сейчас.
— Почему.
— Ты опять забыл, что я говорил о Лукулле. Здесь оставаться опасно. К тому же, я думаю, римляне захотят вернуть Киклады под свою руку едва ли не в первую очередь.
— Так что, мы просто пройдем мимо?
— Выходит, так. Если не повезет.
— Рабы сейчас в цене.
— Это с какого перепуга? После войны цены на рабов всегда падают. Да и хлопотно сейчас ими заниматься...
— Можно захватить кого-нибудь с тугим кошелем. Назначить хороший выкуп, — Идай решил переупрямить осла.
— Кого-нибудь? — хохотнул Эвдор, — рыбаков что ли?
Идай побагровел.
— Я не шучу!
Вождь, сделав немалое усилие, перестал смеяться и вернул на лицо серьезную маску.
— Ты же знаешь, уважаемый, хватать просто 'кого-нибудь', бессмысленно. Надо знать, кого хватаешь. А чтобы стать обладателем этого знания потребуется время, которого у нас нет.
— Значит мы просто бежим? Уносим ноги? Сильномогучий Эвдор испугался Лукулла, о котором все так много говорят, но которого никто не видел?
— Мне не требуется совать руку в пасть волку, чтобы проверить, сможет ли он ее откусить, — спокойно ответил Эвдор, — да, Идай, мы бежим из Эгеиды. Нам не нужно грабить встречные суда. Припасов, что мы приняли на борт еще в Питане, хватит на месяц. К тому времени мы уже будем в Иллирии.
— С пустыми руками... — повторил Идай опасения Аристида.
— Не думаю, что все будет так плохо. Помнишь, что я говорил про Коринфский залив?
'Актеон' и 'Меланиппа' прошли проливом между Эвбеей и Андросом, после ночевки на Кеосе достигли Арголиды. Далее, не слишком прижимаясь к берегу, пристав у мыса Тенар, где Псы могли появляться совершенно свободно, обогнули Пелопоннес кратчайшим путем (что было довольно рискованно в середине осени). Наконец, оставив по левому борту остров Закинф, начали охоту.
Первое судно, кормчему которого не повезло поздороваться с Аристидом, пиратов разочаровало. Оно везло на Сицилию плиты серого аттического мрамора. Более ценных грузов на борту не нашлось. Моряков, сдавшихся без боя, едва из-за мыса Скрофа показался хищный силуэт 'Актеона', Эвдор велел не трогать, с трудом утихомирив кровожадных братьев, которым в очередной раз пришлось втолковать, что сейчас работорговлей заниматься крайне неразумно. Эллинские рынки рабов остались за спиной, а в Италию идти — дураков нет. Жертву отпустили, предварительно освободив от звенящих кругляшей в поясах и кошелях моряков. Не погнушались даже медью.
Дракил открыто злорадствовал. Остальные тоже зароптали. Несмотря на это, Эвдор все равно не стал задерживаться.
У входа в Амбракийский залив пиратам, наконец, повезло. Ветер, буйствовавший последние три дня, притомился, обленился и отказался спасать судно из Метапонта, не сумевшее сбежать от 'Актеона'. Чего только на нем не обнаружилось: бронзовые треножники и светильники, серебряные и золотые кубки, резные шкатулки для хранения благовоний, тюки с одеждой, четыре ростовые бронзовые статуи голых нимф, заигрывающих с сатиром, десять богато отделанных комплектов гоплитского вооружения. К гадалке не ходить — все это совсем недавно представляло собой достояние одного из эллинских храмов, разграбленных римлянами. Шустрый купчина-мародер скупил за бесценок добычу легионеров и, припозднившись в разоренной Аттике, торопился убраться в Италию до штормов. Надеялся, что в середине осени меньше вероятность нарваться на пиратов.
