– Алло! Слушаю! – сказала трубка.
– Лиза, здравствуйте! А можно Катю?
– Алло! Я вас не слышу! Громче! – крикнула трубка.
– Катю! Катю, пожалуйста! – крикнул Грущо, уже понимая, что если они там танцуют, то позвонил он совершенно зря. И услышал:
– Катя, это тебя. Кажется, твой, из Москвы…
А потом Катин голос:
– Да, я слушаю. Это ты, Стас?
– Я, я! – нервно сказал Грущо. – Ты можешь выйти из этого бардака?
– Почему «бардака»? – обиделась Катя. – У Лизы день рождения, мы отмечаем в русском ресторане. А ты ее, конечно, не поздравил?
– Ладно, потом поздравлю. Слушай меня! Срочно забери Андрея из лагеря! И этого, второго, как его, Виктора.
– С чего это я буду их забирать? У них еще две недели!
– Я сказал, срочно забери! Сегодня!
– Стас, не выдумывай! Что с тобой? Там прекрасный лагерь!
Блин! Грущо в сердцах дал отбой – не мог же он по телефону сказать ей, что это его дед полковник Станислав Грущо, половину боевых друзей которого в 49-м отправили в ГУЛАГ якобы за подготовку убийства Сталина, ночами слушал по трофейному «Грюндигу» «Голос Америки» и «Немецкую волну» и называл Сталина «папашкой» и «диктатором». И это его бабушка кричала деду: «Молчи! Если хочешь сесть в тюрьму, иди и садись! А при детях не смей о нем говорить!» И это он, майор Грущо, рассказывал Андрею про хлебные фургоны, в которых при Сталине возили арестантов, и про то, как в детстве его отец стоял в ночных очередях за хлебом, химическим карандашом писал на руке свой номер, получал по карточке буханку хлеба и бежал с ней домой по двадцатиградусному морозу…
А Андрюха, стервец, все запомнил и засунул в этот американский сон! Как он смог это сделать, да еще находясь в летнем американском лагере, – уже не важно! А важно, что это уже не шутки вроде похорон с гробами старых фильмов и придурочным покушением на Шубина. Это поклеп на американского президента! Если ЦРУ – или кто там у них этим занимается? – выйдет на Андрея, как на автора этого сна, то всё, писец, Андрея у них не вырвешь ни за какие бабки и никакими нотами протеста! Но что же делать? Что делать? Катя, блин, научила сына английскому, а теперь ему, Грущо, эту кашу расхлебывать! Но сейчас некогда ее винить, сейчас нужно сына спасать…
Спокойно! О том, что Андрей и его подельник Виктор – создатели этого сна, знает пока только он один. К завтрашнему утру, может быть, узнает и Катя – если она сегодня заглянет до ночи в Интернет. И тогда она тоже сообразит, откуда ноги растут у двух предыдущих киношных снов. Во-первых, у этого Виктора мать – киношница, работала гримершей на «Мосфильме», а теперь пашет на телевидении. А во-вторых, по пригласительным билетам Матвея Бережных Андрей постоянно ходил в Дом кино на детские фильмы и там, конечно, тоже наслушался разговоров о ситуации в российском кино. Это взрослые думают, что дети не вникают в их взрослые беседы и споры. А дети, наоборот, уши вытягивают к таким разговорам, впитывают их как губки, а потом обсуждают между собой. И кабинет Грущо в Тишинском райотделе тоже не случайно попал во второй сон – Андрей сто раз в нем бывал…
Конечно, Катя не дура, но даже если она все поймет и сообразит, то втихую забрать сына и его дружка из лагеря, поменять билеты и срочно вывезти их обоих из США – нет, на это ее не хватит. И значит, он должен лететь! Лететь в Америку – другого выхода нет. Но как ему, майору российской полиции, получить американскую визу, да еще срочно, сегодня?
Грущо снова взял свой мобильник и нажал «вызвать» последний набранный номер. А когда Лиза, тронутая его поздравлением, передала трубку Кате, сказал категорическим тоном:
– Кать, слушай меня и не задавай вопросов, хорошо?
– А в чем дело? – нетерпеливо ответила Катя, и Грущо, слыша музыку, вдруг подумал, что она там, наверно, танцует сейчас с каким-нибудь Рабиновичем. Но вслух он сказал:
– Катюн! Ты знаешь меня пятнадцать лет, и я тебя никогда ни о чем не просил. Но то, что я сейчас скажу, очень важно, очень!
