Алхимия исцеления: гомеопатия — безопасное лечение

вырастут ли листья фиалки или, возможно, будут уничтожены к следующей весне, смогут ли гусеницы их найти. Эта драма является проявлением формы перламутровки на протяжении ее жизни — как бабочки, яйца, куколки, гусеницы и снова бабочки. Архетип перламутровки избегает более простой организации структурирования пищевого аппарата, который может позволить гусеницам выжить при любой имеющейся пище, а не только при наличии листьев фиалки, которые сложно найти. Возможно, такая простая и «иедраматическая» ситуация могла быть (здесь есть риск скатиться до антропоморфизма) слишком «скучной».

Другой пример поведения животного показывает, что необходимость искать сложности и стимуляцию и избегать того, что «скучно», поддерживает жизненные процессы и па относительно примитивных уровнях. Р. Ардрей в «Территориальном императиве» (NewYork, DellPublications, 7 977, с. 303)описывает поведение планарий в ходе эксперимента, проводимого при определенных условиях. Это примитивные червей, у которых нет «пола, прямой кишки, системы циркуляции, усовершенствованного нервного узла, мозга, который не мог вырасти за считанные дни». Их нужно было научить выбирать между вознаграждающим и невознаграждающим опытом. Их поместили в один колодец лабиринта, заполненного водой. Затем воду откачали. Поскольку черви не могут жить без воды, они поползли из колодца в туннель и наконец добрались до Y-образной развилки. При выборе правильной половины развилки они вознаграждались водой, которая подавалась в лабиринт. Они научились выбирать правильное направление. Но, к ужасу экспериментатора, после нескольких повторов этого эксперимента они бросили всякие попытки действовать и отказались двигаться. Они не забыли, они просто отказывались продолжать. Когда лабиринт был осушен, черви свернулись в клубочек и никуда не поползли. «Это был настоящий бунт, дальнейшему обучению они предпочли неизбежную смерть», даже несмотря на то, что им предлагали дополнительную еду. Загадка разрешилась, когда червей поместили в другой лабиринт, он не только наполнялся водой, но был более вместительный, и стенки его были более шероховатыми, что несколько осложнило передвижение. Черви, очевидно, уже измучались от клаустрофобии и скуки! Кажется, что при отсутствии драмы и адаптивных сложностей и изменений, которые для этого необходимы, жизнь не стоит того, чтобы жить, даже на «примитивном» уровне червей.

Людям, конечно же, нужна драма. Скука непереносима. Игры, фильмы ужасов и криминальные фильмы, боксерские матчи, бои быков и военизированные ритуалы рассматриваются как развлечения. Люди иногда требуют линчевания и публичных казней. Жестокое выражение природных сил, то есть водопады, вулканические извержения, пожары и землетрясения, обладают просто магической силой притяжения. Высокий уровень смертности пенсионеров и подъем жизненных сил при появлении новых преград подтверждают, что отсутствие драмы в жизни человека смертельно.

Архетипная драма разворачивается в виде игры противостоящих и поддерживающих сил. Роза должна бороться с условиями климата, погоды и почв, перламутровка — с риском, что следующей весной климат может измениться, планарии — с преградами для движения и исследования пространства. Но все же цветы поддерживаются благоприятными условиями почв, а бабочки — заботой их матери и собственными инстинктивными способностями.

Современная биология начала распознавать драматические, даже, можно сказать, артистические «показательные выступления», которые сродни постановке спектакля на сцене для аудитории. В XIX веке сторонники Дарвина называли это процессом случайного отбора, основанным на бессмысленном выживании наиболее приспособленных особей.

Некоторые биологи отмечают драматический элемент как фактор, лежащий в основе морфогенеза. Адольф Портманн придумал термин «репрезентация» или «ценность демонстрации» (Darstellung-swert)для понимания некоторых феноменов форм у животных, к изучению которых другие «не обращались», таких как окраска или отметины, которые лишены каких-либо функций жизнеобеспечения (Адольф Портманн, «Новые горизонты биологической работы: в прозрачном мире». Юбилейный сборник к шестидесятилетию Жана Гебсера, подготовленный к изданию Гюнтером Шульцем, Bern, Hans Huber, 1965, с. 36).Эти феномены, очевидно, не служат целям адаптации или мимикрии, и также они не используются в качестве сигналов для разделения видов. Поскольку их нельзя было объяснить с точки зрения естественного отбора, их в основном игнорировали и относили в разряд «чисто эстетических» характеристик. В качестве примера Портманн рассматривает феномен опущения яичек. Эволюционное развитие от рыбы до млекопитающего свидетельствует о важности подъема этого органа, однако яички сначала опустились из передней части седалищной области в чашевидную полость. Затем возникла, как сказал Портманн, «абсолютно парадоксальная ситуация» («Биология и дух», Zurich, RheinVerlag, 1956, с. 23), когда яички опустились за пределы брюшной полости и разместились в мошоночной сумке. Портманн подчеркивает, что естественным отбором нельзя объяснить этот феномен. Этот орган, настолько важный для сохранения вида, помещается в такое опасное и незащищенное положение. Ради этого «бесполезного» процесса яичкам даже пришлось адаптироваться к температу рам, которые ниже тех, что в брюшной полости. Эта парадоксальная ситуация приобретает смысл только с точки зрения артистической или драматической «репрезентации» и «ценности демонстрации». То есть все это делается с целью орнаментной декорации и демонстрации гениталий, что должно произвести на других особей сильное впечатление.

Портманн указывает на яркую раскраску самцов, развитие у них впечатляющих размеров рогов и гривы. Эти «бесполезные» украшения часто являются помехой в битвах, по служат отображением демонстративной агрессивной мужественности, что аналогично гульфикам, которые носили в XVI и XVII веке наемники. Гульфики, которые носят мужчины в племенах новой Гвинеи, имеют то же демонстрационное значение. Фактически большая часть наших традиций в одежде, в дополнение к утилитарным функциям, служат эксгибиционистской цели выставить напоказ свое «я, и только я» в эпоху рококо и барокко, «рабочую мораль» в XIX веке или подчеркнутое благородство, отображаемое актом облачения в римскую тогу.

Некоторые декоративные украшения несут и функцию жизнеобеспечения, например, необходимы для привлечения самки или являются способом устрашения врага и демонстрации агрессивности. Нужно отметить, что теоретически эти функции могли быть реализованы более простым способом. Для выполнения этих функций вовсе не требуются эти грандиозные и довольно живописные завитки на рогах антилопы, борода дикого козла, горб на шее у быка. (Сюда же можно отнести и многочисленные примеры ритуального поведения животных в боях друг с другом и в процессе ухаживания.) С чисто практической точки зрения все эти формы и функции достаточно «бесполезны». Но это способ игры. Они «предназначены» для того, чтобы «покрасоваться» перед другими. Посредством драматического воздействия такого «представления» на эмоции оказывается влияние на гормональную и центральную нервную систему участников и зрителей (Портманн, «Биология и дух», с. 189).

Уинпикотт отмечал, что «Игра универсальна... и она имеет прямое отношение к здоровью» (Д. У. Уинпикотт, «Игра и реальность», NewYork, BasicBooks, 197l_yс. 41). Хуизинга называет игру важной функцией.

...В этом есть некоторый смысл. В игре есть что-то такое, что преобразует первоочередные нужды жизни и переводит значение в плоскость действия... Признавая игру, мы признаем разум, и не важно, в чем суть игры... с точки зрения мира, в котором все определяется слепыми силами, игра является абсолютно излишней. Игра становится возможной, мыслимой, понимаемой только тогда, когда влияние разума разбивает абсолютный детерминизм космоса (Дм. Хуизинга, «Человек играющий», New York Roy Publications, 1950, с. 1).

В игре и драме мы сталкиваемся с частным проявлением духа в жизни, с выражением того, что мы можем назвать экзистенциальной полнотой или целостностью, не направленной для достижения практической цели в более узком смысле этого слова и, конечно, не лишенной смысла. Артистическая демонстрация в дополнение к бесполезности для выживания, по всей видимости, является основным путем к творению и проявлению, то есть манифестации.

Демонстрационная важность таких форм и образов, выражений и «проявителей» внутреннего значения (мы можем называть это физиогномией природных форм), вполне может быть иероглифическим