одного — доставить ей радость. Как это было бы чудесно. Прекраснее самого дорогого подарка. Теплее самых жарких солнечных лучей. Хоть раз в жизни увидеть ласковый взгляд, предназначенный для нее одной.
И тут из-за высокой стены, окружавшей сад, донеслись неясные звуки. Жанна подошла поближе и внезапно обнаружила в переплетении цветущих виноградных лоз маленькую полускрытую дверь. Отодвинув живую занавесь, Жанна тронула дверь. Неожиданно та открылась, оказавшись выходом на городскую площадь. Большую ее часть занимал восточный базар souk, уже кое-где освещенный желтым пламенем медных фонарей. Над лабиринтом торговых рядов возвышалась стоявшая поодаль мечеть. Прилавки теснились друг к другу, и их матерчатые навесы образовали замысловатую аркаду, в тени которой пестрели груды разнообразных товаров и сновали угловатые фигуры в свободных одеждах. Все это напоминало средневековую живопись.
Из глубины площади доносилась странная музыка, и Жанна подумала о заклинателях змей и продавцах пряностей, о темно красных гранатах и арабском серебре.
Она сразу отбросила мысль, что перед выходом на souk надо надевать чадру. Этот насмешник дон Рауль наверняка снова пошутил над нею. Ясно, что европейские женщины вовсе не обязаны соблюдать восточные традиции… Впрочем и местным женщинам теперь разрешается ходить по улицам без чадры, просто многовековые привычки не так-то легко изменить. Жанна заметила несколько девушек, спешащих по своим делам. Они не прятали глаза от мужчин, но все же кутали в baracan [17] нижнюю часть лица.
Жанна ощутила жажду приключений и поняла, что непременно должна заглянуть на souk, манящий своим разнообразием красок и звуков. Вдруг у дона Рауля не окажется времени сводить ее туда? Она вернулась в патио за жакетом и сумочкой и через пять минут уже шла через площадь к влекущему шуму и тайнам восточного базара. Нет, она не станет углубляться в извилистые проулочки слишком далеко, но надо же все-таки окунуться в эту колоритную атмосферу, да и купить что-нибудь на память.
Сумерки опускались стремительно, и желтые фонари горели уже у всех прилавков, освещая черные глаза продавцов и придавая еще большую живописность грудам фруктов и овощей. Гортанную речь заглушали взрывы музыки, и, оказавшись в толпе чужеземцев, захваченная волной покупающих, праздношатающихся, зазывающих покупателей мужчин, Жанна почувствовала неожиданный прилив страха.
Однако вскоре, зачарованная разнообразием товаров, разложенных по обе стороны улочки, она забыла о тревоге. Здесь продавалось все. Сотканные вручную шелка дивных расцветок, мягкие и невесомые. Яркие ковры с арабскими сюжетами. Чеканные украшения и связки всевозможных бус и четок. Серебряные птичьи клетки. Груды разнообразных амулетов, изображающих рыбку, звездочку и, особенно часто, руку Фатимы [18].
Пучки мяты издавали слабый аромат, смешивавшийся с дымом жарящегося тут же кебаба. Подвешенные на шестах тыквы нежно желтели над источающим сладость темно-пурпурным инжиром и золотистыми апельсинами. Вокруг бархатистых абрикосов, разложенных рядом с туфельками из мягкой кожи и великолепными тканями для свадебных нарядов, сгрудились щебечущие женщины. Продавцы благовоний предлагали свой товар в крохотных кувшинчиках и узорчатых флакончиках, но взор Жанны привлекла маленькая шкатулочка в виде полумесяца.
Жанна взяла ее, и продавец тут же выкрикнул цену, явно непомерно высокую. Девушка покачала головой и предложила десять долларов. Он в ужасе воздел руки, и ей пришлось показать на вмятинку в крышке. Продавец пожал плечами и снизил цену до тридцати долларов. Жанна сразу поставила шкатулку на прилавок.
— Двадцать пять, — вздохнул продавец, и на смуглом лице, прикрытом капюшоном бурнуса, появилось хитрое выражение.
— Пятнадцать, — возразила Жанна, радуясь что у нее хватает духу торговаться с этим мужчиной.
