А вот белке не повезло: она отремонтировала взброшенный ястребиный дом, выстлала его мхом, а теперь гнездо покачивается, как лодка на причале. Нашей мохнатой приятельнице не грозит морская болезнь — опасаться этого не приходится, — но сук может сломаться, а гнездо упасть, и куда в таком случае деваться, когда все гостиницы закрыты ? В чужую квартиру ни с того ни с сего не вломишься, вдруг там живет большая сова или, что еще хуже, лесная куница, и незваную гостью ждет не слишком любезный прием.
Бурану, разумеется, не добраться и до любезных наших знакомых, до супружеской пары Инь и Карака. В своем замке — благодаря инженерному искусству отшельника-барсука — они и не замечают непогоды. Инь, хорошенькая молодица, сейчас обгладывает заячью ляжку, а Карак смотрит на жену с нескрываемым беспокойством, вернее, с завистью. Во всяком случае, в глазах у него написано:
— Инь, прибереги на черный день.
— Ты принесешь еще что-нибудь. Неужто, Карак, не принесешь ?
— Конечно, — моргает лис, а про себя злится: «Где я, черт подери, снова найду какого-нибудь отпрыска Калана, словно для меня приготовленного, об этом моя легкомысленная супруга не думает».
Этот упрек Карак таит в душе, ведь не скажешь такое молодой жене через несколько дней после свадьбы? Поздней он еще не то будет ей говорить, но пока что нельзя.
Но зайца, хоть это почти невероятно, лис и вправду нашел.
Он шел, брел по околице и вдруг застыл на месте.
—Вот так раз, Калан.
Заяц лежал навзничь, в неестественной позе, поэтому не мешало обдумать ситуацию. Карак на короткое время присел, потом, словно судебный следователь, осмотрел место происшествия, обошел вокруг трупа, возле которого была разрыта земля. Но ни следов, ни запаха убийцы не осталось.
«Странно…»
Осторожно, очень осторожно он взял зайца аа заднюю лапу, чтобы оттащить подальше, но тот был чем-то привязан к колу забора и не поддавался.
«Очень подозрительно!»
Отпустив с большой неохотой вышеупомянутую заднюю лапу, лис долго осматривался, но поскольку ничто не внушало опасений, схватил покойного зайца на этот раз уже за спину, но тут заскрипел кол, и Карак, испугавшись, бросил лопоухого.
«Что же это такое?»
Не стоит объяснять нашему упрямому другу, что Калан попался в самый обыкновенный силок, постыдное изобретение слабого человека, — все равно лис ничего не поймет.
А дело обстояло так: хозяин сада обнаружил, что к нему повадился ходить заяц. Разумеется, не ради мерзлых кочерыжек — Калан терпеть не может капусту, — а чтобы обгрызать горькую кору молодых деревцев, питательную и полезную для пищеварения. Вместо того чтобы обмотать стволы деревьев или сделать вокруг них ограждение, хозяин поставил силок из старой медной проволоки в том месте забора, где обычно пролезал Калан. А тот по неведению принял проволоку за безвредную лозу. Сначала он сунул в петлю голову, и ему сдавило шею. Тогда, объятый смертельным ужасом, подпрыгнул, и проволока стала душить его; несчастный заяц метался, но при каждом его движении петля затягивалась все туже, — пока окончательно не задохнулся.
Вот что произошло, но откуда знать это Караку? В воздухе, впрочем, не чувствовалось ни малейшей опасности, шаткий кол уже не казался таким страшным — заяц уже основательно раскачал его, — и потому лис продолжал тянуть зайца, пока не выдернул кол из земли, а потом, схватив добычу, со всех ног понесся домой.
На шее у Калана до сих пор болтается петля, и когда Инь обгладывает заячью ляжку, петля в полумраке мотается из стороны в сторону. По норе распространяется соблазнительный запах зайчатины, и Карак, в других делах такой выдержанный и стойкий, не может больше противиться соблазну. Он ложится на брюхо возле своей новой супруги, забыв о том, что надо приберечь что-нибудь на черный день.
Буйства зимы здесь почти не слышно, потому что снег забил входы в нору, лишь доносится треск, когда буяны, подручные ветра, после долгих атак расправляются с каким-нибудь старым суком.
Молчат засыпанные снегом дупла, и только на берегу реки в дупле старой ивы тщетно ждет Лутру маленькая выдра. Она прождала уже всю ночь и весь день, под стон ветра, звучавший то грустным кларнетом, то хриплым контрабасом. В конце концов она повесила на крючок вуаль своего сомнительного вдовства и занялась генеральной уборкой, а это лучшее лекарство от всех печалей.
Самочка принялась копать землю, расширяя свое жилище. Под трухой оказался толстый слой песка, и работа продвигалась быстро. Передние лапы разгребали песок, отбрасывая его задним, а те отправляли в нутро старой ивы. Снаружи шел шумный бой великанов, и потому выдра трудилась без предосторожностей. Правда, буря постепенно стихала и через несколько часов совсем прекратилась. К этому времени в стволе ивы скопилась уже высокая куча трухи и песка.
Новая удобная нора была уже не в дупле ивы, а в сухом песке. Самочка, усталая, но довольная и успокоенная, обнюхала новый дом, но даже не подумала сказать:
— Ах, Лутра, где ты? Или:
— Посмей прийти сюда, подлый изменник!
Она чувствовала, что у нее будут дети, которых ей надо родить и так или иначе вырастить. И Лутра теперь был ей уже не нужен. Более молодые пары держатся, в основном, вместе, но старые самцы не переносят суеты семейной жизни и хныканья малышей.
Не будем поэтому говорить, что маленькая выдра, ощущая, что ей чего-то недостает, страдала от тоски.
И Лутра, признаемся честно, не бился головой об стену, восклицая:
—Ох, какой я мерзавец! Зачем я бросил такую хорошую жену?
