Ванная — в конце коридора, ее окно обращено на сад и лес, но в каждой комнате есть смежная ванная поменьше. Одно время мы думали перестроить амбар и присоединить его к дому, но Расселлу была нужна студия, а амбар идеально подходил для этой цели. Нам ведь и не требовался просторный дом. Трех спален вполне хватало. Думаю, Ален решил поместить вас вот сюда — эта комната предназначена для гостей.
Маргарита открыла дверь, и Дженна увидела, что ее чемоданы уже стоят в комнате — прелестной, просторной и с наклонным потолком. Из окна открывался вид на целые мили полей и лесов. Помещение казалось белоснежным — от белых с оборками занавесок до покрывала на кровати и наволочек, вышитых английской гладью. Впрочем, обивка стоящего в углу мягкого, удобного кресла с шелковыми подушками была красной, как и второго кресла, поменьше, у постели. Дженна застыла как завороженная.
— Какая красота! — На мгновение эмоции слишком переполнили ее, не давая выхода словам. Маргарита взглянула на нее и погладила по руке.
— Я приготовлю ужин. Побудьте пока здесь и разложите вещи, Дженна. Нам обеим надо немного побыть в одиночестве и освоиться здесь. Прошу вас, попытайтесь меня понять.
Маргарита ушла прежде, чем Дженна успела ответить, и тихо прикрыла за собой дверь. Дженна подошла к окну, глядя через поля на отдаленный лес. Должно быть, в положенное время на этих полях появляются маки — маленькие алые пятнышки, напоминание о прошлых годах. Деревья вокруг дома расцветут и дадут плоды, в саду соберут яблоки и вишни и сложат их в вазах на чистенькой кухне. Сколько воспоминаний принесет каждое время года! Как бедны кажутся по сравнению с ними ее собственные воспоминания! Дженна встала на колени у низкого подоконника, закрыла лицо руками и горько расплакалась.
Она не знала, почему плачет — может, от острой горечи, а может, потому, что у нее нет таких же воспоминаний, как у Маргариты и Алена. А может, причиной ее слез стал этот уютный, теплый дом, где жил человек, любивший вместо нее других, чужих для Дженны людей. Как бы там ни было, она плакала, ее сердце молча исходило тоской, разрываясь на части.
Дженна не слышала, как кто-то вошел в комнату. Она слишком забылась в своем отчаянии, но, когда ее подняли и поставили на ноги, к отчаянию прибавилось смущение. Секунду Ален смотрел в ее заплаканные глаза, а затем обнял, прижав к себе, — видно, поняв, что приказами этот плач не остановить.
— Все в порядке, petite, — мягко проговорил он, зарывшись губами в ее волосы. — Этого я и ожидал.
— Какая жестокость… притащить меня сюда… — всхлипнула Дженна. — Что во всем этом хорошего? Одно беспокойство для вашей матери…
— Она не станет беспокоиться, поскольку вы выплачетесь здесь и возьмете себя в руки, прежде чем спуститься к ужину, — сообщил Ален, поднимая за подбородок ее мокрое лицо и пристально вглядываясь в него.
— А как же я? Или мои переживания не в счет?
— Возможно, они вам просто необходимы. Они сломают еще несколько барьеров.
Ален отвел ее волосы со лба и зажал в ладонях раскрасневшееся лицо Дженны. На его лице появилось мягкое выражение. Оглядев Дженну, он вытер слезы с ее щек.
— Поплачьте, Дженна, — мягко предложил он. — Это поможет вам прояснить прошлое. Надо, чтобы в будущем вы были счастливы.
Дженна уставилась на него заплаканными глазами, успокоенная его сильными руками и властным голосом. Как легко было бы просто погрузиться в его глаза и забыть обо всем остальном! Казалось, воздух вокруг снова ожил от его присутствия. Подобного чувства Дженна еще никогда не испытывала.
Ален торжествующе улыбнулся, и волна раздражения, охватившая Дженну, остановила слезы и вывела ее из задумчивости. Это была всего лишь уловка, способ помочь его матери, жестокий эксперимент человека, считающего, что он имеет право на все.
— Безжалостный негодяй! — негромко выпалила Дженна, смаргивая последние слезы.
— Тогда прекратите бороться и смиритесь с моей победой. — Он пристально вгляделся в ее глаза. — Прежде чем покинуть этот дом, вы исцелитесь от боли прошлого.
