом, когда надо, был очень жесток. Вежливо, но отказывал. Меня слушал минуты три. Потом сказал:
— Держись! Мендросову я позвоню. Скажу о тебе самые хорошие слова.
— Володь, а, может быть, сможешь меня порекомендовать в «Нефтеслав?» Вы ведь недавно эту компанию купили. Они издают газету, кстати говоря, очень слабо делают…
— Как бы они не делали — будут делать и впредь. Это мои люди. Я их поставил. С тобой решим вопрос по-другому. Все будет нормально. Зачем тебе уходить?! Проверенные люди нужны всегда.
Роговой встал, давая понять, что разговор завершен.
Я ушел. Звонил или не звонил Володька — я не уточнял.
На следующее утро (а это было 31 декабря) Мендросов прибежал ко мне и закричал:
— Где тексты для сайта?!
— У меня в портфеле.
— А почему не у меня на столе?
— Вы были в командировке.
— Я же сказал вам, чтобы они лежали у меня на столе!
— Вы мне этого не говорили. И вообще давайте не будем оскорблять друг друга и портить Новый год.
Мендросов попытался улыбнуться. У него получилась гримаса. А челюсть задрожала.
Информация о нашем жестком разговоре по каким-то неведомым каналам тут же (секунда в секунду!) дошла до моего отдела.
Через пять минут Лерка набрала Чебоксары. Болтала с новым верстальщиком Димой (он фактически жил на два дома) по телефону.
— Песенка Жаркова спета. Его отодвигают ото всех позиций. Пришел крутой мэн Игорь Вольдемарович Мендросов.
