отсутствовала. Вроде бы Субура, злачные места, но Воконий, хозяин бань, отстроил их, отделив мужскую половину от женской. Немодно по нынешним беспутным временам, но зато сюда ходили почтенные сенаторы, пекущиеся о строгости нравов. По мнению 'отцов' Республики, с нравственностью в последние годы дела обстояли хуже некуда. Уважаемому человеку не пристало обнажаться даже перед собственным сыном, а уж появиться в одной бане с женщинами... Это все гречишки, их влияние. Вот так вот, сначала мы начинаем читать их книги, смотреть их трагедии в театрах, а там и до публичных оргий рукой подать. Куда мы так докатимся, квириты?
Сынки нобилей, любители поплескаться в бассейне с голыми девками, здесь были нечастыми гостями, поэтому многие удивились, увидев у входа в бани Вокония этого молодого человека, известного всему Городу своими любовными похождениями.
Гнея Помпея, двадцатилетнего красавчика, обожали не только женщины, его любили все. Причин тому было достаточно: привлекательная внешность, приветливое обхождение, умеренный образ жизни, отсутствие тяги к попойкам и гулянкам, красноречие. Помпей слыл настолько положительным, что блюстители нравственности легко закрывали глаза на его 'чрезмерную' тягу к прекрасному полу. Он был совершенно не похож на своего отца, Помпея Страбона, выдающегося полководца, но корыстолюбца, отталкивающего своей жадностью. Отца ненавидели, сына боготворили.
В начале смуты Страбон принял сторону Суллы, но финал его противостояния с марианцами случился неожиданно скорым и нелепым. Страбон запер Цинну в Риме, отрезав пути подвоза хлеба, но с активными действиями медлил, будучи обиженным за то, что Сулла отказал ему в консульстве. Марианцы подстрекали солдат Страбона к мятежу, даже подкупили одного из контуберналов молодого Помпея, чтобы он убил сына и отца. Гней раскрыл заговор, но прекратить волнения не смог. Солдаты массово перебегали к Цинне. Пытавшийся остановить их, Страбон внезапно умер. На этот счет рассказывали разные небылицы и большинство народу уверилось в том, что полководца покарал сам Юпитер, убив его молнией.
Гнея почти сразу после смерти Страбона привлекли к суду за отцовские грехи. Его пытались сделать козлом отпущения за утаивание покойным полководцем добычи, которую тот взял в Аускуле во время Союзнической войны. Защищать юношу вызвался цензор Марций Филипп, очарованный его обаянием. Цензор тайно симпатизировал сулланцам и горячо выгораживал Помпея в суде. Сам Гней так же произнес в свою защиту несколько великолепных речей, чем до того растрогал судью Антистия, то тот даже предложил юноше в жены свою дочь.
Свадьба состоялась сразу после оглашения оправдательного приговора. Последние месяцы Помпея почти не видели в женском обществе, что было для него совсем не свойственно. Он расстался со своей любовницей, греческой гетерой Флорой, уступив ее своему приятелю Геминию. Именно его Гней сейчас поджидал у входа в бани, куда они пошли, дабы порадовать тестя Помпея 'тягой к приличному обществу'.
Но если Помпей, женившись, принялся играть роль благоверного супруга, то женщины все равно продолжали липнуть к нему, как мухи к меду.
— Приветствую тебя, Помпей, — улыбнулась юноше молодая особа столь выдающейся внешности, что у того перехватило дыхание. Аромат изысканных духов ударил в голову сильнее крепкого вина.
Дама в сопровождении служанки прошла в женскую половину бань, оставив Помпея стоять с открытым ртом.
— Кто это? — поинтересовался подошедший Геминий.
— Сам хотел тебя спросить.
— Недурна.
— Да уж... — протянул Гней.
— Пойдем?
— Погоди.
Помпей поймал за локоть пробегавшего мальчишку.
— Эй, парень, видел, в бани женщина зашла со служанкой?
— Видел.
