— Мне бы очень хотелось встретиться с вами снова, — сказала она.
— Это будет зависеть от дальнейших событий. Может быть, мне придется вернуться в Англию.
— Можно мне позвонить вам?
— Конечно, я буду очень рада.
— Тогда я говорю не «прощайте», а «до встречи».
— До встречи, сеньорита.
Вивьен села на переднее сиденье машины Мигеля, которая была еще более роскошной, чем у Марии-Тересы. Скорость, с которой он повел свою машину по извилистой дороге, привела ее в ужас. Она понимала, что он ездит здесь многие годы и ей следует доверять его умению, но каждый крутой поворот заставлял ее судорожно вцепляться в сиденье. Вивьен не решалась заговорить с Мигелем, чтобы не отвлекать его внимание. Он тоже молчал. Несколько раз она бросала на него осторожные взгляды, и каждый раз видела отчужденное, суровое выражение его лица и плотно сжатые губы.
Но когда горная дорога оказалась позади и они выехали на равнину, он заговорил с ней.
— Я заметил, что Мария-Тереса была очень рада вашему визиту, — сказал он. Она отметила, что он не сказал о том, что это имело какое-то значение для него.
— Я тоже рада, сеньор. Если мне вскоре придется вернуться в Англию, эта просто фантастическая поездка будет самым ярким моим впечатлением.
— Вы думаете, вам придется вернуться в Англию?
— Сейчас я даже не знаю, как могут измениться мои планы.
— А вы хотели остаться в Испании?
— Да, на все лето. Я хотела выучить испанский. Пока мои познания оставляют желать лучшего.
— Ваше желание имеет под собой какую-то цель?
— Для моей работы. Я работаю в гостинице, и знание языков мне очень помогает.
— А, понимаю, — произнес он. У нее мелькнула мысль, что он, может быть, впервые провожает простую служащую. Он мог встречаться с ними только на их рабочих местах, да и то, вероятно, не обращал на них особого внимания.
— Я думаю, вы заметили, — продолжал он, — что между Марией-Тересой и мной — большая разница в возрасте.
Что он скажет дальше? — недоумевала Вивьен, удивленная тем, что он перешел на личные темы.
— Иногда я ловлю себя на мысли, — добавил он, — что отношусь к ней скорее как отец, чем как брат. Я думаю мы не были близкими друзьями как раз из-за этой разницы в возрасте.
— Но я заметила, что она восхищается вами.
Как будто не обратив внимания на ее слова, он продолжал:
— Мне было семнадцать лет, когда при рождении Марии-Тересы умерла наша мать, а отец к тому времени был уже инвалидом. Марии-Тересе сейчас почти девятнадцать, так что вы можете догадаться, что мне — тридцать шесть. К сожалению, в семнадцать лет я не мог взять все дела в свои руки, а отец из-за болезни был вынужден их оставить. Поэтому он пригласил сеньору Диас-Фрага вести хозяйство в нашем доме. Она охотно согласилась и приехала сюда с мужем, сыном и своей кузиной Марисой, и завела в Ла Каса де лас Акилас очень строгие порядки.
Он ненадолго замолчал, и Вивьен терялась в догадках, в чем причина его такой неожиданной откровенности.
— Это не в моих правилах, сеньорита — обременять посторонних людей своими проблемами. Я это делаю лишь потому, что заметил поразительное влияние, которое вы оказываете на Марию-Тересу. Я очень давно не видел ее такой счастливой. Она все время была занята лишь своей религией, своим долгом, своей работой на благо других. Она бы уже давно ушла в монастырь, если бы я не вмешался… Только не подумайте, что я просто хочу быть диктатором для свой сестры. Если она действительно искренне этого хочет, то пожалуйста. Но она должна быть в этом уверена. Нельзя допустить, чтобы она слишком поздно поняла, что ее призвание совсем в другом. В семнадцать лет, увы, я был слишком молод, чтобы помешать влиянию семейства Диас-Фрага или хотя бы ослабить их давление. Но сейчас я хозяин в своем доме и не позволю, чтобы Марию-Тересу к чему-либо принуждали.
