вашего настроения. Приятного аппетита!
— Мигель, может быть ты останешься с нами на ленч? — спросила его Мария-Тереса.
Он отрицательно покачал головой.
— Для одного дня нововведений, пожалуй, достаточно, — заметил он. — Что делает здесь твоя подруга, Мария-Тереса? Пытается перевернуть вверх дном жизнь в «Орлином гнезде»?
Мигель ушел, и тут же появилась служанка с тарелками на подносе. Когда она, расставив их на столе, ушла, и девушки принялись за еду, Вивьен вдруг спросила:
— Ради бога, Мария-Тереса, расскажи мне, в чем дело. Очень неприятно, когда не понимаешь, что происходит.
Сначала Мария-Тереса сделала вид, что все это не имеет большого значения, но Вивьен настаивала.
— О пожалуйста, будь откровенной. Пойми, что ты можешь рассказать мне обо всем ничего не скрывая: мы же подруги.
Услышав эти слова, Мария-Тереса просияла от радости и рассказала Вивьен вот что. Кузина Андреа разгневалась, потому что Мария-Тереса самостоятельно решила принимать гостью у себя, но еще больше ее вывело из себя то, что девушка спросила разрешение у брата, а не у нее.
— Разве тебе нужно спрашивать у кого-то разрешение? — удивилась Вивьен.
— Ну, я раньше не приглашала никого в дом. Кузина Андреа считает, что я попала под влияние, которое плохо на мне сказывается.
— Особенно, если это иностранное влияние? — спросила Вивьен.
— Да, наверное. Она… она не любит иностранцев.
— И даже этого не скрывает. Но ее мнение не имеет значения. Твой брат одобряет твои поступки, а это гораздо важнее.
— Мигель одобряет? — удивленно переспросила Мария-Тереса.
— Да, именно так я решила, — беспечно сказала Вивьен. — По крайней мере, он не обрушивает на меня поток сердитых испанских слов. — И решив переменить тему разговора, она добавила: — Я учу испанский и запоминаю новые слова достаточно быстро, но мне бы хотелось двигаться вперед еще быстрее.
— Я буду помогать тебе. — Неприятности были позабыты, и в ее голосе уже звучало воодушевление. — Я буду учить тебя испанскому, Вивьен, — сказала Мария-Тереса. Если во время первого визита уклад жизни этой семьи показался Вивьен несколько необычным, то теперь он представлялся ей просто из ряда вон выходящим. Мигель сказал, что Марии-Тересе почти девятнадцать. В Англии она считалась бы взрослой, могла бы голосовать и имела право сама принимать важные решения. Даже в Испании все меняется очень быстро. Здесь вряд ли нашлось бы много девушек, которых бы держали взаперти, как Марию-Тересу, заставляли подчиняться совершенно бессмысленным правилам и придерживаться устаревших обычаев. Не удивительно, что ее, Вивьен, влияние расценили как дурное!
Когда был подан кофе, на веранду пришел Мигель.
— Кузина Андреа хочет видеть тебя, Мария-Тереса, — сказал он. — Она хочет передать что-то для Ордена сестер милосердия, но я думаю, она просто решила помириться с тобой. Она раскаивается, что так резко говорила с тобой, поэтому будь к ней снисходительна, дорогая.
Мария-Тереса сразу же поднялась, чтобы выполнить просьбу брата. Вивьен мысленно задавалась вопросом, протестует ли она когда-нибудь вообще. Улыбнувшись девушке, Вивьен сказала:
— Возвращайся быстрее, пока кофе не остыл.
Мигель посмотрел ей вслед, потом повернулся к открытому окну и задумчиво посмотрел на долину внизу.
— Мария-Тереса всегда отличалась редкой добротой, — как бы про себя произнес он.
— Позвольте налить вам кофе, сеньор?
— Спасибо. — Он взял чашку, но вернулся с ней к открытому окну. — Я рад, что вы увидели нашу долину в такую тихую, чудесную погоду. На небе — ни облачка, просто благодать. Но она может быть совершенно иной — величественной и грозной. Горы заволакивает облаками как густыми чернилами, поднимается ветер, хлещет ливень. Раскаты грома заставляют дрожать скалы, темное небо прочерчивают зигзаги молний. Жуткое и захватывающее зрелище.