— Пустите меня! — беспомощно выкрикнула Дженна. — Мне уже надоело, что меня втягивают в неприятные ситуации якобы для моего блага. Вы обращаетесь со мной как с неразумным ребенком!
— Иногда даже большие девочки плачут, — усмехнулся он при виде такого внезапного перехода от слез к ярости. — Кстати, у меня уже появилась привычка постоянно утешать вас.
— Я хочу помочь приготовить ужин, — заявила Дженна и, быстро высвободившись из рук Алена, стала искать расческу. Ей хотелось, чтобы Ален поскорее ушел отсюда, — в его присутствии она чувствовала себя слишком беспомощной. Что-то в этом человеке влекло Дженну, и она всегда поддавалась этому влечению. Но она уже поняла: опасно полагаться на милосердие Алена, поскольку он начисто лишен этого качества.
— На кухню вас никто не звал, — предупредил Ален. — Маме нравится готовить еду самой. Кулинария — ее хобби, и она не позволяет вмешиваться в этот процесс даже самым доброжелательным дилетантам. Наша задача — вымыть посуду после ужина, и предупреждаю, что ее будет много. Беспорядок, неизбежный после артистических усилий, ничуть не интересует мою мать.
— Вы моете посуду? — Дженна обернулась и изумленно уставилась на Алена. Он казался ей слишком спесивым, чтобы заниматься такой грязной работой. Даже Глин не снисходил до этого, а уж Ален тем более казался Дженне воплощением мужского высокомерия, чурающимся низменных домашних дел.
— Конечно, мою — притом весьма искусно! — Внезапно Ален улыбнулся и указал на багаж Дженны: — Пока разберите вещи. Так вы немного отвлечетесь и не станете мешать матери. А после ужина пораньше ляжете спать. Вы приехали сюда, чтобы поправиться и набраться сил.
— Вы заставили меня приехать сюда! — возразила Дженна, заметив, что Ален вновь заговорил повелительным тоном.
— Об этом мы потолкуем через неделю, — предложил Ален, и Дженна решительно встретила его взгляд.
— К тому времени я буду уже в Англии.
— До Англии слишком далеко. — Прежде чем Дженна могла придумать достойное возражение, Ален вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Дженна не могла с уверенностью сказать, кто выиграл эту схватку, но перевес был явно на стороне противника. Странно, но она совсем не чувствовала стыда оттого, что ее застали плачущей. У Алена было, по крайней мере, одно достоинство: он умел снимать напряжение и успокаивать. С другой стороны, если бы не он, успокаивать Дженну не понадобилось бы — она просто отказалась бы от поездки во Францию. Это обстоятельство перевешивало все достоинства Алена.
Ужин был великолепным. Дженна переоделась в мягкое шерстяное темно-синее платье и связала волосы лентой на затылке. Успокоившись, она почувствовала, что обязана своим состоянием усилиям Маргариты хоть немного скрасить первый вечер в этом доме. Дженна по-прежнему не могла считать его хотя бы отчасти своим. Чем больше времени она проводила с матерью Алена, чем дольше дышала воздухом этого дома, тем острее ощущала себя чужой, незваной гостьей, которая явилась сюда, чтобы нарушить покой этого места, вторгнуться в жизнь его обитателей.
Дженна не могла понять, для чего Ален настоял на ее приезде — если только не для того, чтобы заставить ее понять: она не имеет права вмешиваться в их прошлое. В конце концов, Ален был человеком себе на уме и иногда кидал на нее украдкой весьма красноречивые взгляды. От них по спине Дженны пробегал холодок.
Во время ужина Дженна не раз вздрагивала, замечая пристальные взгляды Алена, особенно обращенные на ее блестящие серебристые волосы.
— Какая расточительность! — Маргарита улыбнулась, когда они приступили к десерту — нежной мелкой землянике в меринговых корзиночках с кремовыми загогулинами. — Для земляники сейчас не сезон, она стоит очень дорого, но Ален купил ее в Париже сегодня утром. Полагаю, за ней гонялась одна из многострадальных секретарш Алена.
Ален просто кивнул и улыбнулся, а Дженна с любопытством взглянула на него. У Глина и Неда Кларка была всего одна секретарша, а у Алена, видимо, несколько. Сдержать любопытство было невозможно.
