текстом, посредством которого дух и природа в нас и без нашего участия разыгрывает жизненну ю драму, создает функции и значения, экспериментирует с ними, что-то растворяет, что-то воссоздает. Все это до настоящего времени было закрыто для понимания нашим утилитарным однобоким восприятием. Подобно цветам и деревьям или поэмам и песням, игры или истории, представляющие собой проявления жизни, растут, расширяются и дифференцируют развертывающийся процесс существования.
Драматический порядок тем не менее не ограничивается визуальным рядом. Другая важная форма его выражения — музыкальная, структурированная в установленных, повторяемых, смешанных, многоплановых и дифференцированных тематических формах. В музыке драматическое выражение происходит в рамках эмоционально и кинестетически ощущаемого призыва мелодии, гармонии и ритма, во внутренней «логике» мелодических, гармонических и ритмических выражений. Они создают необходимость в прочувствованном «завершении» органически «заданных» паттернов. Будучи «незавершенными», мелодические, гармонические или ритмические последовательности наполнят нас чувством дискомфорта и ожидания продолжения (частные проявления могут видоизменяться в контексте различных культур). Мы чувствуем, что чего-то не хватает или недостает, что это должно быть «закончено». Но это «завершение» не может быть осуществлено произвольным образом, если есть ощущение, что оно должно быть правильным и должно удовлетворять артистическому вкусу. Мелодические, гармонические и ритмические окончания каким-то образом определяются природой уже инициированного паттерна. Гештальт может быть завершен только таким способом, который совместим с «заданной» внутренней природой.
Кроме того, драма не ограничивается чисто эстетическими аспектами пропорции, ритма, баланса, гармонии и красоты. Она также проявляется на ментальном уровне в категориях логики, порядка и причины, а также на уровне чувств в морали и этике. С точки зрения человеческого су ществования, этические и моральные конфликты являются присущими, неизбежными драматическими факторами. Мы можем воспринимать их в виде конфликтов между отдельными личностями и коллективами или между волеизъявлением нашего эго и интенциональностями надличностного поля, включающего и передающего мораль суперэго. На этих уровнях мы ощущаем необходимость адекватного завершения такими способами, которые удовлетворят нашим внутренним, в этом случае, этическим чувствам и ощущениям.
Вот клинический пример. Мужчина, который живет довольно скромно, решил оставить жену и детей, чтобы жениться па богатой женщине, которая намного старше его. В то время, когда он собирался эго сделать, ему приснился сон, который потряс его до глубины души. В нем он собирался предпринять путешествие в некоторое место, лежащее в стороне от той точки, куда он направлялся. В спешке он пробежал мимо группы пожилых людей, которые неодобрительно покачали головами. Он проигнорировал их и продолжил свой путь. Внезапно из облаков появилась огромная рука, схватила его и отбросила назад, в то место, где он был изначально
Можно поспорить, что этот антропоморфный образ просто является олицетворением желания иметь правдоподобное алиби, чтобы изменить план, который ему самому' был не по душе. Но в этом примере, как и в случае с бизнесменом, который увидел себя в образе надзирателя в концентрационном лагере (глава 2), мужчина был шокирован тем, что его образ себя абсолютно отличался от того, который он привык представлять. Положение эго сильно противоречило межличностной системе ценностей, присущей космическому полю.
Необходимость драмы также является неотъемлемой чертой нашей повседневной человеческой жизни, и наиболее остро это проявляется в процессах эволюции жизни отдельного человека.
Далее мы рассмотрим несколько примеров драматических паттернов, которые реализовывались на протяжении всей жизни человека.
Девочка идеализирует свою мать, профессиональную танцовщицу, и решает подражать ей. Но, сравнивая себя со своей прекрасной матерью, она чувствует себя неадекватной и потому обречена на провал. Итак, она становится склонной к булимии, имеющей избыточный вес «уродиной». Она впадает в отчаяние, близкое к суицидальной депрессии. В конце концов, если ей повезет, она сможет обнаружить с высоты (или глубины) своего кризиса, что ее настоящее призвание (ее энтелехия, или собственное поле) указывает на что-то еще, возможно на коммерческую карьеру. А также на то, что сс идеализация идентификации с матерью привела к критическому конфликт)' с намерениями ее настоящего «Я». Такая реализация может предотвратить развитие ее жизненной драмы в трагедию.
