— Что, хочешь сцепиться со мной? Давай!
— А ты не могла бы поохотиться где-нибудь в другом месте? — поводит он ушами уже более миролюбиво.
— Я хочу здесь охотиться.
Приготовившийся было к нападению Карак садится, точно говоря:
—Места нам обоим хватит.
Нельзя сказать, чтобы в нашем плуте была бы хоть капля рыцарства. Он не отличался ни деликатностью, ни сердоболием, а его необычная уступчивость объяснялась тем, что перед ним стояла самка.
Хотя время свадеб еще не наступило, но оно уже приближается, и это чувствуют обе лисы.
Карак сбоку подходит к самке, та поворачивает к нему голову, но мышцы ее по-прежнему напряжены. В глазах сдержанный блеск, что говорит и о дружеских намерениях, и о боевой готовности.
Тогда Карак обнюхивает ее, почесывается.
— Но больше никого к добыче не подпустим!
Затем следует взаимное обнюхивание, как видно, вполне дружелюбное.
Лисы молча знакомятся, и они уже не забудут запах друг друга.
Карак делает несколько шагов, но гостья не следует за ним. Она садится и голодными глазами смотрит на падаль.
Лис возвращается обратно, словно предупреждая, что дохлые собаки подозрительны, однако лисица по имени Инь не трогается с места, будто говоря:
— Здесь сможешь меня найти.
Караку нравится ее самостоятельность и, несмотря на вновь вспыхнувший голод, он весело трусит к деревне, куда влекут его приятные воспоминания.
В тени заборов к нему возвращается необходимая осторожность, хотя он и чувствует: можно смело идти вперед. Собаки уже замолчали — полночь далеко позади, — дым из труб не примешивается к запахам, и в лунном свете далеко видно. Дойдя до ветхой изгороди тетушки Винце, он заворачивает в ее сад, словно к себе домой. Там в землю врыта бочка — в ее тени Карак приникает к земле, — куры сидят на дереве, а на поленнице виднеется дохлая серая ворона.
Подозрительно!
И поленница выглядит не так, как вчера.
Это тоже подозрительно.
Надо выждать, пока что-нибудь прояснится. В соседней конюшне иногда бьет копытом лошадь, и в хлеву скрипят доски, когда большая свинья переворачивается с боку на бок. Звуки все знакомые и неопасные.
Тут из соседнего сарая выходит темный зверек и, стряхивая снег то с одной, то с другой лапки, бредет по саду. Это большой черный кот.
— Он еще далеко, — дрожит лис и, поскольку ему ничего больше не остается, следит за котом: а вдруг он сюда повернет.
Но кот, подойдя к поленнице, долго смотрит на ворону. Потом, став на задние лапы, обнюхивает ее и… Карак от ужаса чуть не падает навзничь. И даже добежав до реки, не может окончательно прийти в себя.
Он не понял, что произошло, но будет долго обходить стороной двор тетушки Винце и не притронется к дохлой вороне.
Ведь кот, принюхавшись, сделал грациозный прыжок и очутился на вороне, но тут точно сверкнула молния, раздался щелчок, и никакие вороны впредь не будут уже интересовать кота.
У Миклоша не было лисьих капканов, и он поставил на поленнице большой капкан, предназначенный для выдр. Поэтому кошке, по крайней мере, не пришлось долго мучиться.
Карак от волнения даже о голоде забыл; оглядываясь по сторонам, он заполз в камыши.
«Смотри-ка, Инь ест», — предав забвению случившееся, весело подумал он и как ни в чем не бывало принялся тоже пожирать собаку, ту, что была поменьше и потолще.
Лисица-гостья, успев набить брюшко, ела уже неохотно и вопросительно посматривала на Карака.
А он, помахивая хвостом, впился зубами в собачье ребро, точно это был медовый пряник. В этом был его ответ даме.
— Хватит ли нам обоим места? Да здесь еще полдюжины лисят могут резвиться.
Потом Инь растянулась на животе — она не могла больше проглотить ни куска — и положила голову на передние лапы. В этом движении было обещание принадлежать друг другу, короче, готовность заключить брачный контракт.
— Ешь, Карак, — как бы говорила она, — а я посторожу.
И когда петухи прокричали зорю, две сытые лисицы побрели в сторону камышей. Они шли, словно давно уже знали друг друга, и гостья заползла в роскошную нору Карака не раздумывая, будто родилась в ней. Она обнюхала все прихожие, залы, потом, удовлетворенная, с сытым урчанием улеглась возле лиса.
Время одному приносит радость, другому боль. Когда Инь закрыла глаза, тетя Юли открыла. И растерла ноющие от боли плечи.