— Если потрешься тут до времени, когда она уходить будет, и меня свистнешь, денарий дам. Привратнику скажу, чтобы тебя до раздевальни допустили.
— Три.
— Чего три?
— Три денария. 'Новых'
— Ишь ты, какой! — усмехнулся Гней, — 'новых' ему... Идет.
— Ну что там, Хлоя? — спросила Ливия рабыню.
— С каким-то мальчишкой говорит и пальцем в женскую половину тычет.
— Война еще не объявлена, а полководец же готов сдаться, — улыбнулась Ливия.
Во всех банях женская половина традиционно меньше мужской, заведение Вокония не исключение. Мужчинам и для раздевания больше удобств, и бассейн с чистой проточной водой в 'холодном зале', фригидарии, внушительных размеров. В 'теплом зале', тепидарии, стояли ложа, столики для игры в латрункули и других подобных развлечений, рабы-массажисты всегда к услугам. Здесь пили некрепкое вино с медом, вели беседы. В банях покрупнее, особенно в знаменитых Стабиевых, что в Помпеях, посетители развлекались борьбой, поднятием тяжестей. В 'горячем зале', кальдарии, мылись. Там такой жар и влажность, что двигаться и говорить непросто. Рабы, однако, и там продолжали прислуживать, скребками счищая с хозяйских тел пот с грязью, масло, втертое в кожу сильными руками массажистов. Мнение рабов, не тяжело ли им, никто не спрашивал.
Для женщин фригидарий не устраивали. Бассейн, совсем небольшой, для них размещали прямо в раздевальне. В банях Вокония даже 'теплый зал' на женской половине представлял собой небольшую комнату с несколькими встроенными в стены бронзовыми кранами, поэтому общение благородных матрон происходило в раздевальне. Есть в Городе бани, где для женщин больше удобств и простора, но туда ходят бедняки, поскольку цена за вход всего четверть асса. Знатным женщинам там делать нечего. А у Вокония модно и престижно. Странные формы иногда принимает это удивительное явление — мода.
Здесь хотя бы в отделку больше души вложили, чем на мужской половине. На стенах роспись, изображающая заросли ивняка на берегу реки и оленье семейство, пришедшее на водопой. Сводчатая крыша выкрашена в голубой цвет, по 'небу' разбросаны золотые звезды, а в центре проделано круглое окно, впускавшее света достаточно для того, чтобы до наступления сумерек обходиться без масляных светильников даже в пасмурную погоду. В раздевальне было не теплее, чем на улице, трубы с разогретым воздухом сюда не подводили. Тем не менее, несколько женщин, отдыхавших возле бассейна, не ежились от холода, они уже побывали в кальдарии и от их разгоряченных тел валили клубы пара.
Ливия коснулась рукой воды в бассейне. Холодно, брр. Раздевшись, она взяла из рук рабыни полотенце и, небрежно набросив его на плечо, прошла в кальдарий. Несколько пар глаз завистливо прошлись по ее совершенной фигуре. Шепоток за спиной:
— Это кто такая?
— Ливия, купчиха. Содержит инсулу у Эсквилинских ворот.
Всегда найдется в женском обществе та, кто знает все про всех. Вроде бы четыреста тысяч человек живет в Городе, а попробуй-ка скрыться от сплетен и бабских пересудов. Сейчас все косточки перемоют, еще вспотеть Ливия не успеет.
— У Эсквилинских ворот, а сюда пришла? Далековато.
— Часто сюда ходит, не первый раз ее тут вижу.
— Потому и ходит, что место здесь пристойное, а про Ливию говорят, что она весьма целомудренна.
— Целомудренна? По виду не скажешь, — голос скрипнул неприязнью, — уж больно ухожена.
— Да кто бы говорил, Марсия, ты сама-то сколько на мази и духи тратишь? На эти деньги можно каждый день званый обед устраивать!
— Ухожена. Ни волоска на теле...
— Она лысая, что ли? — чей-то смешок, — в парике?
— Я про другое.
— Верно-верно. 'Волчица', как пить дать. Из дорогих гречанок.