Со всегда жизнерадостным «прожигателем жизни» случается несчастный случай, в результате чего его возможности сильно ограничиваются. Вынужденное отсутствие активности открывает ему его духовное призвание. Именно так и произошло с Игнатом Лойолой, основателем ордена иезуитов.
Затем у нас есть ряд восхитительных историй успеха, стимулированных, возможно, «первым актом» драмы, начальным вызовом, брошенным судьбой, например, детством, полным лишений и бедности, которое с высоты успеха кажется трагедией. Или относительно «скучная» жизнь, в которой мало что происходит, может быть «оживлена» и внезапно «драматизирована» серьезной болезнью, которая усиливает восприятие ранее недоступных психологических и духовных горизонтов.
Также и в снах драма является важным элементом. Как показывают исследования, сны помогают изучать и адаптироваться в новых ситуациях, даже если мы не помним содержания образа. Однако когда мы можем и сознательно понимаем, оцениваем и соотносим драматические образы из сна, они помогают решить ситуационные конфликты, напряженные моменты, присущие данным проблемам, и неадекватные реакции на них. Они «исцеляют», предлагая образы, в которых закодированы драматические формы. Посредством этих форм мы можем исправить или пополнить наше видение текущей ситуации и проблем и помочь более сознательно завершить гештальт.
Передавая информацию, необходимую для адаптации и развития, наши сны, как Книга Перемен, не просто представляют факты для изучения, они разыгрывают представление, вис зависимости от наших способностей понять или даже запомнить подробности повествования, как это и происходит во время «быстрого сна». Сны дополняют наше видение, представляя отсутствующие детали или компенсируя нашу однобокость путем выделения тех аспектов, которые мы недооцениваем, не можем или вовсе не хотим видеть. В этом процессе они почти всегда дают драматические представления, бесконечный водоворот возбуждающих, стоических, смешных или абсурдных сцен, ранжируя их от тривиальных до таких, от которых волосы встают дыбом, от прозаических до мифологических.
Например, сон, описанный в главе 2, не говорит прямо: «Посмотри на это, ты ведешь себя, как сумасшедший диктатор!» или «Ваш эгоистический, эксплуататорский способ поведения может довести вас до беды». Вместо этого он дает соответствующую картинку шикарного офиса и уклончивого менеджера, от которого исходит ощущение пустоты и беспокойства. Драматический кризис был вызван появлением лагеря с его надзирателями-садистами. Обратить внимание на драматическую структуру может быть полезно и иногда очень важно для понимания значения сна.
Разворачивающаяся таким образом жизнь постоянно преподносит нам загадки и тайны, драматически озвученные «под угрозой смерти», как загадки Сфинкса или древних друидов. Потенциал полезности снов показывает, что на неявном бессознательном уровне есть непрерывный «вектор», стремление к завершению или закрытию открытого драматического гештальта, процесса инкарнации. Неудачную попытку достичь завершения можно сравнить с чу вством напряженности, которое посещает нас, когда мелодия вдруг обрывается, или на глаза попадается незаконченный портрет, неразгаданная загадка, или ускользающее значение закодированной системы. У нас возникает ощущение, что чего-то не хватает. Незавершенность паттерна порождает чувство беспокойства, неразрешенного конфликта, тревоги и, наконец, возможно, болезни.
Достижение завершения, в свою очередь, мы можем уподобить достижению желанной цели, суть которой заключается в проявлении «здесь и сейчас» неявного паттерна. Это синтез того, что было определено возникающей сущностью формы, как тезис и антитезис, находящиеся в конфликте (если мы не забудем, что в диалектике жизни каждый синтез в конце концов становится следующим тезисом, которому должен противостоять его собственный антитезис).
Мы воспринимаем драму, порядок и значение как базовые элементы формы в живом проявлении. Без