Вивьен почувствовала, что Мигель любит свою Долину орлов, в каком бы состоянии она не находилась. Мария-Тереса говорила, что они чем-то похожи; и Вивьен подумала, бывают ли у этого человека, такого внимательного, спокойного и невозмутимого, минуты мрачного настроения, чтобы его глаза вдруг стали метать молнии гнева.
— Мария-Тереса согласилась быть моей учительницей испанского языка, — сообщила ему Вивьен.
— Хорошо. Как продвигаются ваши дела?
— Я довольно быстро все схватываю уже потому, что живу в гостинице, хожу в больницу, бываю в магазинах. Я стараюсь говорить везде, где только представляется возможность.
Он быстро произнес какую-то фразу по-испански. Вивьен растерянно молчала.
— Вы что-нибудь поняли?
— Ни слова. Что вы сказали?
Он засмеялся и покачал головой.
— Вам предстоит пройти еще долгий путь, прежде чем вы научитесь меня понимать.
Ей послышался двойной смысл в его словах.
— Я в этом уверена, — выразительно ответила она, тоже вложив в свои слова двойное значение.
Они смотрели друг на друга, стоя в разных концах залитой солнцем веранды, и, хотя Вивьен ничего не могла прочитать в его глазах, она заметила, что слабая улыбка тронула его всегда твердо сжатые губы.
Поток воздуха всколыхнул гирлянды вьющихся растений, и в дверях возникла Мария-Тереса.
— Почему вы оба выглядите такими довольными? спросила она, удивив их обоих своим вопросом.
— Разве? — недоуменно переспросила Вивьен. Улыбка тут же исчезла с лица Мигеля. Он поставил чашку на стол и, сказав, что оставляет гостью на попечение Марии-Тересы, коротко кивнул и вышел.
Вскоре Вивьен сказала, что ей пора уезжать. Она была приглашена на обед к Бойдам, а до этого хотела еще заглянуть ненадолго в больницу. Мария-Тереса расстроилась.
— Я хотела показать тебе дом, — сказала она. — Тогда, может быть, в другой раз?
— В другой раз я с удовольствием это сделаю, — пообещала Вивьен, и девушка улыбнулась в предвкушении новой встречи.
В этот вечер на вилле у Бойдов Вивьен приняла приглашение поехать с ними через два дня посмотреть их новый дом Каса Маргарита. В оставшееся до поездки время она ходила за покупками для Тессы и Джеймса, а затем навещала их в больнице. Утром того дня, когда Вивьен должна была ехать к Бойдам, она заглянула в палату к своим друзьям и нашла их в самом радужном настроении.
— Дорогая, — воскликнула Тесса, радостно улыбаясь, — у нас замечательные новости!
— Ты сегодня чудесно выглядишь, — сказала Вивьен, обратив внимание на длинный золотистый парик Тессы, потому что из-за раны на голове ее волосы были сбриты.
— Тебе нравится? Ты послушай, что нам сказал врач: через две-три недели мы сможем поехать домой! К тому времени Джеймсу разрешат вставать, и нам можно будет вернуться. На санитарной машине нас отвезут в аэропорт, оттуда самолетом отправят в Англию. Конечно, нам потребуется медицинская помощь, но мы будем дома! И никаких монахинь!
— Я думала, монахини прекрасно к вам относились.
— Да, когда это не было богопротивно их вере, — с иронией заметила Тесса.
— О, я вижу, что тебе действительно стало лучше. Пойду узнаю, как Джеймс воспринял эту новость.
— Я хочу пойти с тобой. Отвези меня к нему, Вивьен. Конечно, мы оба поговорили сегодня утром с нашими родителями, и мама Джеймса сказала, что мы пока останемся у них. Ах, как она будет нас баловать! Моя мама слишком занята, чтобы заниматься двумя инвалидами.