При виде ее одежды, светлых волос и белой кожи глаза продавца заблестели:
— Двадцать, — настаивал он.
— Нет, не пойдет, — она отвернулась, но тут же испуганно вскрикнула почувствовав на плече его руку.
— Роми [19] богата, — громко произнес продавец.
— Вовсе нет! — она сбросила его руку и вдруг побледнела, видя, что толпа сжимается вокруг нее. Глаза людей смотрели враждебно, а от мускусного запаха одежд першило в горле. Жанна огляделась и поняла, что нужно выбираться отсюда. Трясущимися пальцами она открыла кошелек и уже приготовилась заплатить за коробочку, как вдруг ее схватили за руку, и кошелек защелкнулся. Девушка обернулась и остановившимся от страха взглядом уставилась на высокую фигуру в плаще.
— О-о-о… — облегченно вырвалось у нее.
Толпа начала быстро таять, а продавец укрылся за грудой своих медных и латунных безделушек.
Крепко держа Жанну под локоть, дон Рауль повлек ее к открытому пространству на площади, где лучи фонарей возле мечети рисовали золотые узоры на крышах и стенах близлежащих домов.
— А сейчас мне следовало бы перекинуть вас через колено и как следует отшлепать, но, думаю, столкновение с тем мерзавцем и так послужит вам хорошим уроком. Что такого вы нашли в куске металлолома, за который столь отчаянно торговались?
Еще не очнувшись от испуга, Жанна почувствовала себя уязвленной тем, что именно Рауль Сезар-бей пришел ей на выручку.
— Шкатулка понравилась мне… своей необычностью.
— Дитя, да и только, разума ничуть не больше. Как же можно было отправляться на souk без провожатых? Да я содрогаюсь при одной лишь мысли, в какую передрягу вы рисковали угодить, не окажись я рядом.
— Ну, уж вы-то всегда можете все предусмотреть. — И надо же было ей ввязаться в дурацкий спор из-за дешевой латунной поделки. А дон Рауль, конечно, появился именно в этот момент. У Жанны пылали щеки, до того она злилась на испанца. Так значит, закутавшись в арабский плащ, он шел следом за ней, по извилистому лабиринту souk, выжидая, пока с ней случится какая-нибудь неприятность, чтобы вовремя появиться во всей красе мужественного героя и спасти ее. — Надеюсь, вы получили удовольствие, шпионя за мной?
— Я как раз распрощался со своим посетителем и вернулся в патио, как вдруг увидел, что вы, схватив жакетик, быстро-быстро куда-то засобирались. Мне стало интересно, и, я, естественно, пошел следом. — Его глаза словно вбирали странный свет фонарей, а стальные пальцы не выпускали ее локтя. — Вы поступили так безрассудно оттого, что не подумали, или же специально, чтобы позлить меня? Если так, то вряд ли мы станем друзьями.
— А я решила, что холодное равнодушие в наших отношениях устроит вас, дон Рауль. Тогда наш спектакль хотя бы отчасти будет правдивым.
— Вы испытываете мое терпение, Жанна.
— Уж не потому ли, что не даю себя запугать?
— Я надеялся, вы отнесетесь с достаточным уважением к моим инструкциям. Они вовсе не продиктованы деспотизмом и даны для вашего же блага. Позвольте напомнить, что здесь — Марокко, а вы — молоденькая чужестранка. На souk вы явно испугались, когда оказались в гуще непонятно настроенной толпы. Большинство этих людей просто любопытствовали, но были, без сомнения, и такие, которые, воспользовавшись тем, что вы одна, могли бы лишить вас кошелька… а то и невинности.
— Ч-что вы имеете в виду?
— Вы прекрасно поняли, что я имел в виду.
— Такое мне не приходило в голову!
— Так учтите это на будущее. Вы, кажется, не до конца еще осознали, что маленькой машинисточки, совершенно затравленной жизнью у сумасбродной хозяйки, больше нет. Теперь вы изысканно одеты, к лицу причесаны и носите на руке изумруд Романосов.
— Изумруд! — охнула Жанна. — Боже мой, дон Рауль, я совершенно не подумала о нем — его же могли украсть. Немудрено, что вы так рассердились.
— Вы считаете, я рассердился из-за изумруда?
