отъезда.
Они вошли в дом, и понимающий взгляд Мари, казалось, окончательно привел Алена в бешенство. Он издал недовольное восклицание.
— Будьте любезны заняться уборкой наверху, — приказал он, не заботясь о том, что девушка уже получила задание от его матери. — Мы хотим выпить здесь кофе. Вы сюда вернетесь, когда мы уйдем.
— Oui, monsieur. — Девушка торопливо удалилась. Когда Дженна подняла голову, то обнаружила, что Маргарита наблюдает за ними с порога кухни. Маргарита молча повернулась и вскоре принесла в гостиную кофе для них двоих, после чего поспешила удалиться. Несомненно, она уже почуяла опасность, заметив, что сынок не в духе. Должно быть, ей приходилось так же сдерживаться, когда гневался отец Алена, угрюмо подумала Дженна и хмуро взглянула на Алена.
— Незачем сердиться на мать, — недовольно заметила она.
— Я никогда не сержусь на мать, — возразил Ален. — На этот раз раздражение у меня вызвали вы, мадемуазель, и эта бездельница Мари.
— Она услышит вас! — прошептала Дженна.
— Bien[30]. Значит, она узнает больше, чем узнала бы, оставшись внизу, моя английская мышка. Не робейте и выкладывайте все как на духу.
— Ладно, — фыркнула Дженна. — Вы невежливый, упрямый и самодовольный тип!
— Могу только согласиться с вами, — насмешливо пробормотал Ален. — В таком случае пойдемте в амбар, я упрямый и настаиваю на этом. — Он допил кофе и встал, возвышаясь над Дженной.
— Ну, если вы настаиваете, не пойду! Плевать я хотела на ваше упрямство.
— Что вы за дитя, — усмехнулся Ален, — даже выражаетесь как школьница.
— Я уже давно закончила школу! — взорвалась Дженна, бросаясь мимо Алена к двери.
— Но так и не повзрослели, — иронически добавил он.
— Вы нарочно дразните меня! — Круто обернувшись, Дженна обнаружила, что Ален стоит совсем близко от нее, глядя в упор.
— Может быть, — согласился он. — Возможно, я надеялся, что горячность поддержит вас в этом испытании. Я уже видел, как она помогала вам в нескольких случаях.
Время покажет, подумала Дженна. Поставленная перед необходимостью войти в амбар, она утратила всю безмятежность, с какой совсем недавно смотрела на облака. Она снова взглянула на небо, но тут же отвернулась. Как быстро они с Аленом выходят из себя! Печально. И все-таки Ален для нее — чужой человек. До сих пор он жил своей жизнью, а ее, Дженну, просто заставили приехать сюда. Как только она уедет, он навсегда забудет о ней, разве что время от времени будет припоминать ее детские вспышки и снисходительно улыбаться.
На этот раз Алену не пришлось подталкивать Дженну на лестнице, ведущей в студию, — она решительно шла впереди. Ничего страшного не случится, повторяла себе Дженна, и когда Ален распахнул дверь в студию, пропуская ее вперед, Дженна вошла, не смущаясь. Она приготовилась увидеть кресло и трубку и испытать ощущение, что ее отец вышел только на минуту и вскоре вернется сюда.
На этот раз она обошла студию, рассматривая картины. Многие из них были еще без рам, но Дженна не могла не признаться, что картины ей понравились. Цвета, формы, ощущение света и покоя — все это ей казалось своим. Ей было странно думать, что такое восприятие мира она унаследовала от отца, пусть даже была лишена его таланта.
В студии по-прежнему стояли два мольберта: один с незаконченной картиной, изображающей городок, и другой, с большим холстом, изображение на котором разглядеть было невозможно — темная ткань полностью скрывала его.
— Что это? — Дженна взглянула на Алена, дожидаясь разрешения открыть картину. До сих пор она держалась хорошо, подготовившись к визиту в студию, но теперь ей недоставало смелости просто откинуть в сторону покрывало. Почему-то ей казалось, что это право принадлежит только Алену.
— Ради этого я вызвал вас сюда, Дженна, — тихо проговорил Ален. — Она расскажет вам все, что вы хотите узнать. Она скажет истину и исправит все недоразумения. Картина на мольберте — портрет. Он был закончен много лет назад и с тех пор стоял на месте. Отдыхая, ваш отец сидел в этом кресле и смотрел на портрет. Встаньте вот сюда, и вы увидите то, что он видел каждый день.
