— Как вы смеете говорить мне такие вещи! Вы всегда придираетесь, и критикуете, и беретесь судить обо всех…
— Смею сказать, это потому, что, как мне кажется, я сужу правильно. Вы обнимаетесь и целуетесь, а затем говорите мне, будто между вами ничего нет.
— О, вы все неправильно поняли! — воскликнула Венеция. — У нас просто разные нормы поведения.
— Да, я не понимаю. И я рад, что у нас разные нормы поведения, если вы позволяете свободно вести себя с любым мужчиной…
— Я не вела себя свободно с Тоби!
— По крайней мере, у вас хватило приличия выключить свет, прежде чем предаться безрассудству. — Горечь и презрение прозвучали в его голосе.
Венеция охнула. Она уже не контролировала себя от гнева и обиды. Помимо воли и до того, как осознала, что делает, она ударила его по лицу со всей силой, на которую только была способна.
— Как вы смеете! — выдохнула она.
Они стояли, глядя в глаза друг другу. Тишина словно звенела в напряжении. Венеции казалось, что он вот-вот ее ударит. Но девушка решила не сдаваться.
— Вам не следовало этого делать, — произнес сеньор тихо, но твердо. Затем с силой сжал ее плечи, и Венеция подумала, что он собирается трясти ее. Она уже сожалела о пощечине. Как она могла! Она, никогда не одобрявшая применение силы ни в школе, ни в жизни. Что с ней случилось?
Внезапно изменившимся голосом она пробормотала:
— Конечно, не следовало. Простите. Простите.
Они все еще не отводили глаз друг от друга под воздействием противоречивых чувств. Венеция повела плечами, словно высвобождаясь от железной хватки, и внезапно они оказались в объятиях друг друга, прижимаясь телами тесно, почти отчаянно… Венеция ощущала частое биение его сердца и едва могла дышать, сознавая, однако, что тоже обнимает его, обнимает так, словно не хочет отпускать.
Прошли минуты, и напряжение начало спадать. Медленно, медленно ярость и гнев покидали их, сменяясь чем-то другим, волнующим и непонятным. Они все еще стояли, тесно прижавшись друг к другу. Но это была уже не столько схватка противников, сколько объятия влюбленных. Наконец они пришли в себя, так и не поняв, что с ними случилось.
Дон Андре отпустил ее, но Венеция не отодвинулась. Она прижалась лицом к его плечу, чувствуя себя совершенно измотанной от переживаний. Наконец девушка отвернулась, не в силах выдержать его взгляд, и уставилась в окно. В наступившей тишине слышалось только их дыхание.
Наконец, поскольку рано или поздно кто-то должен был нарушить тишину, она пробормотала:
— Какая буря в стакане воды!
— В самом деле, — раздался низкий голос у нее за спиной. — Вот куда заводит гнев.
— Вы были так же разгневаны, как и я, — напомнила девушка.
— Я знаю.
— Но у меня больше оправданий. Вы не должны были говорить мне такие вещи.
— Мы что, опять начнем ссориться? — Он положил руку ей на плечо и развернул девушку к себе.
— Нет, — робко пробормотала она, поднимая на него глаза. — Но если вы мне не доверяете, как я могу оставаться здесь?
— А я могу вам доверять? — спросил он, не отрывая от нее своих темных глаз.
— А вы сами не знаете?
— Откуда мне знать, Венеция?
— Оттуда, что я вам сказала. Я сказала, что между мной и Тоби ничего нет. И это правда. Хотя бог знает, какое это имеет к вам отношение и почему вы должны быть в такой ярости. — Она помолчала, справляясь с обидой. — Я придерживаюсь норм поведения, о которых вы меня просили. Но моя личная жизнь вас не касается. Или вы хотите управлять всеми, кто живет в вашем castillo?
Они опять замолчали. Венеция заметила, что на его темной, загорелой щеке все еще виднелось красное пятно от пощечины. На этот раз молчание прервал дон Андре:
— Я прошу прощения за то, что заподозрил вас в неблаговидном поведении с вашим другом. Боюсь, что ваша прямолинейность и непосредственность вводят в заблуждение. Вы стояли на краю бассейна, целуясь, а затем потушили свет.
— Мы не целовались, — возразила Венеция. — Он просто потерся щекой о мою щеку. Вот так. — Она встала на цыпочки и нежно потерлась щекой о щеку сеньора. — О, — прошептала Венеция, — она все еще горит.
Он слегка улыбнулся:
— Удар был основательным.
— У меня до сих пор болит рука, — призналась девушка. — Даже, наверное, больше, чем ваша щека.
— Очень надеюсь на это. Вы заслужили. Ну так как, мои извинения приняты?
— Да. А мои за то, что я настолько утратила чувство собственного достоинства, что ударила вас?
— Вас спровоцировали.
— И теперь вы знаете, дон Андре Рафаэль, что бывает, когда провоцируют английскую девушку.
— Испанские девушки реагируют точно так же. — В черных глазах внезапно промелькнула усмешка, и Венеция на мгновение задумалась над его словами. Вряд ли многие испанские сеньориты давали ему пощечину или он провоцировал их. Она с удивлением обнаружила, что от одного этого предположения ей сделалось больно.
— Я отказываюсь стоять в длинном ряду спровоцированных вами девушек, — неожиданно для себя заявила Венеция.
— Ничего не поделаешь, — ответил он, и девушка увидела, что дон Андре смеется над ней.
Она не удержалась и засмеялась тоже, ласково приложив руку к красному пятну на его щеке, но, словно опомнившись, отвернулась, собираясь уйти.
— Не забудьте марки, — напомнил сеньор, — ведь вы за этим приходили.
— Разве? — Венеция внезапно заподозрила, что он нарочно затеял с ней ссору. Она взяла марки и повернулась к двери. — Когда я встретила вас, я собиралась пить кофе. Вы не позвоните, чтобы его принесли в гостиную, сеньор?
— С удовольствием. А почему бы не выпить его здесь, со мной? Сеньора в своей комнате, а девочки уехали.
— Благодарю вас. — Венеция вернулась в кабинет и села на глубокий кожаный красный диван.
Матиас явился на звонок сеньора и вскоре принес кофе с традиционными пирожными и булочками. Венеция разлила благоуханный напиток.
Сеньор сел напротив нее, поставив чашку на столик.
— Вы часто видитесь с этим Тоби в Англии?
— Нет, очень редко. Моя работа всю неделю удерживает меня в Лондоне, а Тоби в выходные обычно плавает на яхте вдоль побережья. Но мы иногда встречаемся на вечеринках, и время от время он приходит к нам ужинать. Мой брат встречается с ним очень часто. Они друзья, сеньор, как я пыталась вам объяснить.
— Я принимаю ваше объяснение. Но уверен, что у вас много других мужчин, с которыми вы часто видитесь.
— Конечно, я общительна. Но преподавание — трудная работа. По вечерам я часто проверяю тетради, готовлюсь к занятиям и очень устаю, если еще и много развлекаюсь.
— У вас есть кто-то? Вы обручены?
Она улыбнулась, услышав столь архаичное слово, и покачала головой:
— У меня нет жениха.
Они помолчали. Венеция взяла булочку с земляникой и кремом. Сеньор пил только кофе.
— Сеньора пыталась мне объяснить, — сказал он, — что ваша семья очень аристократическая и что у вашего отца есть титул. Зачем тогда вам тяжелый труд учителя?
Венеция снова улыбнулась:
