— Значит, его здесь нет? А я думала…
— Вы думали, что он решил покончить с тиранией? — Губы Маргариты дрогнули при виде замешательства Дженны. — О, не смущайтесь, Дженна. Ален — слишком властный мужчина, как его отец, но в отличие от отца он гораздо снисходительнее. Если бы его не вызвали в Париж, несомненно, он бы лично проследил за вашим выздоровлением. Завтра он вернется.
— К тому времени я уже встану, — поторопилась ответить Дженна.
— Ни в коем случае, вам надо отлежать еще один день. Так велел врач.
После такого решительного заявления Маргарита ушла, а Дженна повалилась на подушки, понимая, что ее слишком встревожило известие о возвращении Алена. Он снова начнет распоряжаться ею, а Дженне совсем не хотелось отправляться в Дордонь. Почему-то она боялась обнаружить то, чего было бы лучше не знать.
На следующее утро Дженна все же встала и медленно прогуливалась по саду, когда Ален подъехал к дому. Выбираясь из машины, он не заметил Дженну, и ей представилась возможность понаблюдать за ним, не испытывая ответного пронизывающе-насмешливого взгляда темных глаз. Ален выглядел усталым и немного раздраженным. Его изогнутые губы сжались в прямую линию, черные брови сошлись над переносицей.
Нечто вывело Алена из себя. А может, некто? Дженна немедленно предположила, что во всем виновато ее присутствие в этом доме. Она мучительно покраснела, и как раз в этот момент Ален обернулся, заметив ее.
— По-моему, вам было приказано не вставать с постели три дня. — Остановившись, Ален обеспокоенно оглядел ее с головы до ног. — У вас плоховато с дисциплиной, мадемуазель.
— С дисциплиной у меня все в порядке. Просто мне захотелось прогуляться, — беспомощно попыталась оправдаться Дженна, и Ален прищурился.
— А почему такой виноватый тон? Вы что-то натворили?
— Вот еще! Ничего я не натворила, месье Лемаршан.
— Тогда почему вы покраснели? — Ален медленно направился к ней, перекинув пиджак через плечо и держа дипломат в руке. Когда он остановился рядом, возвышаясь над Дженной словно башня, она с трудом сохранила спокойствие.
— Ну… просто мне неловко находиться здесь, — в порыве откровенности призналась она, о чем немедленно пожалела. — То есть я хотела сказать… вы выглядите слишком усталым, и…
— И вы немедленно предположили, что злоупотребили нашим гостеприимством, а я уже думаю: 'Mon Dieu, опять придется возиться с этой бестолковой англичанкой!' Позвольте напомнить — именно я пожелал, чтобы вы остались здесь.
— Если бы я не чувствовала себя так плохо, я ни за что не осталась бы. Отправилась бы себе восвояси — конечно, если бы вы отвезли меня в Париж, месье Лемаршан.
Ален, состроив недовольную мину, повернул Дженну к дому.
— Не раздражайте меня, — пробурчал он. — Сегодня у меня выдался нелегкий денек, а вчерашний был и того хуже. Мне нужен душ, а потом — немного мира, покоя и здравомыслия. И наконец, я хочу, чтобы меня называли Аленом. Вы испытываете мое терпение, Дженна.
— Когда я вернусь в Англию… — резко начала Дженна, но осеклась, поскольку Ален решительно перебил ее:
— Возможно, пройдут недели, прежде чем вы вернетесь в Англию. Французские законы действуют медленно, но верно. А поскольку вы еще даже не видели своего наследства, прогресс можно считать незначительным.
— Глин приедет сюда и все осмотрит.
— Дела моей матери и ваши не имеют никакого отношения к английским поверенным. Это семейные дела.
— Я не член вашей семьи.
— От повторения ничего не меняется, — ехидно сообщил Ален.
Взяв за руку, он повлек Дженну в дом, чуть ли не насильно, и Дженне осталось только промолчать. Ален снова вмешался в ее дела, принялся распоряжаться ею, словно и не уезжал, а Дженне приходилось молча терпеть это, чтобы не навлекать на себя новые неприятности. Ее сопротивление наверняка встревожило бы Маргариту, а Дженну такая перспектива совсем не радовала. Она уже привыкла к обществу матери Алена: от нее веяло непоколебимым спокойствием и постоянством.
— Неужели я заставил вас замолчать? — заинтересованно спросил Ален, входя в холл. — Не знаю, как это получилось, но постараюсь запомнить. — Насмешливое выражение неожиданно исчезло с его лица. Ален вдруг шутливо взял Дженну за подбородок, явно смягчившись. — Будьте послушной девочкой, отнесите вот это в кабинет. Я вспоминаю о правилах приличия только после душа.
Быстро и неожиданно поцеловав Дженну в приоткрытые губы, Ален начал подниматься по лестнице. Дженна так и осталась стоять внизу с его дипломатом в руке и ошарашенным выражением на лице. Оправившись от изумления, она прошла по коридору к его кабинету, нахмурив брови.
Она вовсе не хотела входить в эту семью. Она не хотела иметь во Франции ни родственников, ни друзей, с которыми всегда приходится расставаться. И уж во всяком случае, Дженне вовсе не хотелось знать о том, как жил здесь ее отец. Ален глубоко заблуждался: в этой стране у Дженны не было корней, стоит ей уехать отсюда, и она выкинет из памяти всю эту историю. А уедет она завтра же. Позвонит Глину и выдумает какой-нибудь убедительный предлог — к примеру, необходимость вернуться к работе. Решение она уже приняла.
Одно дело — принять решение, другое — его выполнить, размышляла Дженна на следующий день, сидя в машине, несущейся в Дордонь. Ален отмел все ее предлоги, а звонок Глину вызвал у Дженны чувство, что теперь она всецело зависит от милости Алена — неважно, что сам он об этом не подозревал.
Странные события, случившиеся со времени ее приезда во Францию, заставили Дженну почти забыть, зачем она решилась на эту поездку. Она отчетливо вспомнила разговор с Глином. 'Именно этого я и ожидал, от этого и пытался тебя избавить, — с мрачным удовлетворением подытожил он. — Ты не в состоянии справляться с подобными делами, Дженна'.
Все эти выводы он сделал из туманного заявления Дженны, что она соскучилась. О реальных фактах Глин даже не подозревал, и Дженна порадовалась, что не успела рассказать о них. По-видимому, то, что она соскучилась по Глину, доказывало лишь ее некомпетентность. Дженна с раздражением представила, как Глин встречается с Недом Кларком и сообщает тому новую информацию со скептическим видом, с выражением типа 'ну что можно ожидать от женщины?'.
После этого Дженна принялась настойчиво убеждать Глина, что она вполне справляется с делами и как раз сейчас собирается осмотреть свое наследство. На вопрос Глина, стоит ли ему вылететь во Францию, Дженна твердо дала отрицательный ответ, но теперь, поглядывая на Алена, не была уверена, что поступила разумно. В настоящий момент ее жизнь напоминала гонку с препятствиями. Препятствиями являлись мужчины, стремящиеся влезть в ее дела.
— Теперь уже недолго, — заметил Ален. — Мы приедем на место днем в пятницу, и до воскресного вечера я буду в вашем распоряжении. Если вы решите остаться в Дордони с моей матерью, я тоже побуду там до воскресенья. Так у вас будет время поразмышлять, стоит ли задержаться там подольше.
Дженна досадливо прикусила губу. Она уже ясно дала понять, что не собирается задерживаться в Дордони, но Ален снова обвел ее вокруг пальца. Прежде всего, он отправился на работу, и отъезд задержался до самого обеда. А потом он повел себя так, словно у него, наконец, наступил отпуск, желанный перерыв в хлопотливой жизни, и, пожелай Дженна вернуться, это означало бы, что и Алену придется прервать свой отдых. Дженна чувствовала бы себя капризным ребенком, ничего не признающим, кроме своих желаний. Она даже не знала, чем Ален зарабатывает себе на жизнь — причем зарабатывает, судя по всему, недурно.
Они ехали через густой лес. В машине постепенно росло напряжение, однако исходило оно не от Алена. Дженна без объяснений понимала, как трудно сейчас Маргарите — с каждой милей ее беспокойство усиливалось, а этой немолодой женщине и так уже довелось перенести слишком много.