Под пристальным взглядом Алена Дженна послушно отошла в сторону. Ее сердце вдруг беспокойно заколотилось — Дженна понятия не имела, о чем говорит Ален. Она заметила только, что Ален вдруг стал слишком серьезным и что этот портрет имеет для него огромную важность. Ален снял покрывало, и Дженна замерла на месте, сильно побледнев.
На портрете была изображена девочка на велосипеде и хорошо передано движение. Серебристые волосы девочки летели за ее спиной, ясные глаза задумчиво и грустно смотрели на мир, а светлую кожу покрывал первый загар. Длинные, тонкие ноги виднелись под взметнувшимися складками школьной юбки, под воротником белой блузки был завязан полосатый галстук. Даже значок на темном жакете не был забыт.
— Это я… — прошептала Дженна, не сводя глаз с изображения. Такой она была много лет назад. Она видела свои задумчивые глаза, узнавала забытые чувства на нарисованном лице, и давно ушедшие годы со всей ясностью возвращались к ней.
— Да, это вы. — Ален подошел к картине и прочитал подпись, сделанную почерком отца Дженны: — 'Дженна в шестнадцать лет'. Это действительно вы. Он дорожил этим портретом до самой смерти.
— И все-таки ни разу не встретился со мной. Откуда он мог знать, как я выгляжу? Это невозможно.
— Возможно, Дженна, — у него была фотография. Я взял ее себе и с тех пор храню. — Он испытующе взглянул в горестное лицо Дженны. — Вы были нужны ему, Дженна. Он хотел вернуть себе дочь больше всего на свете.
— Но он никогда не приезжал даже повидаться со мной, ни разу не написал. Не пытайтесь обмануть меня, Ален. Из вашей затеи ничего, кроме печали, не получится. — Она отвернулась и закрыла лицо дрожащими руками. — Можно я уйду?
— Да, — глухо проговорил Ален. — Если вы не видите здесь ничего, кроме портрета, не можете переступить порог очевидного, тогда, вероятно, вам следует уйти. Может, вам вообще не стоило приезжать сюда.
— Я и не хотела приезжать. Значит, вот что вы обещали мне — корни, оставшиеся у меня во Франции? Портрет, написанный с фотографии?
— Корни — это любовь, — резко возразил Ален. — Они здесь, и вам нужно только поверить в это.
— Какая еще любовь? Здесь ее никогда не было! — Дженна обернулась, сверкнув глазами, но тут же уронила голову — слезы затуманили ее глаза, а жалость к самой себе, к матери и к человеку, которого Дженна едва помнила, заставила их заструиться по щекам. — Вы считаете, что я веду себя как ребенок?
— Нет, Дженна. Впечатления детства живут в нас до конца жизни. Возможно, если бы вы были немного другой — менее чувствительной, менее чуткой к горю своей матери…
— Ее горе было не беспричинным! — Дженна сердито вскинула голову, но слезы текли, не утихая, и Ален, что-то пробормотав, шагнул вперед и обнял ее.
Он положил голову Дженны к себе на плечо, и Дженна обнаружила, что уютно свернулась в его руках, постепенно успокаиваясь. Рука Алена бережно пригладила ей волосы. Ален обнимал ее, пока рыдания Дженны не утихли. От ее слез промокла рубашка Алена, и Дженна подняла руку, вытирая мокрые щеки и бездумно разглаживая белую рубашку, словно пытаясь высушить ее. Ее пальцы ощущали тепло кожи Алена сквозь шелк, чувствовали гулкие удары его сердца.
Дженна замерла — должно быть, обида отразилась на ее лице, поскольку Ален недовольно взглянул на нее.
— Иногда вы делаете совершенно необдуманные поступки, не заботясь о последствиях, — пробормотал он, поворачивая Дженну в другую сторону, где у стены стояла длинная скамья. Здесь Дженне волей-неволей пришлось смотреть на портрет, и Ален тоже смотрел на него, нахмурившись.
— Такой я впервые увидел вас, — мрачно признался он. — Я взял фотографию и хотел немедленно