Дорогие доспехи, в отделке которых было слишком много золота, оказались бесполезными не только в боевом отношении. На Керкире, куда пираты зашли, чтобы сбыть награбленное, не нашлось никого, что мог бы выложить суммы, которой действительно стоила броня.
Тяжелые щиты, панцири, поножи пришлось отдать по бросовой цене, не таскать же их с собой. Воевать на море в таком облачении стал бы только законченный дурак. Одну паноплию[25], самую дорогую, Эвдор приберег, объявив, что она может пригодиться. Шлемы, из тех, что поновее, не закрывавшие лицо, многие пираты оставили себе. Старые коринфские, глухие и неудобные, еще четыреста лет назад вышедшие из употребления, продали. Вернее, почти подарили — только забери. Оставили мечи. Выручка получилась смешная, но остальное барахло принесло гораздо больше денег, да и само захваченное судно, сбыли, себя не обидев. Его команда оказала сопротивление и уже кормила рыб.
Пираты приободрились. Дальнейшее путешествие на север прошло без приключений.
Диррахий Эвдор миновал, прижимаясь к берегу Калабрии, италийскому каблуку. Приближаясь к Либурнийским островам, 'Актеон' вышел вперед. Когда до первого из них, острова Ладеста, оставалось около двадцати стадий, на правом траверзе гемиолии появился низкий и длинный силуэт. Пираты напряглись, но вождь и глазом не моргнул.
— Римляне? — процедил Идай.
Эвдор покачал головой, но не ответил. Он разглядывал приближающийся корабль спокойно, но очень внимательно.
— Сбавить темп, — приказал он пирату, исполнявшему обязанности келевста, — пусть догонит Аристид.
'Меланиппа' отстала на три полета стрелы, но теперь приближалась: Пьяница держал глаза открытыми.
— Либурна Братьев, — сказал, наконец, Эвдор.
Это, однако, не слишком успокоило пиратов: никто из них, включая самого вождя, не рискнул бы предсказать поведение иллирийцев при виде потенциальных конкурентов.
Корабли сближались и пираты поспешили изготовиться к бою. Иллирийская либурна размерами и числом весел была соизмерима с 'Актеоном'. Весла расположены в один ряд, ширина корпуса позволяла предположить, что на одном весле сидит один гребец, значит людей там не больше, чем в команде Эвдора, а с учетом поспешающего Аристида преимущество явно на стороне пришельцев. Даже если из-за острова выскочат еще корабли, с этим разделаться не составит труда.
— Кос селбой? — прокричали с либурны.
Эвдор повернулся к Залдасу, которого загодя, предвидя подобную встречу, забрал у Аристида.
— Чего говорят?
— Спрашивают, кто мы такие, — ответил фракиец.
— Ты хорошо их понимаешь?
— Понимаю, хотя говор другой. Западный фракиец сказал бы: 'Квис селб'.
— Невелика разница. Ладно, дурить им головы не станем. Проверим-ка, знают ли койне[26], — Эвдор сложил ладони раструбом и крикнул, — мы из Киликии!
Пираты уже отчетливо различали лица. Суровые, бородатые. Два воина на носу либурны, облаченные в кожаные панцири и тускло блестевшие стальные шлемы, переглянулись, затем, один из них крикнул:
— Кан?
— Спрашивает, Псы мы или нет, — перевел Залдас.
— Это я и сам догадался, — ответил Эвдор, — что, неужели никто там у них койне не знает? Дикари.
Фракиец мрачно покосился на вождя, но ничего не сказал.
— Ну, ответь, им, — ткнул его локтем Эвдор.
— Кан! — подтвердил фракиец.
Прозвучало это, скорее, как 'квон', но иллирийцы поняли.
— Чего вы тут забыть? — крикнули с либурны.
— Смотри-ка, — заулыбался вождь, — по-человечьи говорить, значит, можем. А чего скрывали?
Никто в команде 'Актеона' радости вождя не разделил. Наступил самый важный момент — примут их,