Ральф был крупным мужчиной. Ей не хотелось оставаться с ним наедине в столь узкой кабине.
Но он решил, что Ингрид просто испугалась.
— Не волнуйтесь, сегодня мы не станем ставить рекорд. Признаюсь, два раза в жизни я развивал скорость свыше двухсот километров в час, но это было на идеальной поверхности соляного озера. Обычно я езжу куда медленнее. Честное слово.
Он открыл машину со стороны пассажирского сиденья. Ингрид скользнула на сиденье и убедилась, что ее страхи не напрасны. Когда Ральф сел рядом, они оказались плечом к плечу.
— А машина вам не маловата? — недовольно спросила она.
Он улыбнулся, мельком посмотрел на приборы и включил зажигание жестом, свидетельствовавшим о большом опыте. Автомобиль глухо зарычал и устремился вперед так плавно, что Ингрид и не почувствовала.
— Я вижу, вы никогда не сидели в болиде. По сравнению с ним тут просторно.
Никакого простора Ингрид не ощущала. Она прижалась к двери, но жар тела Ральфа продолжал опалять ее. Когда он переключал скорости, его рука касалась ее бедра, и это ощущение было пугающе интимным. Стремясь отвлечься, она спросила:
— А эта машина годится для участия в автогонках?
Он покачал головой.
— Нет, я сконструировал ее для собственного удовольствия.
— Сконструировали? — Тогда понятно, почему сиденье водителя облегает его как перчатка.
— Не удивляйтесь. Мои таланты не ограничиваются выполнением функций члена правящей семьи, а также умением управляться с яхтой и быстро скакать на лошади.
Мысль о других талантах Ральфа заставила Ингрид покраснеть и отвернуться. Она обратила внимание, что посетители замка поглядывают на них с интересом. Что привлекло их внимание — машина или то, что за ее рулем сидит Ральф? Скорее последнее, решила она. Да, автомобиль существует в одном экземпляре, однако он не бросается в глаза и создан исключительно для удобств его владельца. Но Ральф бросался бы в глаза даже за рулем невзрачного пикапчика.
Ингрид, привыкшая быть в центре внимания только во время экскурсий, перевела дух лишь тогда, когда Ральф проехал через восточные ворота, миновал пропускной пункт и свернул к огромной роще, называвшейся Большим парком. Дворцовые гвардейцы узнали барона, отсалютовали ему, подняли полосатый шлагбаум и пропустили машину.
За исключением двух дней в году и особых случаев, когда парк открывали с благотворительными целями, он был недоступен для публики. Царившие здесь мир и покой ощущались физически. Ральф ехал по дороге, петлявшей между купами деревьев. Шум постепенно стихал, и вскоре рядом не оказалось ни души. Как будто они очутились за тридевять земель от цивилизации.
Ингрид перевела дух; она и не догадывалась, что затаила дыхание. В качестве служащей замка она имела право пользоваться парком и часто приводила туда Эрни на пикники.
— Я люблю это место.
Ральф кивнул и сбавил ход; похоже, он тоже дал волю чувствам.
— Тут очень спокойно. Правда, мне немного не по себе. Кажется, вот-вот по этой дороге понесутся кареты моего предка Петера.
— Тогда лес был гуще, вполне возможно, что тут жили дикие животные. Теперь я знаю, откуда взялись трофеи, украшающие стены замка. Бедняжки.
Ральф засмеялся, и от этого низкого смеха по спине Ингрид побежали мурашки.
— Несчастный случай на дороге. Убийство в стиле восемнадцатого века. А это мысль!
— Нынче уцелевшие дикие животные стремятся держаться подальше от дорог, — продолжила Ингрид, понимая, что болтовня помогает ей справиться с реакцией на близость Ральфа. — Жители все больше вторгаются в Большой парк, и поэтому лунные олени предпочитают оставаться в пределах заповедника. Я рада этому. Они такие красивые, такие грациозные создания.
— Когда я был маленьким и жил в замке, то кормил оленей с руки, — сказал Ральф. — Дедушка говорил, что о них нужно заботиться, потому что олени являются эмблемой Герольштейна. Они были моими друзьями. Я всем говорил, что, когда вырасту, буду работать в заповеднике.
Ингрид не сомневалась, что он действительно хочет сохранить уникальных лунных оленей, которые водятся только на Герольштейнских островах. Должно быть, Ральф не меньше ее радовался, что на них не охотятся уже больше ста лет.
— А потом увлеклись стипль-чезом.
Ральф лукаво улыбнулся.
— Вы должны признать, что стипль-чез куда привлекательнее работы в заповеднике.
— Да. Для мальчика-подростка.
Он тяжело вздохнул.
— Но не для женщины, которая считает идею проведения Тур д'Оберхоф вандализмом.
— Я этого не говорила.
— Но подумали.
Ингрид поняла, что ее выдает выражение лица.
— Я думаю, что такой обстановке больше подошла бы средневековая ярмарка.
— А ваша ярмарка принесет доход фонду Оберхоф?
— Зачем все сводить к деньгам?
— Затем что, нравится вам это или нет, мир стоит на деньгах. Именно поэтому нужны такие организации, как благотворительные фонды.
— Вы правы, — уступила она. — Я сделаю все, чтобы этот план оказался успешным ради фонда. — Это не значит, что ей нравится Ральф и что между ними могут быть какие-либо отношения, кроме деловых, но спорить с ним бесполезно. Ничто на свете не может заставить Ральфа передумать.
Он остановил машину на тенистой поляне, положил руку на руль, повернулся и пристально посмотрел на Ингрид.
— Вот тебе и раз. Чудеса продолжаются. А я уже начал было думать, что вы будете отчаянно спорить со мной из-за каждой мелочи.
Кажется, он разочарован, невольно подумала сбитая с толку Ингрид.
— Князь Эрих ясно сказал, чего он хочет. У меня не то положение, чтобы спорить с вами обоими.
Смуглые пальцы Ральфа легонько поглаживали ее обнаженное предплечье.
— Это единственная причина, которая заставляет вас помогать мне?
У Ингрид бешено забилось сердце. Она хотела отстраниться, но деваться было некуда. А Ральф и не подозревал, что касается ее. Возможно, он делает это чисто инстинктивно. Ингрид тоже хотелось не обращать на это внимания, но его еле заметная ласка вызвала у нее вихрь эмоций.
— А какая же еще? — с трудом пролепетала она.
Ральф приподнял бровь и сказал:
— Я ждал, что вы сами это скажете.
Внезапно воздух сгустился, и она с трудом протолкнула его в легкие.
— Мне нечего сказать.
Он легко провел пальцем по ее щеке, заставив затрепетать.
— Нет? Тогда почему с той самой минуты, как я присоединился к экскурсии, вы смотрите на меня так, словно я сам дьявол?
Несколько минут назад Ингрид радовалась царившей в лесу тишине. Но теперь обстановка коренным образом изменилась и ей захотелось оказаться посреди шумной толпы.
— Это вам только кажется, — упрямо возразила она.
Ральф взял ее руку, поднес к своей груди, и Ингрид ощутила ровное биение его сердца под тонкой трикотажной рубашкой. Он что, снова собирается поцеловать ее руку? Нет, он просто приложил к ее запястью два пальца.
— Тогда почему ваше сердце колотится как у пойманной птички?
Отпираться было бессмысленно. Ингрид отвернулась, продолжая ощущать жар его прикосновения. Во рту пересохло, и она с трудом выдавила:
