— На этой скорлупке? — удивился наварх, — ты хоть море-то здешнее знаешь? Скалы, мели?
— Не сомневайся, уважаемый. Меня тут, полагаю, даже немножко помнят.
Митрофан встал из-за стола, прошелся по комнате, скрипя половицами.
— Берлогу хочешь? Здесь, на Мелите, нечего тебе делать. Твои разбойные начнут задирать моих воинов, я этого не потерплю.
— Хорошо, — не моргнул глазом Эвдор, — кто сейчас на Черной Керкире заправляет? Пять лет назад Агрон Молосс ее держал.
— Он до сих пор и сидит, — буркнул Митрофан, — знаешь его?
— Знаю. Но воды утекло много, твоя помощь, почтенный будет неоценима.
Наварх кивнул, не переставая расхаживать взад-вперед. Эвдор следил за ним одними глазами. Вдруг Митрофан остановился и резко повернулся к пирату.
— А чем докажешь, что не римский подсыл?
Эвдор сверкнул зубами.
— Симболлона недостаточно?
— Нашел, на что кивать! Сулла поди всех киаксаровых лазутчиков уже переловил, раз тот в его мысли этак издалека зайти пытается. Нету, значит, у Киаксара людей в ближнем кругу римлянина. А Сулла теперь и тайные слова все знает, и скиталы читать найдется кому, тайнопись еще Аристотель на раз-два вскрывал. Ну, чем докажешь, что не за римские денарии служишь?
— Ничем.
Митрофан задумался.
— А может мне тебя пока в яму посадить? Голодранцев твоих допросить с пристрастием. Да ты и сам соловьем запоешь, умельцы найдутся.
— Попробуй, — спокойно ответил Эвдор, — может и получится. Только потом же с тебя спросят.
— А кто донесет?
— Ты хорошо своих людей знаешь, почтенный?
Митрофан крякнул: пират наступил на больную мозоль. Царь бесконечно мнителен, а его ручная змеюка ему под стать. У Киаксара всюду шептуны. Все военачальники сидят на крепком кукане. Об этом никогда не прекращались пересуды при дворе. Легкость, с которой Киаксар раскрывал заговоры против Митридата, пугала до икоты.
Митрофан думал.
— Ну, так что? — поинтересовался Эвдор, устав ждать.
— Хорошо, — медленно сказал наварх, — окажу тебе помощь, раз такова воля государя. Но смотри, глаз с тебя не спущу.
— Само собой, — кивнул Эвдор.
'Особенно, когда ты тут, а я на Керкире'.
— За время, что мы тут торчим, можно до Пелопоннеса сходить и обратно, — ворчал Аристид.
— Это варвары, — отвечал Эвдор, — они славятся неторопливостью. Привыкай.
— А может все дело в твоих понтийских друзьях? Ты уверен, что они именно помогают, а не наоборот?
— Как можно быть в чем-то уверенным в наше время? — философским тоном заявил Эвдор, — никому верить нельзя.
— Ага, — добавил Койон, — даже себе. Вот, давеча, хотел я пустить ветры, да не рассчитал и обосрался.
Аристид прыснул.
— Бодьше жги всякую гадость, — сказал Гундосый, — гыба бодяет уже, а од ее жгет. Пгидуок...
— А припасы-то кончаются, — напомнил Дракил.
— Я знаю, — ответил Эвдор.
Воистину Аристид прав: ожидание слишком затянулось и у всех уже давно пройдена граница терпения, однако Эвдор не видел причин обвинять людей Митрофана в медлительности. Наварху совсем не улыбалось соседство с пиратами и он рад был бы избавиться от них, да вот Агрон, к которому Митрофан послал легкую эпактиду сразу же после разговора с Мышеловом, не торопился принимать решение. Эпактида вернулась через два дня, хотя до крепости Молосса на Черной Керкире можно добраться до заката, если выйти в полдень. Еще пять дней прошли, вернее, проползли, в совершенном безделье. Митрофан укрепился на берегу глубокой бухты, соединенной с морем узкой горловиной, но пиратов туда не пустил и они разбили временный лагерь в западной оконечности острова.
Среди людей Эвдона не нашлось ни одного стрелка, поэтому еще во время стоянки на мысе Тенар, в постоянном лагере наемников и пиратов, который за несколько веков превратился в настоящий город, Мышелов подсуетился и приобрел у тамошних торговцев оружием несколько луков с парой сотен стрел к ним. Несколько человек, вооружившись ими, отправились добывать диких коз, однако большого успеха не имели: понтийцы давно уже распугали всю дичь в этой части острова. Повезло только одному ионийцу из команды 'Актеона', да еще Койон обул в кости какого-то лопоухого пастуха, обрядившись в штаны и овчину-безрукавку. Теперь он сам стал неотличим от варваров.
Эвдор вновь отправился к Митрофану, а вернулся, ведя в поводу двух ослов, навьюченных мешками с мукой.
— Это в честь чего такая щедрость? — спросил Аристид.
— Просто среди его людей есть кое-кто, кого при царском дворе выслушают с куда большим вниманием, чем самого Митрофана. Я этого человека знаю, а он нет. Это нашего дорогого наварха бесит, но вынуждает дружить со мной. На вот, соль еще.
— Лучше бы вина привез, — недовольно буркнул Аристид.
— На 'Меланиппе' еще осталось.
— Кончится скоро. Как без вина-то?
— Не ной. Зато с хлебом будем, — Эвдор усмехнулся, — купим у пастухов козу, из молока масло сделаем.
— Тьфу ты, — сплюнул Пьяница, — все тебе шуточки. Жопа слипнется от твоего масла. Без вина я тут сдохну...
На восьмой день остроглазый Дракил увидел парус, бегущий с северо-запада. Небольшое судно обогнуло причудливо изрезанную бухтами западную оконечность Мелиты и скрылось из виду, а спустя несколько часов в лагере появился верховой. Понтиец подъехал к Эвдору, вышедшему навстречу, и без предисловий заявил:
— Агрон будет ждать тебя в Мешке, через два дня.
Произнеся это, посланец развернул коня, толкнул его бока пятками, и потрусил прочь.
— В каком еще мешке? — крикнул ему в спину Идай, — ты чего мелешь?
Понтиец не удостоил его ответом.
— Мешок — это бухта, — объяснил Эвдор, — в северо-восточной оконечности Черной Керкиры. Называется так, потому что похожа на мешок.
— И как мы сразу не догадались, — хмыкнул Дракил.
— Не понимаю, — удивился Койон, — как должна выглядеть бухта, чтобы ее прозвали мешком?
— Ну, она глубоко врезается в сушу, — объяснил Эвдор.
— Так это надо каждую вторую бухту так звать.
— Горловина у нее узкая.
— А что, на Черной Керкире нет больше глубоких бухт с узкой горловиной?
— Ага.
И вот, спустя два оговоренных дня, нос 'Актеона' гулко ткнулся в галечное дно, не дойдя до берега с десяток локтей. Эвдор, придерживая рукой перевязь с мечом, спрыгнул в прибой.
На берегу ждал высокий, крепкого сложения муж. Чуть поодаль держалась свита, около двадцати человек.
Сказать по правде, обликом Агрон не очень-то напоминал молосских волкодавов, давших ему второе имя. Сходство здесь не во внешности: псы эти столь грозны и велики, что им нет надобности рычать и