– Ну, говори уже! – снова нетерпеливо сказала Катя. – Что ты хочешь? Чтобы я забрала Андрея из лагеря? Но это глупо!
– Нет, я хочу, чтобы ты срочно, сейчас послала мне телеграмму: «Тетя Роза при смерти. Срочно вылетай». Срочную телеграмму, «молнию»!
– Какая тетя Роза?! – возмутилась Катя. – Ты что, пьяный?
– Только не бросай трубку! Я абсолютно трезвый. И мне нужна эта телеграмма. Очень нужна!
– Ты хочешь прилететь в Америку? К нам? – насторожилась Катя.
– Я же тебя просил не задавать вопросов. Зайди сегодня в Интернет и к утру ты сама все поймешь. Но телеграмму пошли сегодня, сейчас. – И он смягчил голос: – Я прошу тебя! Пожалуйста!
– Ну хорошо… – дрогнула Катя. – Я, правда, не знаю, как здесь посылают телеграммы. Сейчас у Лизы спрошу…
Телеграмму принесли в 8.20 утра. В 9.00 Грущо был на Калужской у директора агентства «Пони- экспресс», через которое только и можно теперь оформить американскую визу. Тетя Роза оказалась его, майора Грущо, единственной теткой, женой его дяди, у которой он якобы рос, когда родители служили на Севере. Но эта легенда мало чем помогла Грущо. Это раньше нужно было сутками стоять в огромных очередях у Американского посольства, рисовать, как когда-то в очереди за хлебом, на руке свой номер, отмечаться в перекличках, а потом, попав наконец в посольство, объяснять консулу, кто такая твоя бесценная тетя Роза и почему ты должен срочно, немедленно лететь к ней. Но теперь американцы избавились от этой неизбывно страждущей толпы под окнами их посольства. Теперь все упростилось, визы стали бизнесом частного агентства «Пони-экспресс», и директор, равнодушно поглядев на телеграмму и ментовское удостоверение Грущо, сказал:
– Это уже не работает. Оформление визы в посольстве – 4300 рублей. Вот форма DS-160, заполните в коридоре. И ждите, когда вас вызовут в посольство на собеседование.
– Я не могу ждать! Я должен завтра вылететь. У меня там тетя…
– У всех там тети! – отмахнулся директор. – Езжайте в посольство и там договаривайтесь.
Упав духом и уже без всякой надежды на успех, Грущо все-таки поехал на Новинский бульвар в Американское посольство. Но именно там его ментовская форма и удостоверение майора полиции произвели свое волшебное действие. Во-первых, ментово-гэбэшные офицеры – охранники посольства тут же, без всякой очереди пропустили его в консульский отдел. А во-вторых, при виде офицера российской полиции юный клерк, дежуривший за пуленепробиваемым стеклом консульского окошка, тут же убежал куда-то в глубину офиса, и почти тотчас оттуда вышел к Грущо сам консул.
– Слушаю вас.
Грущо протянул ему телеграмму.
– Мне нужно завтра вылететь в Нью-Йорк.
Бегло глянув на телеграмму и, возможно, даже не прочитав ее, высокий сорокалетний консул поднял глаза на Грущо и долго, с каким-то особым значением во взгляде смотрел майору в глаза. Никто не может, конечно, поручиться за точное содержание этого взгляда, но Грущо почему-то подумал, что консул телепатически спрашивает в упор – а не хочет ли майор российской полиции вообще остаться в США? Но, скосив глаза на своего юного помощника, консул воздержался от дальнейших вопросов и коротко распорядился:
– Give him a visa. For two weeks [5].
И уже через полчаса Грущо вышел из посольства с американской визой в паспорте и тут же, забрав в «Славянском нефтяном банке» все свои сбережения на «черный день», буквально выхватил в кассе «Аэрофлота» последний билет на завтрашний рейс в Нью-Йорк.
А второй раз телеграмма про тетю Розу помогла с оформлением внеочередного недельного отпуска. И в 12.25, когда Грущо, уже мокрый от удушающей июльской жары, вышел со своей месячной зарплатой из Московского городского управления МВД и сел в свой раскаленный служебный «форд», раздался телефонный звонок. Конечно, это была Катя. И голос у нее был убитый, как с того света.
