постель, это будет на вполне законном основании.
— Мне не захочется делить с тобой постель, — еле сдерживаясь, процедила Элизабет. Еще немного, и она его ударит. — Я обещала выйти замуж за Ричарда, и мне будет очень неприятно, если возникнут какие-либо затруднения.
— А в чем, собственно, проблема? Если тебе нужен просто богатый муж, позволь заметить, что он у тебя уже есть.
— Мне нужен не просто богатый муж, мне нужен Ричард. Я люблю его.
— Почему мне кажется, что когда ты говоришь о любви к Бомонту, то стараешься убедить в этом саму себя?
— Не знаю, почему тебе так кажется.
— А скажи, Джо, он стоящий любовник?
— Не твое дело, — огрызнулась она.
— Ну, если ты нас сравниваешь… согласись, вопрос не праздный.
— Я не сравниваю.
— Не хочешь? Или не можешь?
— Не хочу.
— Но почему? Думаю, это было бы интересно… И меня просветила бы… насчет того, чего мне не хватает… Но ты так странно избегаешь прямого ответа… Я начинаю думать… а может, ты с ним и не спала?
Это было уже слишком.
— Да, да, не спала! — выкрикнула она. — Теперь тебе лучше?
— Теперь ясно, откуда у этого несчастного такой унылый вид, — с ухмылкой протянул Куинн. — И почему же?
— Я, видишь ли, весьма старомодна. — Элизабет растянула губы в слащавой улыбке. — Хочу, чтобы сначала мне надели кольцо на палец.
Он рассмеялся, сверкнув зубами.
— А со мной ты такой не была.
— Я уже говорила: я тогда была наивной и глупой, теперь стала мудрее.
— Значит, вы оба страдаете от неудовлетворенного желания. Или у тебя есть любовник на стороне?
— Не хочу огорчать тебя…
— Сколько их было после меня?
— Десятки, — рассеянно бросила она.
Неожиданно Куинн напрягся, вскочил с кресла и впился ей в плечи.
— Говори правду. — Он тряхнул ее. — Сколько?
— Да нисколько, — устало призналась Элизабет.
— Удивительно, — произнес он, отпуская ее, — ты ведь пылкая женщина. — Теперь он стоял, привалившись спиной к каминной полке, и изучал ее. — Помню, первый раз, когда я занялся с тобой любовью, ты вспыхнула как солома… Вряд ли это было притворством…
— Я предпочла бы не касаться прошлого… — выдавила она.
— Похоже, у нас нет будущего, по крайней мере общего, так что, кроме прошлого, нам и говорить-то не о чем. Разве что о том, много ли у тебя шансов обрести счастье с Бомонтом…
Она приняла вызов:
— Гораздо больше, чем с тобой! Он хоть любит меня. А ты вообще ничего ко мне не испытывал…
— Еще как испытывал. Я, хоть и знал о твоих затеях, сразу увлекся. Презирал себя за эту страсть, за то, что не устоял перед примитивной охотницей за деньгами, но все равно бешено ревновал, стоило тебе улыбнуться отцу.
Он говорил о своей любви как о давно минувшем мимолетном увлечении, но сознавать, что он когда- то хоть что-то к ней испытывал, было приятно.
— Скажи-ка, Джо, — оборвал ее мысли его хрипловатый голос, — если бы не появился я, ты вышла бы замуж за отца?
— С чего ты взял, что он предлагал мне это?
— Он был влюблен в тебя. А иначе с чего ему было оставлять тебе половину наследства?
— Генри был ко мне привязан, но это совсем не то. Не знаю, с чего он оставил мне половину наследства, но при таких обстоятельствах, ей-богу, лучше бы он этого не делал.
— Разумеется, было бы лучше мне сидеть в Бостоне, а тебе вдруг оказаться богатой вдовой, — усмехнулся Куинн.
— Я не вышла бы за него замуж. Об этом и речи не было.
— Ты говорила, что он был тебе дорог.
— Говорила. Но я, скорее, видела в нем отца.
— Не «папочку»?
— Подарков он мне не делал, если ты это имеешь в виду.
Куинн выпрямился.
— В самом деле?
— Конечно. Только медальон, который я получила к двадцать первому дню рождения. Ты знал о нем, видел, как я его носила.
Дешевый серебряный медальон, купленный в Ковент-Гардене во время ее с Генри поездки в Лондон. Элизабет загляделась на него у какого-то прилавка. Заметив, что медальон ей нравится, Генри настоял, чтобы она приняла его в качестве подарка ко дню рождения.
— О медальоне я знаю, — нетерпеливо оборвал ее Куинн. — Ну а серьги?
— Серьги? — Она непонимающе взглянула на него. — Какие серьги?
Куинн вытащил из кармана куртки мягкий кошелек и, что-то вынув из него, протянул на ладони сережки в виде двух русалок, которые накануне вытащил у нее из ушей.
Столько произошло с тех пор, что она совсем забыла про них.
— Правда прелестные? — Он пристально вглядывался в ее лицо. — Необыкновенно тонкая работа.
— Пожалуй, — согласилась она, — но при чем тут Генри?
Будто не услышав вопроса, он заметил:
— Я не видел, чтобы ты их носила, когда мы только познакомились.
— Тогда у меня их не было.
— Или ты их прятала.
— Прятала? Зачем мне было их прятать?
— Чтобы я не узнал, что Генри подарил их тебе.
— Генри мне их не дарил.
— Ты отрицаешь это?
— Конечно!
— Тогда откуда они у тебя? Ты говорила, что твоя семья бедна, а таких украшений на базаре не купишь.
Она вспыхнула.
— Не твое дело, откуда они у меня! Отдай сейчас же.
— Нет уж. — Не обращая внимания на ее возмущенный протест, он положил их обратно в кошелек. — Мне надо кое-что проверить. Если Генри тебе их не дарил…
— Нет, не дарил, — со злостью перебила она.
— …а сказать, откуда они, ты не хочешь… значит, ты взяла их сама.
Элизабет потрясенно уставилась на него.
— Взяла? То есть украла? Да как ты смеешь! — Возмущение душило ее.
— Если окажется, что я не прав, я извинюсь перед тобой, — ровно произнес он. — Хотя мне вряд ли придется извиняться — слишком хорошо я тебя знаю.
— Может быть, тебе и кажется, что ты хорошо меня знаешь, но я не воровка!