— Вы действительно считаете, сеньор, что ее принуждают? Она мне показалась такой умиротворенной в присутствии сестры Каталины.
— Нет, сейчас нельзя уже говорить о принуждении. Семена были посеяны еще в детстве. Она всегда была замкнутым ребенком. Она и теперь очень застенчива и может преодолеть свою застенчивость только когда помогает другим людям. И с вами она заговорила там, в аэропорту, только потому, что вы выглядели такой взволнованной и расстроенной. — Он замолчал, потом произнес тихо, как будто говорил сам с собой: — Нет, вред был причинен раньше, прежде, чем я понял, что на самом деле происходит.
В машине воцарилось молчание. Вивьен не хотела, чтобы их разговор прервался, надеясь узнать больше о Марии-Тересе, но Мигель молчал, и она решилась задать вопрос:
— Сеньор, а почему вы рассказываете все это мне?
— А! — Он как бы очнулся, прогоняя от себя неприятные мысли. — Я рассказываю это вам, сеньорита, потому что хочу попросить вас о любезности, если вы еще некоторое время проведете в Испании. Поэтому я не позволил Марии-Тересе поехать с нами. Я бы не мог открыто поговорить с вами. Я знал, что ей очень хотелось поехать… Я уже говорил вам, что давно не видел ее такой счастливой. Она так много улыбалась. (Неужели она обычно не улыбается? — удивилась Вивьен.) Она проявила большую смелость, пригласив вас в Ла Каса де лас Акилас. (Значит, для этого нужна была смелость? Вивьен вспомнила, как удивился Мигель, увидев ее в гостиной, вспомнила мрачные, недовольные мины пожилых родственников.) Вот я и подошел к сути своей просьбы, сеньорита. Если ваши дела уладятся и вы сможете остаться в Испании, не могли бы вы продолжать с Марией-Тересой дружеские отношения?
— Я была бы рада, но даже если я останусь здесь, мне, вероятно, придется кое-что делать для моих друзей в больнице. Если их отправят в Англию, то мне, наверное, надо будет ехать с ними. Сейчас все очень неопределенно.
— Поэтому я и заговорил с вами сейчас, пока я еще могу рассчитывать на ваше внимание. Я прекрасно понимаю, что скоро вы будете очень заняты.
— Конечно, если я останусь, Мария-Тереса могла бы мне помочь. Я могла бы воспользоваться ее помощью, которую она оказывает с такой готовностью, а я, в свою очередь, с удовольствием помогу ей.
— Вы все правильно поняли. Благодарю вас.
Машина выехала на шоссе, идущее вдоль побережья. Вскоре они подъехали к гостинице, и швейцар сразу же бросился к машине, чтобы помочь Вивьен выйти. Мигель тоже вышел из машины и остановился рядом, глядя на девушку.
— Мы приехали как раз вовремя, — сказал он. — Надеюсь, вести о ваших друзьях будут добрыми. — Он протянул ей руку и, когда она подала свою, он склонился над ней в низком поклоне, как это было принято в приличном обществе.
— До свидания, сеньорита.
Когда он уехал, Вивьен вошла в вестибюль гостиницы. Она решила не подниматься в свою комнату, а подождать Кэрроллов внизу. У портье для нее было оставлено сообщение из больницы, что сеньора Кэрролл наконец пришла в сознание.
Мысли Вивьен возвратились к событиям дня. С какими странными вещами она столкнулась. Красивая богатая Мария-Тереса, которая так искусно водит машину, так элегантно одевается, должна стать монахиней и для этого учится на сестру милосердия. Она само смирение в присутствии сестры Каталины и помимо всего прочего не может вести себя свободно в собственном доме.
А какой невероятной была поездка в этот дом — «Орлиное гнездо»! — и какое гнетущее впечатление произвел он на Вивьен. По крайней мере до тех пор, пока она не увидела застекленную веранду, которую Мигель подарил своей сестре. Он, несомненно, очень любит ее, если решился ради нее даже просить помощи у другого человека.
А какие неприятные люди эти их пожилые родственники. Может быть, они не любят иностранцев, особенно когда те неожиданно появляются в их доме, но Вивьен все-таки пришла к выводу, что подобное
